Известный украинский врач, пластический хирург Сергей Кийло признается: полномасштабное вторжение застало его с семьей в Ирпене, но никаких мыслей о том, чтобы покинуть страну, не было. С первых дней он и его коллеги начали помогать раненым воинам. Как сегодня пластические хирурги делают все возможное, чтобы помочь защитникам Украины восстановиться после тяжелых ранений, врач рассказал «ФАКТАМ».
— Изменение внешности у военных обычно происходит не по желанию, а в связи с обстоятельствами, часто это тяжелые обстоятельства — увечья, ранения… И говорить, что это никак не связано с психоэмоциональным состоянием, было бы некорректно, — рассказывает Сергей Кийло. — Прежде всего их состояние меняется, когда, кроме надежды на изменения, есть какие-то гарантии от хирурга, что ситуацию можно улучшить. Выбираю для себя всегда путь быть честным и не давать бесполезных надежд, лучше сдержанно объяснить все моменты, а если результат получится лучше обещанного, то, вероятно, похоже на чудо. Да будет место для чуда.
— Насколько важна пластическая хирургия для наших раненых бойцов?
— Сейчас, в тех условиях, в которых мы живем, бойцами становятся люди совершенно разных профессий и образов жизни. Поэтому пластическая хирургия важна, если человек столкнулся с проблемой, ухудшающей качество жизни. Если пластическая хирургия может улучшить состояние, она очень важна. Поскольку все войны завершаются рано или поздно, а жизнь продолжается.
— Часто бойцы обращаются к таким специалистам?
— Часто, конечно. Если боец получил ранение и выжил, вероятность обращения к пластическому или реконструктивному хирургу очень высока.
— Каким для вас было 24 февраля 2022 года, было желание уехать?
— Я с семьей живу в Ирпене, а клиника — в Киеве. 24 февраля стало неожиданностью. Не то чтобы я не следил за ситуацией, просто, наверное, как и большинство, надеялся, что все как-то пройдет, что вторжения не будет, что это завершится как дурной сон, так и не начавшись. Но имеем то, что имеем. Желания уехать не было. Единственное место, куда поехал, — это была работа, клиника. Она стала спасительной лодкой для многих людей с 24 февраля и где-то до начала апреля. Мы с командой сразу же переформатировали работу клиники в пункт помощи, распространили информацию, что у нас можно получить медикаменты, обработать раны
— Как в целом изменилась медицина в условиях войны и с какими запросами обращаются?
— Медицина в условиях войны изменилась так же, как и потребности пациентов. Если раньше большинство запросов касалось эстетики, то сейчас речь все больше идет о здоровье и возвращении качества жизни. Да, мы сталкиваемся с последствиями ранений, которые влияют не только на физическое здоровье людей, но и на их эмоциональное состояние. Конечно, я не могу проходить мимо таких ситуаций и, если есть запрос, стараюсь использовать все способы, найти и реализовать все возможные решения для пациента. Они обращаются — это главное. Знают, что могут получить необходимую помощь.
Честно, мы с коллегами не считаем обращения военных в количественном эквиваленте, потому что нет такой цели — быть первыми по количеству. Есть единственная цель: оказать качественную помощь в максимально возможном объеме. Если необходимо привлечение других специалистов или медицинских центров, ищем контакты, способы, партнеров. И находим. Манипуляции совершенно разные: коррекция шрамов и рубцов после ранений, репозиция мягких тканей, восстановление утраченных частей лица и тела там, где это возможно, удаление посторонних тел, закрытие ран
— С какими видами ранений чаще всего обращаются? Имею в виду, это осколки снарядов или работа вражеского снайпера?
— Минно-взрывные. У большинства это именно такие ранения. С последствиями работы вражеского снайпера я лично не сталкивался.
— Какая из историй раненых воинов, которым помогали, больше всего поразила?
— Таких историй много, и до событий 2022 года они были связаны с гражданской жизнью и бытовыми несчастными случаями или последствиями онкологических заболеваний. Это в большинстве своем те случаи, когда удается сделать максимум из возможного. Сейчас, конечно, весь фокус — на последствия военных действий. Пожалуй, одна из таких историй — о военном Даниле Давиденко, который получил тяжелое ранение лица, потерял часть костей черепа, зубы и зрение. Во время операции был установлен скуловой имплант для закрытия части черепа, выполнена репозиция мягких тканей для улучшения функционирования век и восстановления утраченных частей носа. Позже мы встречались на дополнительные коррекции, прибавляли объем в мягких тканях, корректировали ноздри. Почему тронул именно этот случай? Потому что он показывает величие украинцев: мы выполняли вмешательство поэтапно, пользователи Instagram, следившие за этим, изъявили желание помочь Данилу средствами, а он все полученные донаты направил на помощь своему подразделению. Ну и вишенка на торте: на некоторые очередные операции мы в прямом смысле ждали Данила и собирались максимально оперативно, потому что, он, как только смог, вернулся на службу.
— Как именно последствия ранений влияют на эмоциональное состояние? Что рассказывают об этом состоянии бойцы?
— Они редко рассказывают, это очень тонкая грань, которую стараешься не пересекать, чтобы не причинить человеку дополнительную боль. Когда появляется доверие между пациентом и хирургом, тогда уже начинают открываться и делиться. Но это такое личное, что я не имею права разглашать такие рассказы. Мне доверили. Я доверие берегу.
— После того как бойцы видят свое новое лицо после операции, какие у них обычно эмоции?
— То, что происходит за дверью кабинета пластического хирурга, пусть лучше останется там. Понятно, что люди ранимы, реакции бывают разные — и сдержанные, и эмоциональные, но есть всегда одно общее — благодарность.
Читайте также: Перенес две клинические смерти: врачи вернули с того света украинского защитника
— Сергей, были в вашей семье врачи? Почему выбрали специальность пластического хирурга?
— Я родом из Полтавы. Нет, медиков в семье не было, поэтому путь, где врач приходит в специальность по наставлению родителей, — не мой. Моя специальность — это сознательный выбор, сомнений в этом не было. Я видел себя хирургом, именно пластическим хирургом, шел к цели самостоятельно. В 2000 году окончил УМСА по специальности «хирург общей практики», затем был курс подготовки специалистов пластической хирургии, Ярославская медицинская академия. В 2018 году получил специальность отоларинголога. Получил квалификационное подтверждение для стран Евросоюза и внесен в реестр специалистов. За годы практики прошел множество стажировок и курсов повышения квалификации как в высших учебных заведениях Украины, так и в лучших медицинских центрах Европы и США. Одним из первых в Европе овладел техникой увеличения и реконструкции молочных желез методом липофиллинга с использованием системы Brava под руководством Roger K. Khouri (Miami Breast Center, USA). Кроме того, я являюсь действующим членом ISAPS, выполняю сложные реконструктивные операции по восстановлению утраченных частей тела и лица.
Читайте также: «У меня от ампутаций даже крыша ехала»: врач-хирург об ужасах в начале оккупации Мариуполя
— Что не дает пасть духом?
— Нет другого пути, как делать то, что умею, быть полезным здесь, работать и давать рабочие места всей своей команде, поддерживать экономику и быть постоянным фундаментом для пациентов. А работали мы и в блэкауты, и во время обстрелов, и непосредственно в начале вторжения. Двери клиники не закрывались на прием пациентов за все это время ни на день. Наверное, это и не дает пасть духом
— Что в первую очередь сделаете после нашей Победы?
— Буду праздновать. Как именно — еще не думал. Должен еще поработать на Победу:)
Ранее Константин Гуменюк, главный хирург ВСУ, рассказал «ФАКТАМ», как спасает раненых украинских бойцов.