Военная корреспондентка ТСН (1+1) Наталья Нагорная вместе с оператором Игорем Серым стали первой украинской телевизионной группой, попавшей на Курщину. Репортаж Наталии, который она сняла в городе Суджа, «разорвал» информационное поле не только Украины. На россии против Нагорной возбудили уголовное дело. Но Наталья говорит, что ей это безразлично. Как и все остальное, связанное со страной-террористом, кроме нашего продвижения по россии и смерти путина.
В эксклюзивном интервью «ФАКТАМ» Наталья Нагорная призналась, что почувствовала, попав на россию и что поразило в общении с пленными и местными жителями.
— Наталья, что чувствовали, пересекая границу с россией?
- У меня с самого начала была уверенность, что мы сможем это сделать, хотя вокруг говорили обратное. У нас не было цели во что бы то ни стало сделать репортаж с Курщины. Цель была — зафиксировать момент. Потому что в журналистике войны сейчас много «черных дыр». К примеру, нас не пустили снимать освобождение Херсона. С того времени остались только видео из инстаграма, телеграма и ток тока. Думаю, не так должен выглядеть архив освобожденного города… Поэтому зафиксировать наше продвижение на Курщину для меня было историческим моментом.
Я сначала считала, что заеду на Курщину и буду счастлива. Но этого не вышло. Ведь когда ты видел много разрушенных украинских городов, страдающих украинцев, по-другому воспринимаешь события. То, что наши двигаются вперед — да, это радость. Оттягивают силы русских — да, пополнение обменного фонда — тоже. Но не было радости от того, что я ступила на русскую землю. У нас просто нет гена оккупанта.
— В вашем репортаже был яркий кадр, когда наши военные сбрасывают флаг россии.
— В этот момент я осознавала, что вроде бы страшная россия, которой они себя все время пытаются показать, тоже может получить оплеуху. И при этом делать вид, что ничего не произошло. Эта операция показала, что нам уж точно нечего бояться.
Нам удалось записать интервью с людьми, занимающимися курской операцией. Когда их слушаешь, понимаешь, насколько огненной она была.
— Какой вы увидели Суджу?
— С флагами с серпом и молотом. Российские авиабомбы падали по краям города. В подвале сидели местные — пожилые люди в основном. Наши военные оказывали им гуманитарную помощь и, я понимаю, мы не могли поступить иначе, следуя Женевским конвенциям. Это важно, если мы хотим быть адекватными на международной арене. Страна-агрессор — россия и военные преступления — это ее действия. Понимаю, на эмоциональном уровне некоторым это очень трудно принять, но нужно мыслить интересами государства.
— Вы общались с пленными?
— Да, среди них были срочники по 19−20 лет. Был парень, окончивший 9 классов. Разумеется, он не по идейным соображениям пошел. Общались с контрактниками — люди в целом с проблемами с законом. Был один контрактник, говоривший: «нам же говорили, что Украина на нас нападет, вот она и напала.» Вот уровень восприятия пропаганды! Был и кадровый офицер, пограничник, майор. Он говорил, что просто не ожидал, что так произойдет… Для меня, как украинки, было приятно понимать, что расплата рано или поздно произойдет.
— Известно, что после поездки фсб завело на вас уголовное дело.
— Да, за незаконное пересечение границы. Когда это случилось, меня все поздравляли. Я на самом деле не поняла, почему. Мне все равно. Мне вообще неинтересно, что происходит на россии, если это не наше продвижение вперед, не смерть путина, не крушение режима. А то, что против меня заводит дело страна, которая сама является незаконным вооруженным формированием, врагом своих же граждан, мне безразлично.
Читайте также: «Соседи на глазах друг у друга просто горели в огне»: телеведущий и волонтер Денис Минин о жизни во время большой войны
— Как вас воспринимали местные?
— Были люди, которые говорили, что нужно расстрелять их губернатора, потому что он их бросил. путин, по их словам, просто не знал, что здесь делается. Это был такой советский нарратив, что царь-император — святой и обманутый. Чаще всего, я там слышала: «мы же братья, нас просто политики поссорили».
— После Курщины вы сразу поехали на Донбасс.
— Да, и там понимаешь, что Курщина тебя не так и интересует. Сжечь нашу землю для россиян важнее, чем жить на своей территории. Для меня это как психиатрическое расстройство, в плохом смысле этого слова.
Читайте также: «Война закончится не какими-то громкими взрывами. Однажды россияне просто уйдут», — капеллан Василий Иванюк
— Как вы представляете день окончания войны?
— Я надеюсь, что она закончится внезапно. Но это не значит, что наступит спокойная, тихая жизнь. Недавно поймала себя на том, что стою и улыбаюсь, когда рядом взрываются снаряды. Просто в тот момент я осознала, что именно такой и будет моя жизнь. Единственное, что у нас осталось — выбор. 24 февраля 2022 года я решила, что остаюсь в стране. Война не была моим выбором, но нужно научиться жить во всем этом.
— Вы оставили что-нибудь на память о Судже?
— Наше знамя из Суджи, которое подписали наши защитники, будет в музее истории войны. А еще бутылка шампанского с надписью «На Курск!», которую я привезла с собой из Киева. Я просила каждого, кто имел отношение к этой операции, расписаться на ней. Сейчас передала бутылку на донат, за счет которого пополнится наша армия дронов.
Ранее «ФАКТЫ» публиковали интервью с Дмитрием Золотухиным: «Ситуация неопределенности — это теперь новая норма до конца жизни».