Дочь великого хирурга 27 лет лечит тех, у кого больное сердце. Она утверждает, что в Украине самая высокая смертность от сердечно-сосудистых заболеваний среди европейских стран и без изменений в сфере здравоохранения не обойтись
Всю жизнь Екатерина Амосова старалась быть непубличным человеком. Но с ее фамилией это невозможно. Интерес к дочери одного из самых известных кардиохирургов Советского Союза проявляли и журналисты, и коллеги отца. В медицинском мире знали: Катя в 15 лет, раньше сверстников, окончила школу, поступила в мединститут и, конечно, училась на «отлично». Со временем стала юным кандидатом медицинских наук, в 32 года защитила докторскую. Отец гордился дочкой, но проявлять чувства не привык. И окружающим казалось, что Николай Михайлович излишне строг к близким. «Я всегда знала, что он меня любит, — говорит Екатерина Николаевна. — А вот уважение надо было заслужить и подтвердить. Старалась жить так, чтобы быть в его глазах уважаемым человеком. Отца нет уже три года, а я до сих пор мысленно спрашиваю, доволен ли он мной… »
Екатерина Амосова возглавляет кафедру госпитальной терапии Ь 1 Национального медицинского университета, руководит Центром кардиологии Центральной городской клинической больницы, является членом-корреспондентом Академии медицинских наук Украины, редактором журналов «Сердце и сосуды», «Терапия». На вопрос, может ли человек справляться со всеми этими обязанностями, отвечает утвердительно. Чтобы больше успевать, начала водить автомобиль. На нашу встречу, несмотря на снегопад и дорожные пробки, приехала за рулем.
- Екатерина Николаевна, вы давно водите машину?
- Почти два года. Правда, начинала водить лет 17 назад. Но у нас с мужем была общая машина, и я оставила это дело. К тому же дочка родилась, было не до вождения. Когда появилась возможность купить вторую машину, я сдала на права.
- Получаете удовольствие от вождения?
- Нет, зато экономлю время. А мне надо в течение дня много перемещаться по городу. Как профессор я должна читать в университете лекции студентам, обсуждать работы со своими диссертантами (их у меня сейчас около 25), выступать перед врачами, консультировать больных в разных медицинских учреждениях города. А еще надо заниматься наукой, постоянно быть в курсе новых исследований. Открытий в области кардиологии не сделала и, к сожалению, не сделаю. Но что-то новое в подходах к лечению появляется постоянно. Это надо анализировать и применять, если есть надежда спасти от смерти больше людей. С сердцем ведь у наших граждан огромные проблемы: по статистике, причиной смерти более 50 процентов людей являются сердечно-сосудистые заболевания. Украина по уровню смертности от этих болезней опередила все страны Европы!
- Вас всегда интересовало человеческое сердце?
- Безусловно, повлияли «сердечные» разговоры, которые велись дома, потому что уже при моей сознательной жизни папа занимался только кардиохирургией. Это очень драматичный опыт! Разговоры были не только о больных, оперированных на сердце, но и о диагностике, реанимации. После окончания института я пять лет проработала в отделении кардиологической реанимации. Затем пошла в терапию.
- Мысли о хирургии, об операциях на сердце не допускали?
- Нет. Четко понимала свои возможности. Я не рукодел! У меня не развиты эти навыки. Кроме того, в хирургии необходимо уметь быстро принимать важные решения, когда нет времени на раздумья. Это деформирует характер хирурга: появляется уверенность в себе, которая граничит с самоуверенностью, проявляющейся затем не только в профессиональной сфере. Быстро принять решение и нести за него ответственность — большое мужество. Мне же всегда необходим запас времени, чтобы хорошо подумать. Решение должно быть действительно правильным. Вот почему вопрос о хирургии у меня не возникал никогда.
- Но муж у вас — хирург. Он быстро принимает решения?
- О да! Муж — типичный хирург! Типи-и-чный. Мы с Владимиром Мишаловым однокурсники. (Мишалов Владимир Григорьевич — заведующий кафедрой госпитальной хирургии Ь 2 Национального медицинского университета имени А. Богомольца, доктор меднаук, профессор, лауреат Государственной премии, заслуженный врач Украины. — Авт. ) Вся моя жизнь прошла рядом с хирургами — отцом и мужем. Это меня воспитало как члена семьи. Когда я видела, что мужчины издерганы, устали, не хотят разговаривать, не приставала с разговорами. (Смеется. ) В нынешнем году мне исполнилось 50 лет. В узком семейном кругу мы отмечали юбилей, и муж, произнося тост, сказал: «С моей женой можно идти в разведку». Это правда.
- Маме вашей тоже хватало мудрости в семейной жизни?
- В основном да. Хватало! Потому что она испытала гораздо больше, чем я. На детях-то срываются значительно меньше, чем на женах. По-моему, жена для того и нужна, чтобы быть громоотводом. Но у моей мамы твердый характер. Когда началась война, она была студенткой. Пошла на курсы медсестер, затем — добровольцем на фронт. Ей чудом удалось выйти из окружения, в одном госпитале судьба свела ее с моим отцом. Он был хирургом, она — операционной сестрой. Отец, русский, никогда не думал, что будет жить в Украине! А мама, Денисенко Лидия Васильевна, украинка, родом из Днепропетровской области. Вместе они прожили 59 лет. Торжественных дат своих никогда не отмечали. У папы не было обручального кольца, а у мамы оно появилось, уже когда я была взрослой! Кольцо — это деталь. У людей того поколения вообще не было никакого вещизма!
- А у вас?
- Мои разговоры о материальном очень раздражали отца. В этом отношении до амосовской планки я не дотягиваю. В молодости любила носить украшения. Безусловно, себя контролировала, но не могла устоять! А в последние годы колец не надеваю. Руки у врача должны быть свободными. Надо просто поставить себя на место больного: ты приходишь за помощью, а в кабинете какая-нибудь дама вся в украшениях сидит. Нехорошо…
- Дочь пошла по вашим стопам?
- Она учится на первом курсе медуниверситета. Но как сложится ее жизнь, неизвестно. Пока она не любит, чтобы о ней говорили. Это ее право. Когда появилась Аня, мои родители, конечно, были счастливы. Правда, папа не стал от этого сентиментальным. Он считал: любовь любовью, но уважение ребенок должен заслужить. Так воспитывали и меня. Когда я разбирала отцовский архив, нашла сложенные в две отдельные папки детские рисунки, самодельные открытки — мои и Анины. Отец их хранил. Меня это очень тронуло. После папиной смерти мы передали весь его архив Академии наук Украины. Это была кропотливая работа, в которой неоценимую помощь оказали сотрудники академии.
- Как при такой загруженности вам удается поддерживать хорошую форму? Ведь врач должен думать и о своем здоровье, и о том, как он выглядит. Помню, несколько лет назад вы резко похудели почти на 15 килограммов. Диета, занятия спортом…
- И спорт, и диета — все было. К сожалению, после того как резко похудела, немного лишнего набрала, потому что очень трудно удержаться. Есть такая фраза: «Сохранить богатство труднее, чем его приобрести». В отношении веса — то же самое. Нелегко держаться на том уровне, которого достиг сейчас. Тренируюсь по часу шесть дней в неделю. Занимаюсь степ-аэробикой, контролируя пульс, с тренером разрабатываю разные группы мышц, плюс дома час отвожу на суставную гимнастику. Совершенно спокойно могу вставать в шесть утра или в половине шестого. А ложусь рано, в 10-11.
- На домашние дела хватает времени?
- Совершенно не хватает! К тому же если есть возможность избавиться от рутинных домашних дел, то лучше не скрести квартиру, а разговаривать с близкими. Не так просто беседовать, когда на работе перед тобой проходят сотни лиц. Кроме того, дома статьи для медицинских журналов редактирую, диссертации читаю. В спальне забираюсь с ногами в кровать, обкладываюсь всем этим. Отец меня не одобрил бы с таким «рабочим местом». Сто процентов — не одобрил бы!
- Часто так сверяете свои поступки?
- Постоянно.
- А что бы он одобрил?
- То, что мы с мужем издаем журнал «Сердце и сосуды». Разговоры об этом еще при жизни отца были. Поэтому с презентации журнала весной 2003 года я сразу поехала на кладбище к папе.
- Чего он не терпел в людях?
- Чего не терпел… Ну, лжи — это понятно. Мещанства, безделья, глупости.
Я жалею о том, что «недоразговаривала» со своим ребенком. Или говорила не о том, о чем надо было. Это факт! Отец со мной чаще беседовал.
- Неужели?
- Да, чаще.
- О чем вы говорили?
- Я могла критиковать одноклассников или однокурсников: тот, мол, плохой и тот… А папа удивлялся: «Как ты можешь так относиться к людям?» Если ему кто-то говорил: «Николай Михайлович, у вас есть завистники, они отзываются о вас плохо», он эти разговоры пресекал сразу. Цельный человек! Главным для него было приносить пользу. Он людей не переоценивал, добреньким казаться не стремился, но остро чувствовал, что именно может обидеть человека или поставить в неловкое положение. Помню, когда я училась в младших классах, начала собирать марки. А их ведь надо было покупать! И вот когда мы с отцом шли мимо киоска по улице Красноармейской, я попросила его купить за десять рублей марки какой-то африканской страны с очень красивыми яркими рыбками. Отец их купил, а когда увидел, что рядом стоит соседская девочка из малообеспеченной семьи, сказал мне: «Это был некрасивый поступок на глазах у человека, который такую покупку сделать не может». В то время отец получал зарплату, наверное, 500 рублей, а буханка украинского хлеба стоила 20 копеек.
- Как отец тратил деньги?
- Он вырос в бедности. В папиных книгах написано, что в школьные годы сахар-рафинад пилил на кусочки, чтобы его хватило на 30 дней. И никогда не позволял себе съесть два кусочка в один день. Поэтому, даже начав зарабатывать, папа жил очень скромно и откладывал деньги на старость. Они с мамой на такси не ездили. У них в квартире стояла, скажем, очень скромная, по нынешним меркам, мебель. Но внешняя сторона жизни отца не интересовала. Мне было лет 13, когда он продал машину «Волгу» и сказал, что частная собственность его не интересует. С большим трудом мама убедила отца купить дачу, от которой он потом лет десять получал удовольствие. Родители там по полгода жили. Папа своими руками скамейки сделал, разные приспособления, лампу… Старался, чтобы было удобно и функционально. Но со стороны это выглядело, наверное, странно: все на шарнирчиках, на проволочках, лейкопластырем прикручено…
Отец планировал, что в старости ему нужны будут деньги, чтобы не зависеть ни от меня, ни от государства. А когда старость пришла, все его сбережения на сберкнижке сгорели полностью. Как он после этого начал экономно жить — отдельная история. Когда понадобился кардиостимулятор, ему его подарила фирма. Операцию в Германии оплатили из городского бюджета. Отец не зацикливался на материальных благах, но мог порадоваться какой-то новой технике, удобному креслу, художественным альбомам…
- Вы приобретали авторитет как врач и как ученый. Почему сейчас заинтересовались политикой?
- Мне кажется, приток профессионалов пошел бы только на пользу нашей политической системе. В этом отношении меня особенно заинтересовала партия «ЕКО+25». Она избегает политических лозунгов, у нее есть программа, которая мне подходит. Если говорить о медицине, то и больной, и врач страдают от несовершенства действующего законодательства и отсутствия необходимых законов. У нас нет закона о правах пациента, но нет и закона о правах врача. Пациент часто бывает прав, но не всегда. И когда профессионал страдает незаслуженно, это печально. Это можно и нужно исправлять через Верховную Раду.
Еще один пример. Наша медицина не может двигаться вперед в определенной степени потому, что у нас нет закона о страховании. Нельзя надеяться, что нас всем обеспечит государство — это просто нереально. Должна быть разумная грань! Несовершенен и закон о трансплантации, из-за чего эта отрасль не может развиваться. Заниматься законодательством должны профессионалы. Если таких людей в парламенте будет больше, выиграют все.
- А собственно экологическая проблематика, которую поднимает «ЕКО+25», вам близка?
- Конечно, ведь из-за нее у нас сложилась просто катастрофическая демографическая ситуация. Украина занимает последнее место в Европе по продолжительности жизни населения. Основная причина смертности — сердечно-сосудистые заболевания. За идею экологической компенсации партию «ЕКО+25» иногда обвиняют в популизме. Но вдумайтесь в такие цифры: в Донецком регионе мужчины живут в среднем 59 лет. А в Днепродзержинске средняя продолжительность жизни мужчин даже меньше 50 лет. Они и пенсию не успевают получить! Государство обязано это компенсировать. Кстати, в Украине давно существует специальная высокогорная надбавка в размере 20-25 процентов. Ее получают те, кто живет в Карпатах. Я не говорю, что это неправильно. Но хорошо бы такую надбавку получать и тем, кто живет на экологически загрязненных территориях. Она нужна, чтобы люди могли купить чистую воду, более качественную еду и необходимые лекарства, которыми их не обеспечивает государство. Это именно тот случай, когда проедание денег пойдет на пользу.