— Российская мина разорвалась в нескольких шагах от меня, — рассказал «ФАКТАМ» ветеран 72-й отдельной бригады имени Черных запорожцев киевлянин Иван Сорока. — Впереди шел мой побратим Юрий Новосад с Волыни. Он принял на себя основную часть осколков той проклятой мины и сразу погиб. Я выжил, потому что шел за ним. Но меня сильно ранило, я потерял зрение. «Кому я нужен — слепой!» — это первое, что я сказал после ранения. Но отчаяние уступило оптимизму, когда ко мне в госпиталь приехала любимая Владислава — почувствовал, что я ей нужен. Между нами тогда состоялся откровенный разговор о том, останемся ли вместе. Я сказал ей: «Ты подумай, хочешь продолжать отношения или нет». Она ответила: «Выкинь из головы эти мысли». Все это произошло в прошлом году, а уже скоро — 9 сентября — состоится наша с Владиславой свадьба.
— Вы вступили в ряды ВСУ в первые дни открытого вторжения?
— Сложилось так, что 23 февраля, буквально за несколько часов до начала большой войны, мне позвонили из военкомата (я как раз ехал домой с работы), сказали, что на следующий день в девять должен быть у них.
Утром незабываемого 24 февраля, прощаясь с родителями, я не загадывал, вернусь домой или нет, поскольку понимал, что иду на войну. В военкомате набирали бойцов в 72 отдельную механизированную бригаду имени Черных запорожцев, и я стал ее бойцом.
Уже 26 февраля с побратимами заняли позиции в селе Мощун возле Киева. Там шли очень ожесточенные бои, ведь россияне бросили в район Мощуна особенно много войск (в том числе и элитную 155 бригаду морской пехоты Тихоокеанского флота рф, которую полностью разгромили украинские воины. — Авт.), пытаясь прорвать украинскую оборону. Мы защищали свои позиции до 12 марта, пока из-за значительных потерь нас не сменили ребята из резерва ветеранов «Азова» (сейчас это третья штурмовая бригада).
— Вы тогда уже были знакомы со своей невестой Владиславой?
— Тогда еще нет. Вскоре после того, как оккупанты были вынуждены драпать из Киевской, Черниговской и Сумской областей, я с подозрением на воспаление легких попал в госпиталь (это было в начале апреля прошлого года). Тогда по интернету и познакомился с Владиславой. Вскоре вернулся в свое подразделение. Нас тогда перевели под Иванков (райцентр Киевской области) и я имел возможность время от времени на день или полдня приезжать домой в Киев. Это дало возможность встречаться с Владиславой. Почувствовал, что мне интересно с ней общаться и что влюбился. Через несколько недель я предложил любимой стать моей женой. Она согласилась.
Вскоре меня отправили на Донбасс. Затем (в августе прошлого года) последовало ранение. Поэтому со свадьбой вышла задержка. Но она должна состояться уже скоро — запланирована на девятое сентября. Уже пригласили свидетеля и дружку. На свадьбу приедут ребята, вместе с которыми воевал с первого дня полномасштабного вторжения. Получим с Владиславой «Свидетельство о браке» и переедем в арендованную квартиру, будем жить отдельно от родителей.
Кстати, через день после свадьбы, 11 сентября, будет мой день рождения — исполнится 27 лет.
— Где именно вас ранило?
— Возле Горловки. Наши передовые позиции находились где-то в четырех километрах от нее. Поступил приказ отойти на запасные позиции, потому что наша передняя линия, на которой мы стояли, была разрушена, там оставалось мало людей. Начали отход ночью, но рассвет застал нас в пути. Враг заметил движение и открыл минометный огонь. Тогда меня и ранило.
Читайте также: «Обломки застряли в голове, и медики не давали никаких шансов»: история мужественного воина-художника из Винницкой области
— Вы слышали «выход» мины?
— Первые «выходы» мы слышали, но «выход», так сказать, «нашей» мины не слышали.
— Почему?
— Когда мина летит прямо на тебя, ты не слышишь ее свиста и шума.
— После взрыва вы потеряли сознание?
— Нет, не потерял. Меня отбросило взрывной волной, я не мог встать. Четко помню, что в тот момент мелькнула мысль: «Это конец!» Но полежал пару минут и понял — не все потеряно, нужно что-то делать. Я перевернулся на левый бок, потому что правая рука висела на сухожилиях (открытый перелом). Стал звать ребят.
— Сколько бойцов было в вашей группе?
— Десять. Но сразу после ранения я не знал, сколько уцелело. Звал на помощь, вскоре ко мне подбежали побратимы, наложили турникет, чтобы остановить кровотечение. Как раз в то время наша эвакуационная машина неслась в Бахмут. Медикам, которые в ней ехали, сообщили, что в нашей группе есть раненые, поэтому машина вернулась, чтобы нас забрать. В значительной степени благодаря этому удалось меня спасти.
Читайте также: Жизненный марафон несокрушимости Сергея Храпко: как ветеран войны без конечностей помогает побратимам
— Вам было очень больно?
— Боли не чувствовал — из-за шокового состояния. Я прощупал себя, понял, какие получили поврежения.
— Кому первому сообщили, что ранены?
— Обстоятельства тогда сложились так, что почти неделю никто из близких мне людей не знал, что со мной. Вышло так: 2 августа я написал сообщение невесте. А на следующий день меня ранило. Один из осколков пробил мой телефон, поэтому почти неделю у меня не было связи. К тому же при мне не было документов. Только 9 августа смог сообщить близким, что жив.
— У вас было предчувствие, что получите тяжелое ранение?
— Не исключено, что было. Дело в том, что где-то в конце апреля прошлого года, когда мы еще были на Киевщине, приснился сон: сижу под сосной, и вдруг в меня попадает мина. А через три месяца, в августе, уже в реальной жизни попал с побратимами под минометный обстрел. Был ли этот сон вещий? Не знаю.
— Есть шансы на восстановление зрения?
— Надежда была и будет сохраняться в дальнейшем, ведь живем в эпоху стремительного развития технологий, в том числе медицинских. На мой взгляд, технология, с помощью которой станет возможным вернуть мне зрение, появится именно в Украине. Потому что у наших офтальмологов накопился очень богатый опыт из-за войны, которая длится уже девять лет. Надежда на них и их сотрудничество с коллегами из США, Канады, стран Европейского союза, Японии, Австралии.
Читайте также: «Оккупанты только на меня одного использовали противотанковую ракету. Считаю это уровень»: история войны Дмитрия Устименко
— Вы видите свет?
— Да, но, вероятно, так продлится не очень долго. Ведь происходит субатрофия глаза — фактически его отмирание. Когда я еще находился в больнице, мне говорили, что через три месяца полностью перестану видеть свет. Однако прошло уже больше семи месяцев, но хуже с глазами не стало, потому что там еще сохранилась часть сетчатки. Что с ней будет происходить дальше, увидим.
— У вас есть планы освоить какую-нибудь профессию или открыть бизнес?
— Да, есть. Мне ведь всего 27 лет. Поэтому есть смысл и высшее образование получить, и освоить интересную мне профессию. Но конкретного плана пока нет, потому что прошел только год после тяжелого ранения. Все силы и время отнимали лечение, прохождение реабилитации. Сейчас занимаюсь оформлением документов. Когда эта задача будет выполнена, у меня будет время на выбор профессии по душе.
Здесь следует сказать, что некоторые ребята считают, что после таких ранений, как сейчас у меня, жизнь в определенном смысле закончена. Но я понял, что это не так. Жизнь становится даже более интересной: если не видишь, то рисуешь в воображении окружающих, обстановку вокруг, события. И это любопытно. Буду работать над этими навыками, чтобы делиться ими с ребятами, которые перестали видеть из-за ранения.
— Сколько хотите иметь детей?
— Я хочу не менее двух. А любимая говорит, пусть родится первый ребенок. Заводить ли второго, решим потом. Однако я твердо стою на своем — будем иметь как минимум двух детишек. Ведь численность населения Украины не слишком велика. Поэтому нужно рожать больше детей, воспитывать их, давать образование, выводить в жизнь. Тем самым поднимать нашу страну.
Ранее «ФАКТЫ» рассказывали историю бойца 79-й отдельной десантно-штурмовой бригады Андрея Кучера, который после тяжелого ранения создал Союз раненых военных Украины «Міцні 300», чтобы помогать пострадавшим на войне побратимам.
Фото предоставлены Иваном Сорокой