Интервью

«Ответили, что могу обратиться к путину»: чтобы узнать, жив ли ее единственный сын, мать пошла на отчаянный шаг

12:20 — 6 ноября 2023 eye 4504

Фактически год жительница Бучи Татьяна Попович не имела информации о своем единственном сыне Владиславе, который попал в российскую неволю в начале полномасштабного вторжения, чудом пережив Бучанскую резню, устроенную тогда оккупантами. Одно-единственное письмо от него из тюрьмы на территории россии мама получила в сентябре прошлого года. После этого — никаких известий. Чтобы узнать хотя бы, жив ли сын, Татьяна была вынуждена недавно пойти на отчаянный шаг. Об этом она рассказала в эксклюзивном интервью «ФАКТАМ».

«Пожилой мужчина нашел раненого Влада на мерзлой земле возле одного из дачных домиков»

— Не имея фактически год писем от сына или каких-либо сведений о нем, я решилась на неординарный шаг: написала по электронной почте в министерство обороны российской федерации, — говорит Татьяна Попович. — Прикрепила фото письма, которое пришло от Влада из неволи. Спросила, где мой сын сейчас находится, каково состояние его здоровья, разрешено ли ему передавать передачи (лекарства, средства гигиены, продукты, одежда), общение (письма, по телефону) с родственниками, можно ли его посещать. Буквально через 5 минут пришел ответ: «Ваше заявление будет рассмотрено, в течение трех дней придет ответ».

Ответ пришел не через трое суток, а позже. Но это не существенно. Важно, что пришел и что в нем написано: мой сын находится на территории россии (конкретное место не указано), «его состояние удовлетворительное». Так, я узнала главное для себя — что Владислав жив. В ответе также содержался список российских государственных органов, к которым я могу еще обратиться по моему вопросу (в том числе, к президенту рф путину). Понятно, что нет смысла это делать.

Что меня, мягко говоря, удивило в этом ответе, так это то, что россияне ссылаются на Женевские конвенции (как будто они их соблюдают!), согласно которым я имею право отправлять сыну в российскую тюрьму письма и открытки — через Международный Красный Крест. Но когда в прошлом году пришло на данный момент одно-единственное письмо от Влада, я сразу же написала и отправила ответ. Сделала это так, как было указано в сопроводительном пояснении к письму сына. Но больше от него ничего не получила.

— Владислав был военным?

— Нет, гражданским.

— Как он попал в российскую неволю?

— Я провела собственное расследование того, как это произошло, на некоторые вопросы ответа не нашла до сих пор. Сложилось так, что незабываемого 24 февраля я находилась не дома в Буче, а в Кировоградской области. Мобильная связь с Бучей была только в первое время. Так что я не знала, что там происходило во время оккупации. Примчалась в Бучу через несколько дней после ее освобождения и бросилась искать сына, а также активно занялась волонтерской работой.

Тогда было известно только, что второго марта 2022 года Влад ехал на микроавтобусе с нынешней женой своего отца Полиной. Находившиеся на блокпосте российские солдаты открыли по ним огонь. Владу пришлось остановить микроавтобус. Они с Полиной вышли, подняли руки. Но россияне продолжили стрелять. Чтобы спастись, Влад и Полина перепрыгнули через отбойник, поползли. По ним открыл огонь снайпер. В какой-то момент машина взорвалась. Видимо, ее осколки и попали Владу в правую ногу. Полина говорит, что потеряла сознание, очнулась среди ночи, Влада рядом уже не было.

Вот все, что мне смогли рассказать, когда я вернулась в Бучу. То есть, жив ли сын или погиб, никто не знал.

Читайте также: «Такое впечатление, что расстреливали людей ради развлечения»: в Буче найдено видео с лицами оккупантов, совершивших ужасные преступления

— Выходит, пришлось искать его среди жертв Бучанской резни?

— Да, пришлось. В окрестностях Бучи тогда полиция начала эксгумацию тел людей, убитых российскими оккупантами. Я искала сына среди трупов. Открывали очередную могилу — и я молилась, чтобы там не было Влада. Меня трясло от нервного перенапряжения. Тогда был создан канал в Telegram, на котором размещали фотографии погибших, тела которых находились в тех захоронениях. К тому же фото вывешивали перед городским моргом. Мы тоже ходили их смотреть. Среди них опознали моего кума, нашего соседа… Распознавали в основном по одежде — потому что по телам узнать было, как правило, крайне тяжело.

— Когда вы были в Кировоградской области, а Владислав — в оккупированной тогда Буче, у вас было предчувствие, что с ним случится беда?

— Вы знаете, не было. Как только началась большая война, я сразу же позвонила сыну, сказала: «Езжайте к бабушке в Иршу» (это село в Житомирской области). Он сообщил, что выезжают все вместе: Влад, его отец Валерий, Полина и двое ее детей. Я успокоилась, и после у меня была одна-единственная ночь, когда я спала — потому что была уверена, что они в безопасности. Утром позвонила по телефону Владу, спросила: «Как там бабушка, сестричка Лерочка?» (девочке тогда было 8 лет). «Я не знаю, мы в Буче», — ответил сын. Значит, они никуда не уехали. С тех пор я не могла нормально уснуть, по ночам — или в телефоне, или в телевизоре. Почти ничего не ела. Так продолжалось до 7 апреля, когда я ворвалась в Бучу и стала сама искать сына.

Прежде всего, настояла, чтобы бывший муж и его нынешняя жена показали мне на местности, где ранило Владислава. Рядом с этим местом находятся дачи. Я бросилась открывать сарайчики, какие-то каморки, даже туалеты, осматривать разрывы в сетке-рабице, которой ограждены дачи (может, Влад пролезал через одну из них), дергала калитки. Потом знакомые меня за это ругали: мол, оккупанты могли оставить там растяжки, мины. А я искали следы пребывания раненого сына — какие-нибудь его вещи или свидетелей. Как раз свидетеля и удалось найти — дядечку, который утром третьего марта поднял Влада с мерзлой земли.

Читайте также: «Я притворился мертвым»: расстрелянный решистами волонтер рассказал, как выжил

— А микроавтобус, в котором ехали Владислав с Полиной, оккупанты расстреляли второго марта?

— Да. На следующее утро пожилой мужчина нашел Влада на мерзлой земле возле одного из дачных домиков. Я вышла именно в тот двор, где это произошло — это и было предчувствие. Было так: я дернула очередную калитку, она открылась. Промелькнула мысль — сюда заходил Владик. Это происходило в начале апреля, на улице все еще серое — ни яркого солнышка, ни зеленого листика или травинки. Посреди двора стоят качели, окрашенные красной и фиолетовой красками. Качели показались мне тогда очень яркими. Я села на них — и сразу же мысль: здесь сидел мой Влад.

Пошла дальше и нашла дачника, который рассказал: «Да, здесь был раненый в ногу парень. Только видел его не я, а сосед, который сейчас находится в Киеве». Позвонила этому соседу (тому самому свидетелю), послала ему фото Влада. «Я поднял этого парня с земли, — сказал он. — Посадил на качели. Он был без одного ботинка. Парень извинялся, объяснил, что не бомж, что ранен». «Дитя, я вижу, что ранен — весь в крови», — ответил ему пожилой мужчина. Он напоил Владика водой и пошел за бинтами и едой. Вдруг начался обстрел. Дяденька побежал к себе, махнул Владу, чтобы прятался. Был бы кто-нибудь другой, помог бы Владу добраться до подвала. Но этот дачник так не поступил.

Обстрелы тогда обычно длились по 2−3 часа. Когда огонь наконец-то прекратился, мужчина не нашел на том месте Влада. И, вероятно, уже и не искал. У меня претензий нет — понимаю, что люди находились в шоковом состоянии.

Читайте также: «Карину перед убийством рашисты насиловали и пытали»: история девушки, переехавшей в Бучу с Донбасса

Впоследствии нашла еще одного свидетеля — мужчину, который видел, как Влад хромая выходил с дачных участков. Между ними состоялся разговор. Мой сын сказал, что ему нужно в Бучу. От того места примерно одинаковое расстояние до села Блиставица, где живет его отец, и до нашего дома в Буче. Он хорошо знает эту местность. Там находится озеро, на которое мы много раз ездили на пикники. К сожалению, на том поле, по которому он пошел, было едва ли не самое большое скопление военной техники оккупантов.

— Думаете, они схватили Влада?

— Да, вполне возможно. Его потом видели в поселке Немешаево Бучанского района. Местные рассказали, что оказывали моему сыну помощь. По их словам, он находился в шоковом состоянии, весь синий от побоев. Видимо, оккупанты его где-то подобрали, избили, вывезли на своей бронетехнике и потом бросили в Немешаево или рядом с ним.

В этом поселке орки не очень зверствовали, потому что почти не останавливались там. Когда по Немешаеву прошла их очередная колонна, местные начали выглядывать из большого подвала, в котором прятались. Тогда одна из женщин и увидела на лавочке очень измученного бледного молодого парня, который смотрел перед собой в одну точку. Сказала людям: «Давайте его заберем». Но сначала они побоялись, потому что это мог быть российский солдат. Эта женщина верующая, у нее, если не ошибаюсь, восемь детей. Она отвела Влада в подвал. Люди как могли помыли Влада мокрыми тряпками. Его одежда была вся в грязи. Сына переодели в вещи, которые удалось раздобыть. В ботинок на раненой ноге натекло много крови.

В доме на пятом этаже остался житель. Решили отвести сына к нему. Влад несколько дней жил у того человека и все стремился идти домой в Бучу. Наконец мужчина дал ему костыли, сказал: «Раз тебе так сильно надо, то иди». Но перед этим к сыну пригласили врача. Он осмотрел ногу и сказал, что помочь не сможет, потому что осколочные ранения. Если бы было пулевое, то он, мол, попытался бы вытащить пулю. Просто обработал рану и забинтовал.

«Молилась Богоматери, чтобы помогла найти сына, а если он погиб — то хотя бы его тело. На следующую ночь я узнала, где Влад»

— Где и при каких обстоятельствах оккупанты арестовали Владислава?

— Пока выяснить это нам не удалось. В последний раз люди видели его в Буче на месте, с которого должна была двинуться эвакуационная колонна. Но эвакуация в тот день не состоялась.

— О том, что сын жив и находится в российской неволе, вы узнали в сентябре прошлого года, когда получили от него письмо?

— Нет, узнала гораздо раньше — 9 марта. Это была чудесная мистическая история. Знаете, в народе говорят: как тревога, то к Богу. Поэтому в День матери 8 марта я молилась Богородице перед иконой, которую для Влада написал его крестный, художник по специальности (он человек верующий, пишет иконы и расписывает церкви). В молитве просила Богородицу, чтобы дала мне известие о сыне. Думала, если он убит, то хотя бы обнаружить тело. А на следующую ночь раздался звонок, из которого я узнала, что Влад жив, находится в россии в тюрьме.

Читайте также: «Неудержимое насилие путина не знает границ»: в Европе требуют провести международное расследование резни в Буче

— Кто вам позвонил ночью с этим известием?

— Молодой человек, Сергей, вернувшийся домой в результате обмена пленными. Он находился в россии в тюрьме вместе с моим сыном. Он тоже человек гражданский. Россияне схватили его, издевались, наконец вместе с другими пленниками отправили сначала в беларусь, а затем — в россию.

Он рассказал, что в зоне выделили отдельный барак для украинцев. По вечерам проводятся переклички. Сергей запомнил фамилии более 10 украинских заключенных из нашего киевского региона. Ему повезло — его обменяли довольно быстро. И вот дома он вместе со своей женой искали через соцсети родственников невольников, фамилии которых запомнил. Они засиделись за этой работой до ночи, и вдруг Сергей воскликнул: «Минутку, еще был Владислав Попович из Бучи». Жена Сергея сразу нашла по компьютеру мои контакты. Сергей говорит: «Звоним». — «Может подождем до утра?» — предложила жена. «Ты представляешь, как она ждет? Звони!» И Сергей мне позвонил. Я услышала, что мой Владик жив, хотела немедленно бежать к Сергею. «Успокойтесь, — сказал он. — Утром мы сами к вам приедем». Я все еще дружу с ними.

— Сергей с самого начала находился в неволе вместе с вашим сыном?

— Нет, их пути пересеклись уже в российской тюрьме.

— Они сидели в одной камере?

— Опять же нет, Сергей даже ни разу не видел моего сына — только слышал его на перекличках. Я спросила, мог ли мой сын самостоятельно ходить, ведь его ранили в ногу. «Он выходил из камеры своими ногами, — заверил Сергей. — Я это слышал». Он сказал, что некоторых ребят из-за очень жестоких допросов на перекличку в коридор волокли сокамерники. По звукам не сложно распознать, кто выходит самостоятельно, а кого тащат.

Читайте также: Об убитой в Буче женщине с красным маникюром, фото которой облетело весь мир, рассказали ее знакомые и свидетель преступления.

Сергей рассказал, что украинских невольников тюремщики избивают и издеваются над ними. Заключенных его камеры лупили до тех пор, пока у них не исчез в глазах страх. Из-за этого палачам стало неинтересно их бить, и они переключились на недавно прибывших пленных.

А еще я горько расплакалась от такого рассказа Сергея: смотритель открыл окошко в дверь камеры и скомандовал: «Пойте!» — «Что?» — «Песню мамонтенка из мультфильма». Там же есть такие строки: «Пусть мама услышит, пусть мама придёт, пусть мама меня непременно найдёт! Ведь так не бывает на свете, чтоб были потеряны дети». Понимаете, в плену в основном молодые ребята — фактически дети. Заставлять их петь эту песню — не что иное, как подлое жестокое издевательство.

— Сын вам снится?

— Снился за это время только дважды. В первый раз я увидела во сне, как ищу Влада, захожу в очень светлую комнату. Вдруг сын вышел из ванной комнаты, обмотанный полотенцем — такой чистый-чистый. улыбается. Спрашиваю: «Сынок, где ты был?» — «Мамочка, я не хотел, чтобы ты видела это». — «Показывай». Он отворачивает полотенце, и я вижу, что с правой стороны чуть выше почки черная дыра сантиметров 5 диаметром. Крови нет — просто черная дыра. «Что это?» — «Да ничего страшного». Я посмотрела в окно, а там тьма. Но видно, что подходит какая-то молодежь — очень веселая, с кульками с продуктами, пивом. Как на пикник собрались. Увидели меня. Я их не слышала, но по мимике, артикуляции поняла, что они говорят: «А, к тебе мама пришла. Так мы пошли». И скрылись в темноте. Говорю сыну: «Идем домой». — «Идем». И сон оборвался. Что он означал? К сожалению, во время оккупации Бучи многие друзья Владика погибли. Возможно, приходили погибшие. Они ушли в темноту, а Влад остался в светлой комнате. Вот такая моя трактовка.

— Каким был второй сон?

— Приснилось, что сын пришел домой, и ходит по комнатам, все проверяет. Я не могу остановить его, чтобы обнять. Мне так и не удалось обнять его. Сон кончился. После этого он мне не снился.

P.S. «На днях вышла книга писательницы из поселка Ворзель Ольги Воробьевой „Раны бучанской земли“, — рассказала Татьяна Попович. — Это сборник из 19 рассказов, в основе которых истории конкретных людей, ставших жертвами российских окупантов. Один из рассказов — о моем Владе».

Ранее журналисты издания New York Times провели несколько месяцев в Буче, что осветить ужасные детали военного преступления российской армии и обнародовать, какое именно подразделение оккупантов творило такие зверства.

Фото предоставлены Татьяной Повович