По словам главного столичного милиционера, соучастники этого преступления перевели средства на счет банка, потом скинули их на подставную фирму, обналичили и вывезли из Украины
Девять лет назад, когда начальнику киевской милиции генерал-майору Виталию Яреме было 33 года, он возглавил столичное управление уголовного розыска. Под его руководство попали 35-37-летние опытнейшие розыскники. «Войдя впервые в новом качестве в отдел по расследованию убийств этого управления, — вспоминает Виталий Григорьевич, — я почувствовал: меня здесь не воспринимают. В то время как раз расследовали дело об исчезновении двух 17-летних парней. У нас была информация о человеке, вызвавшем ребят на разговор, после которого они пропали. Мужчину этого мы задержали, зубры-розыскники ходили к нему в изолятор временного содержания, использовали весь арсенал оперативных методов — и безуспешно. Накануне того дня, когда его должны были выпускать, поскольку доказательств вины не нашли, в три часа я пришел к подозреваемому в следственную камеру с двумя пачками сигарет… Через шесть часов мы с ним выкурили все сигареты, и убийца написал мне явку с повинной, рассказал, где закопал трупы, как убивал этих хлопцев».
В какой-то момент «щелкнуло»: человек, несмотря на страх, поверил милиционеру, признался в совершении преступления и, по его же словам, почувствовал облегчение. После того случая подчиненные изменили отношение к начальнику. Говорят, сыщика Ярему как «честного мента» уважали даже преступники. А значит, не врали ему. Правда, как утверждает сам генерал, времена, когда криминалитет придерживался своего кодекса чести, давно миновали, еще в беспредельные 90-е. Сейчас, говорит Виталий Ярема, в Киеве нет ни одного вора в законе, разве что заезжие грузины, которых стараются побыстрее «вычистить». А оставшиеся в живых преступные авторитеты полностью отошли от своих кровавых дел. Главный милиционер Киева — один из немногих, кто почти все знает и помнит об этих людях. И не только о них.
«В прибалтийских странах полицейские участки закрываются в 16 часов»
- Виталий Григорьевич, практически вся ваша профессиональная жизнь прошла в Киеве, за исключением двух лет службы во Львове. Вы знаете столицу, и не всегда с лучшей стороны, но все же не раз говорили о том, как любите наш город. А есть ли у вас в Киеве любимые места, уголки, где вам уютно, куда хочется приходить чаще?
- Если у меня есть свободное время, стараюсь побывать с семьей в исконно киевских, исторических местах — Лавре, Софии. Люблю смотреть на Левый берег с площадки возле Арки воссоединения. Из жилых районов привязан к Оболони, где сейчас живу. Это место нравится и моей семье, дочка даже просит: «Папа, если мы когда-нибудь переедем, можно я буду ходить в эту же школу?» А моя служебная деятельность от рядового милиционера до заместителя начальника отдела прошла в Днепровском районе, в котором я знаю каждую улочку, каждый закоулок…
- Здесь вы были участковым и, я слышала, в те времена знали каждую квартиру, даже в мусорники заглядывали ежедневно. Это действительно так?
- Да, я обслуживал Никольскую слободку, Труханов остров, Гидропарк и рынок «Левобережный». Когда сейчас выезжаю на места преступлений, невольно сравниваю работу нынешних участковых со своей — раньше действительно дисциплина была жестче. Каждое утро в восемь часов участковые обходили свою территорию. Делал это и я: общался с дворниками, заглядывал в мусор, который выбрасывали. И если видел там какие-нибудь шприцы или окровавленные тряпки, это уже была информация…
- Случалось, что такая информация приводила к раскрытию преступлений?
- И не раз. На моем участке проживали около пяти тысяч человек, и я всегда знал, кто и где снимает комнату или квартиру. К сожалению, сейчас приезжаешь на место, где жили заезжие грузины, в течение трех месяцев совершавшие квартирные кражи и таскавшие к себе наворованное, и спрашиваешь участкового: «Ну почему же ты не знаешь, чем эти люди здесь занимались?» Конечно, не все милиционеры такие, но многие, похоже, идут работать в милицию с другими целями.
- Вы вспомнили о том, что раньше дисциплина была жестче. Известно ведь, что при тоталитаризме меньше преступлений и больше порядка, чем при демократическом устройстве общества. Вы милиционер и должны были бы предпочитать порядок…
- Я считаю, что демократическое государство, при всех его издержках, намного лучше тоталитарного. И это неоспоримо. Сейчас пытаемся всеми способами отойти от процессов, которые плохо влияли на работу милиции, в частности, от оценки ее деятельности по процентным показателям. Мы уже научно доказали (и министр с нами согласился), что судить о работе милиции по этим цифрам нельзя. За время подведения итогов деятельности этим способом наши специалисты по статистике, информационные центры разработали такие схемы, что можно, не выходя из кабинетов, имитировать вполне нормальный процент раскрываемости преступлений. В некоторых областях Украины, где, по статистике, в 2005 году было 80 процентов раскрываемости, на самом деле люди боятся выходить на улицу. В Киеве же на сегодня 40-45 процентов раскрываемости — и это соответствует действительности, обусловлено объективными обстоятельствами. Ведь чтобы, расследуя, например, дело «Элита-центра», узнать о движении денег по одному банковскому счету, мне нужна неделя для прохождения трех судов и решения всех формальностей, связанных с банковской тайной.
- В прежние времена вас бы уже давно сняли с должности с такой раскрываемостью.
- Да, хоть это реальные хорошие показатели. Если у кого-то они лучше, я уверен: или часть преступлений скрывается, или данные фальсифицируются. Еще одна примета демократии: каждую неделю председатель нашего профкома присылает мне письма о том, что я нарушаю права людей, заставляя их работать после 18 часов. Иногда мои требования действительно выходят за рамки трудового законодательства.
- Но у преступников тоже ненормированный рабочий день.
- У них немножко другие методы поощрения. Если бы, поднимая среди ночи на происшествие участкового или зонального оперуполномоченного, я за это платил бы им дополнительно, они бы поднимались с большим энтузиазмом. Но, к сожалению, их зарплата остается на одном — и не лучшем — уровне. Кстати, сейчас в связи с расследованием дела «Элита-центра» нашим сотрудникам приходится ездить за границу. И оказалось, что в полиции прибалтийских стран после 16 часов никакую информацию не получишь — все полицейские участки закрываются.
- И как же они борются с преступностью?
- Во-первых, они оснащены гораздо лучше, чем мы. Во-вторых, у них вообще спокойней — сказывается менталитет. Ведь преступность — это научное понятие, изучаемое криминологией. И когда речь идет о факторах, которые влияют на динамику и рост преступности, наука утверждает, что правоохранительный процесс составляет среди них только 10 процентов. А 90 процентов — это экономические, политические, демографические, социальные и другие факторы. От этого никуда не уйдешь.
- Вы уже несколько раз упоминали о самом, наверное, болезненном для сотен киевлян деле «Элита-центра». Вы лично им занимаетесь?
- Да, сейчас я ушел в отпуск, чтобы меня никто не мог обвинить в использовании админресурса в предвыборной деятельности, но каждый день с утра до вечера занимаюсь делом «Элиты». На его расследование влияет очень много нюансов. Отрабатываются несколько версий, поэтому расследование идет в разных направлениях. Одно из основных — розыск двух подозреваемых — Волконского и Шестака. Думаю, мы их найдем. Вторым направлением является поиск денег.
- Правда ли, что преступники обналичили деньги в Чернигове, в одном из иностранных банков?
- Они перевели деньги туда, а потом скинули на подставную фирму, зарегистрированную на… бомжей. И уже после этого обналичили 30 миллионов гривен, которые вывезли из Украины.
- А судьба остальных украденных у инвесторов средств, получается, пока не известна. Значит, их можно найти?
- Конечно, ведь всего подозреваемые присвоили 400 миллионов гривен. Такую большую сумму не спрячешь. Шанс найти их есть, и мы над этим работаем.
- В одной из газет появилась информация о том, что это дело теперь расследуется в МВД, а не в киевском главке.
- Знаете, так всегда: кому-то не нравится, что я мало рассказываю о расследовании. На это отвечаю: извините, у вас своя работа — у меня своя. Кому-то, может, и не хочется, чтобы делом «Элита-центра» занимались мы. Вопросы такие возникают, но пока это дело находится в расследовании следственного управления киевского главка.
- Считаете ли вы нормальным такое положение вещей, когда одного из руководителей «Элита-центра» Волконского целый год охраняло милицейское подразделение «Титан»?
- Во-первых, не «Титан», а «Беркут». Во-вторых, мы ведь год назад не знали, что он преступник. На сегодня в связи с нехваткой денег, горючего и так далее «Беркут» имеет около 30 договоров на охрану частных лиц. Это законно. Конечно, то, что Волконский оказался мошенником, для нас минус, но ведь это преступление — в сфере экономики. Он же не убийство при милиционерах совершил. Хоть, конечно, если бы правоохранители не настолько зависели от материальных, транспортных, бензиновых проблем, мы не охраняли бы никого и ничего, кроме общественного порядка.
Еще одним направлением расследования дела «Элита-центра» является изучение обстоятельств, способствовавших совершению преступления, причастности к нему должностных лиц многих государственных организаций. Назначены экспертизы, в том числе Государственного комитета земельных ресурсов, но фамилии людей, причастных к этой афере, узнают не раньше, чем против них возбудят уголовные дела, когда для этого будут юридические основания.
- Виталий Григорьевич, мои коллеги, знающие вас давно, утверждают, что Яреме можно верить. Говорят, он не лжет и, когда правду сказать нельзя, просто промолчит. Михаил Булгаков, как и вы, кстати, любивший и знавший Киев, писал, что говорить правду легко и приятно. А насколько это легко вам? Не испытываете ли давления в связи с такой привычкой?
- Не хотелось бы жаловаться, но я, будучи молодым человеком, так устал на посту начальника столичной милиции, что не раз хотел бросить все. Хотя, общаясь со своими предшественниками, слышал, что и с ними было то же самое: каждому хочется управлять человеком на моей должности, иметь карманного милиционера. Здесь мегаполис, столица, где происходят процессы, влияющие на жизнь страны. Очень часто у кого-то возникает соблазн решать все по звонку.
- Сопротивляетесь?
- А как иначе? Обращаюсь за поддержкой к министру, и, если бы не он, уже, наверное, не работал бы.
«В конце 90-х случались ночи, когда меня по четыре раза поднимали на происшествия»
- Вы практически ничего не рассказываете о своей семье. Есть ли у вас свои традиции?
- Семья у меня хорошая. Жена работает на одной фирме консультантом по выращиванию цветов, но в основном занимается детьми: 18-летним сыном, студентом юрфака университета, и дочкой — ей 13 лет. Ведь из-за своей загруженности у сына в школе я был два раза — 1 сентября, когда привел его в первый класс, и на выпускном вечере. Традиции у нас в семье самые обычные — в выходные стараемся проводить вместе хотя бы часа три. Ходим играть в боулинг, в кино. Сыну сейчас все чаще хочется убежать к друзьям, но он все же бывает с нами, а дочка очень любит такие выходы, всем подружкам сообщает: «У нас сегодня семейный день».
- Ваш сын не захотел пойти по стопам отца?
- Были такие мысли, я его даже водил в наш институт на факультет криминальной милиции, по другим вузам поездили. Если он захочет, сможет работать в милиции и после юридического факультета, но, честно говоря, я не советовал бы сыну повторить мой путь. Каждый желает добра своим детям, и я не хочу, чтобы с моим ребенком случалось многое из того, что было со мной. И жизнью не раз рисковать приходилось. Такой вот чисто эмоциональный подход — может, он и подлежит критике. Хоть сейчас, когда по городу развешены бигборды с моей фотографией, сыну это очень нравится. Он приходит домой возбужденный, отвечает на вопросы друзей. Но ведь это только одна сторона моей жизни.
- Вы говорите, что часто рисковали жизнью. Что, иначе нельзя было?
- В 1997 году мы задерживали некоего Шухалина — на его счету было 48 разбойных нападений с применением огнестрельного оружия. Он, например, мог подойти к стоящей машине с водителем в салоне, открыть дверь и выстрелить водителю в ногу. Когда он падал от боли, бандит садился за руль и угонял машину. Беспредельщик еще тот, наркоман. Его любимым фильмом был «Леон-киллер». Преступник практически в упор стрелял из пистолета ТТ в грудь двум милиционерам — они лишь чудом выжили. И вот мы вычислили Шухалина и собрались задерживать на Индустриальном мосту, где он назначил деловую встречу на трамвайной остановке. Разбойник перекрасился, надел очки — не узнать. Шел с полиэтиленовым пакетом в руке, а там пистолет с патроном. Задерживали его в считанные секунды — ведь вокруг люди, спецназ применять нельзя. Я направился ему навстречу, а, оказавшись за спиной, оглушил преступника рукой. Когда Шухалин ненадолго потерял сознание и я заглянул в кулек и увидел пистолет с патроном, то даже немного сдрейфил.
- Вы дома служебные дела не обсуждаете?
- Стараюсь семью оберегать от этого, хотя, когда с 1997 по 1999 год я возглавлял столичный уголовный розыск, иногда за ночь меня по четыре раза поднимали на происшествия — в иные ночи происходило по четыре убийства.
- И вы успевали вернуться и лечь спать?
- Да, успевал раздеться, лечь в постель — потом снова звонили, я уходил и только под утро уже оставался на работе и домой не возвращался. Никто так не ощутил этого, как моя жена.
- Говорила вам хоть раз: «Зачем я вышла замуж за милиционера»?
- У нас совсем другие отношения. Мы любим друг друга, и я думаю, что это основной показатель семейной жизни. Семья у нас крепкая — тьфу-тьфу, я стараюсь меньше о ней говорить. Все мои успехи в служебной деятельности связаны с поддержкой семьи.
- Часто приходится слышать об утечке милицейской информации. А насколько вы доверяете своим подчиненным? Есть ли у вас то, что называется команда?
- Я воспитанник службы уголовного розыска и больше всего доверяю ей. У нас никогда не было предательства. Поэтому и мой первый заместитель, и большинство начальников подразделений — сыщики и оперативники, которым я доверяю. Хоть вообще случаи утечки сведений в киевской милиции есть. Сейчас мы проверяем факт продажи целых компакт-дисков со скачанной у нас оперативной информацией.
А вообще, когда я пришел сюда год назад работать, то не спешил увольнять сотрудников. У меня нет команды: по-моему, она нужна, когда есть темные дела, необходимо все время что-то решать. Мне этого не надо. Все изменения в кадровом составе, особенно в руководстве, связаны с порядочностью людей. Узнавал, что какому-то руководителю заносят подарки, — только после этого увольнял.