Ведущий марафона «Єдині новини», сценарист документальных проектов Акима Галимова «Скарби нації. Україна. Повернення своєї історії» (1+1 Продакшн) Руслан Шарипов говорит, что россияне всегда пытались лишить украинцев памяти. Сейчас он работает над вторым сезоном проекта «Українські палаци. Золота доба», съемки которого начнутся уже в ближайшее время. В фильме речь идет об украинской аристократии, разрушенных дворцах и похищенных россиянами книгами, которые раскрывают многие исторические тайны.
В эксклюзивном интервью «ФАКТАМ» Руслан рассказал о родных на оккупированных территориях, отце в россии и россиянах, которые веками воровали у украинцев не только сокровища, но и историю.
— Руслан, у вас татарская фамилия…
— Нет, я не татарин. Думал, что у меня корни узбекские, а оказалось, таджикские. Мой дедушка по линии отца из Самарканда, а отец уже наполовину узбек, наполовину украино-поляк, потому что его мама имеет польские корни. По папиной линии вышел какой-то невероятный микс, а по маминой чисто украинская история. Деда я своего никогда не видел, потому что у бабушки на него, наверное, была какая-то обида. Она не посылала мне его фото, хотя я просил неоднократно.
— А бабушку вы знали?
— Знал, хотя виделись очень давно — бабушка со своим младшим сыном переехали жить в Донецкую область. Мои родители развелись, когда я был еще маленьким. Мама нас с сестрой воспитывала сама с середины 90-х. Она работник бюджетной сферы, и я до сих пор удивляюсь, как она вытаскивала двоих детей, когда зарплату не платили по семь месяцев. Мама — мой герой на всю жизнь. О семье отца знаю немного. У бабушки двое сыновей — мой отец Закир и его брат Бакир. Но когда они пошли в школу, бабушка решила изменить их имена на более привычные для нашего региона — Александр и Борис. И всем учителям приказывала называть только так, чтобы им не докучали тем, что они восточной национальности, потому что в Советском Союзе был шовинизм. Кстати, бабушку в действительности звали Розалия, но она себе также сменила имя на Евгения.
Позже я почувствовал эту фобию и на себе, когда в студенческие годы пришел сдавать рубашку в одну из киевских химчисток. Там стоит пожилая женщина и обращается сразу на ты: «Как твое полное имя?» Я отвечаю: «Шарипов Руслан Закирович». Ей нужно было там какие-то бумаги заполнить. Она поднимает голову и говорит: «Нацмен?» Я даже не понял, что она мне сказала. Выходит, бабушка делала правильно, когда переименовывала сыновей. Мне очень нравится имя моего отца, и я горжусь своими корнями.
— Ваша бабушка до сих пор живет в оккупированной части Донецкой области?
— Да, возле Макеевки. Она жила в Полтавской области, но решила переехать поближе к младшему сыну в Донецк. Бабушка с дядей живут вдвоем. Сейчас я не знаю, кого именно они поддерживают, в 2014 году он пошел в так называемую «ДНР» работать водителем военного грузовика, поэтому мне абсрлютно не интересно, как у него дела.
Последний раз я был у бабушки в 2013 году, как раз перед Майданом. Помню, как приехал и разговаривал везде исключительно на украинском языке, а бабушка подходит на следующий день и просит: «Ты можешь здесь говорить по-русски?» Это меня сильно поразило. Потому что даже когда после школы я переехал из родного городка на Житомирщине в Киев, говорил только по-украински, хотя многие мои одноклассники переходили на русский. Но для меня это было принципиальной позицией. В Киеве в 2005 году, когда я заводил новые знакомства, люди, услышав мой украинский, почему-то всегда переспрашивали, не из Ивано-Франковска ли я случайно.
Еще в 2008-м был случай, связанный с языком, когда я поехал в Евпаторию (это была моя первая поездка в Крым). Захожу в магазин, и женщина из-за прилавка говорит: «Ребята, а вы откуда?» Отвечаю: «Ми з Києва», а она: «А, из Украины». Когда я это вспоминаю, очень абсурдно выглядят все обвинения, будто русскоязычных притесняли. Потому что мой языковой опыт показывает, что было наоборот.
— Где сейчас живет ваш отец?
— В россии, в Забайкальском крае. Мы иногда общаемся по телефону, но политических тем не затрагиваем. И о войне не разговариваем. Иногда он говорит, чтобы я приезжал к нему, будто бы там лучше, но я там был, и там точно не лучше. Однако из-за сильной пропаганды они верят, что у них лучше.
— Вы общаетесь до сих пор?!
— У нас состоялся разговор в первые дни большой войны, когда полетели российские ракеты и пошла техника. Отец сказал, что слышал об этом, но должен сейчас пойти по делам, поэтому от него не было ни малейшего сочувствия. Не знаю, с чем это связано, но отсутствие даже минимальной реакции меня тогда немного огорчило.
Однажды он мне звонит и говорит: «Ты не поверишь, стою на кухне, готовлю и слышу твой голос из телевизора». А это была премьера документального фильма «Скарби нації» из цикла «Україна. Повернення своєї історії». Там в фильме был один эпизод о Гоголе, который я расследовал. Оказывается, на российском телевидении вышла целая передача о нашем с Акимом Галимовым фильме, где россияне вырезали самые болезненные для них моменты, которые мы осветили в фильме.
— Насколько искажена наша история россиянами?
— Это наш третий с Акимом фильм «Скарби нації. Україна. Повернення своєї історії». Фальсификация истории со стороны россиян — глобальная проблема. Сначала нам казалась эта тема довольно маргинальной. Мы обращались к разным историкам за консультациями, и они не делали акцент на том, что россияне каким-то образом украли у нас историю. Каждая страна интерпретирует историю по-своему. Например, в первой части был эпизод о жене Ярослава Мудрого Ингигерде, дочери шведского короля. Я отправился в Швецию, чтобы исследовать эту историю. Россияне говорят, что ее останки лежат в Новгороде, наши ученые доказывают, что она лежит в Киеве, и шведы это подтвердили. Ингигерда похоронена в Киеве, это доказано. Это лишь один из тысячи примеров того, как россияне воруют нашу историю, наших героев и культуру.
— В этот фильм вошел и эпизод о Каховском водохранилище. Что больше всего поразило, когда вы ездили туда на исследования?
— Что настоящие факты о казаках не сходились с тем, чему нас учили в школе. Было представление, что существовала только одна Запорожская Сечь, где жили казаки. Оказалось, что этих Сечей было много. И две из них ушли под воду, когда строили водохранилище. Все эти Сечи несут и материальную культуру. Например, когда раскапывали поле Берестейской битвы (времена Богдана Хмельницкого), нашли кожаные сапоги на казаках. Это говорит об их статусе — они точно не были голытьбой, как их изображали в книгах. Та Сечь, которую сейчас показывают нам в Запорожье — это все муляж, она и близко не стоит с тем, что может обнаружиться при раскопках настоящих Сечей. Поэтому было бы круто, если бы их не затопили снова.
— Откуда у россиян такая злоба к украинцам?
— Потому что мы лучше их. Если посмотреть на историю 16−17 века, у нас каждое село было богаче, чем русские города, и я не преувеличиваю. Но главная причина — очень банальная. О ней говорят все историки и политологи. Без Украины россия перестает быть империей. Вот они и боятся из-за этого.
— После нашей Победы, мы должны как-то с ними общаться…
— Нет, это невозможно. Я вообще считаю, что в программу репарации мы должны включить реституцию культурных ценностей. Даже Эрмитаж хранит много награбленного из Украины. Сейчас все страны цивилизованного мира возвращают друг другу множество незаконно перемещенных культурных ценностей. Мы должны требовать это, чтобы подобное больше не повторялось.
Фото предоставлены Русланом Шариповым