— От бывших пленных знаю, что моего мужа вместе со многими другими украинскими пленными удерживают в россии в одном из СИЗО, — рассказала «ФАКТАМ» Людмила Тарасюк, жена пленного бойца «Азова», защитника Мариуполя 58-летнего Сергея Тарасюка. — В российской неволе мужчина уже два с половиной года. Заболел там туберкулезом. У него критическая потеря веса (кожа держится практически на костях). Кроме того, у него стремительно прогрессирует псориаз. Но и это еще не все: на почве нечеловечных страданий, выпавших на его долю в российской неволе, у Сергея начались психические расстройства — они видны всем окружающим. От бывших пленных знаю также, что в том СИЗО уже были случаи смерти среди больных туберкулезом украинских пленников. Медицинская помощь там оказывается на очень низком уровне, поэтому жизнь моего мужа под реальной угрозой. Если бы в россии начала работать смешанная медицинская комиссия (она должна быть создана там, согласно Женевским конвенциям), ее врачи настояли бы на освобождении моего мужа из плена и таким образом дали бы ему шанс на спасение.
Здесь следует объяснить, что тяжелораненых и тяжелобольных пленных должны освобождать и отправлять на лечение либо в нейтральные страны, либо на родину — это требование Третьей Женевской конвенции. Для ее реализации воюющие государства, каждое у себя, должны создать смешанные медицинские комиссии, которые будут иметь доступ к пленным и оценивать состояние их здоровья.
— Еще летом прошлого года Украина создала смешанную медицинскую комиссию (в нее вошли два независимых врача из нейтрального государства и один — от нашей страны), — рассказал на пресс-конференции в Киеве представитель Координационного штаба по вопросам обращения с военнопленными Петр Яценко. — Соответственно, российская федерация, которая также подписала Женевские конвенции, должна создать у себя аналогичную комиссию. Но россия этого не сделала (хотя еще в сентябре прошлого года представители Международного комитета Красного Креста передали официальным лицам в москве кандидатуры двух независимых членов смешанной медицинской комиссии, которая должна была работать в местах содержания украинских пленных. — Авт.).
Среди большого количества тяжелораненых и тяжелобольных военнопленных — муж Людмилы Тарасюк 58-летний Сергей.
— Он собирался на войну еще в 2014-м, но я не пускала, потому что очень боялась за его жизнь, — рассказала «ФАКТАМ» Людмила Тарасюк. — И все же весной следующего, 2015 года он пошел добровольцем защищать Украину. Случилось так, что долгое время я об этом не знала.
— Как вашему мужу удавалось скрывать, что он стал военным?
— Сергей (у него был небольшой бизнес по изготовлению мебели) поехал в 2015 году в Киев, сказал, что занимается там ремонтом помещений для военных. Конечно, мы связывались, и спустя почти год я увидела у него зеленую футболку. Тогда у меня появилось подозрение, что на самом деле муж воюет, но не говорит мне об этом. Когда он приехал домой, рассказал моей маме, а потом и мне, что сейчас в рядах «Азова».
— Когда началась большая война, Сергей находился в Мариуполе?
— Накануне полномасштабного вторжения он находился на базе «Азова» в селе Юрьевка (45 километров от Мариуполя). Но был ли там именно 24 февраля, не знаю. В тот день Сергей позвонил мне. Однако уже через несколько дней попала мобильная связь с ним. Я догадывалась, что он в Мариуполе, на «Азовстали». Это подтвердилось, когда муж дозвонился ко мне по «Телеграму». Затем присылал с чужих номеров эсэмэски. Иногда это был просто плюсик, но я понимала, что это от Сергея.
Когда в мае 2022 года защитникам Мариуполя приказали сдаться в плен, я видела своего мужа на трех видео, на которых снят выход наших бойцов с «Азовстали». Было заметно, что идти ему тяжело. Шагавший рядом парень нес вещи Сергея.
Еще мы нашли одно видео, на котором Сергей уже в плену. Он стоял, опираясь на палку. Я написала ему эсэмэску: «Ты можешь позвонить?» Вскоре (я как раз сидела работала) раздался телефонный звонок. Трудно было поверить, что это Сергей. У меня дрожали руки. Я спросила его, что с ногами. А он говорит: «Не спрашивай обо мне. Как дела у тебя, у сына, у твоей мамы? Мы немного (где-то минуту) поговорили, и связь оборвалась.
Я смотрела в YouTube ролики российского правозащитника Владимира Осечкина. Он рассказывал, какое жестокое, бесчеловечное отношение в россии, в местах лишения свободы, к собственным зэкам. Поэтому понимала, что на гуманное отношение к украинским пленным бесполезно надеяться. Но теракт в Еленовке превзошел самые плохие ожидания.
Читайте также: «Многих парней не дождались жены» — боец, который провел двадцать месяцев в плену
— Ваш муж «азовец». Он был в том бараке, который взорвали россияне?
— Да. Но я только недавно узнала об этом.
— После теракта в Еленовке в Интернете появились списки погибших и выживших. Выходит, Сергея не было ни в одном из них?
— Не было. Только спустя более двух лет (в сентябре 2022-го), когда произошел очередной обмен пленными, я случайно узнала от одного из них, что мой муж был в бараке, взорванном в Еленовке. Сергея тогда еще раз ранило — к счастью, легко. Его отправили в одну из больниц Донецка.
— А оттуда — в россию?
— Да. В позапрошлом месяце в рамках обмена пленными удалось освободить Кирилла Зайцева, которого россияне держали именно в том российском СИЗО, в котором находится мой муж. Через неделю после этого я пообщалась с Кириллом Зайцевым по телефону. Он предупредил, что будет говорить правду, хотя она и ужасна. После этого я еще несколько раз звонила Кириллу, он достаточно подробно мне все рассказал о Сергее.
— Что именно вам рассказал Кирилл Зайцев?
— Прежде всего то, что я вам уже сказала: мой Сергей давно заболел в плену туберкулезом. К тому же у мужа быстро прогрессирует псориаз, которым он болел еще до плена. У Сергея сильно нездоровый вид, он осунулся, очень худой — кожа да кости. Когда Кирилл это рассказывал, в памяти возникали кадры кинохроники об узниках Бухенвальда (нацистского концлагеря. — Авт.). Но и это еще не все: у Сергея заметны психические расстройства (часто возбужден, ведет себя неадекватно). До лета этого года пленных в том СИЗО не выводили на прогулки — месяц за месяцем ребята почти все время находились в камерах. Само собой это может иметь плохие последствия для психики любого человека. Тем более что камеры переполнены. В таких условиях при очень плохом питании резко ослабевает иммунитет. Все это вместе создает основу для развития болезней и заражения ими друг друга.
По словам Кирилла, в том СИЗО больных (их примерно человек сорок) туберкулезом держат в отдельной камере. Им оказывается очень ограниченная медицинская помощь, поэтому болезнь фактически не лечится. Вдобавок к этому прошлым летом у Сергея сломался стоматологический мост во рту. Я так понимаю, что поэтому мужу еще и трудно есть. Выходит, что время идет, а лечения мой муж фактически не получает.
Многие вопросы Кириллу задать не смогла: пленным психологически трудно говорить, вспоминать о пережитом и увиденном в плену. А тем более рассказывать об этом родственникам людей, которые до сих пор остаются в неволе. Так что спрашивала о самом важном — о состоянии здоровья Сергея.
Здесь надо сказать еще о таком: в июне нынешнего года обменяли другого бойца, также находившегося с моим мужем в том СИЗО. Но этот освобожденный не захотел со мной говорить: ему трудно рассказывать о пережитом.
Читайте также: Страна-агрессор продолжает убивать пленных: в российском СИЗО скончался «азовец» Александр Ищенко
— Россияне позволили Сергею написать вам хотя бы одно письмо?
— К сожалению, нет. Я однажды отправляла ему письмо. Было так: примерно год назад мне позвонили из Координационного штаба по обращению с военнопленными, предложили написать письмо Сергею. Меня предупредили, что нет гарантий, что он его получит, но есть шанс.
Бывшие пленники, которых держали в СИЗО, где сидит муж, говорят, что письма туда не доходят. А один из них написал в группе: кому-то из пленных вроде бы пришла посылка от родных. Охранники показали ее тому пленнику и… не отдали, отправили его обратно в камеру с пустыми руками.
— Муж вам снится?
— Да. Во многих снах вижу, что Сергея обменяли, я его обнимаю и счастлива от этого. Думаю, наконец-то это произошло! А потом просыпаюсь и плачу. Я молюсь о том, чтобы его спасли. Успели спасти.
— Расскажите, пожалуйста, о себе. Где живете, чем занимаетесь?
— Я вынужденная переселенка. Сейчас живу в Черкасской области у своей мамы. Однако мне часто нужно приезжать в Киев — участвовать в мероприятиях родственников пленных, встречах с должностными лицами, которые имеют возможность влиять на процесс обмена пленными, «стучаться» в разные инстанции. Моей маме 76 лет, она болеет. Вдобавок к этому в конце октября упала в доме, сильно ударилась позвоночником.
Раньше наша семья жила в Донецкой области, в Авдеевке, в многоквартирном доме. Я работала программистом на Авдеевском коксохимическом комбинате (самом большом в Европе), а муж до того, как пошел в армию, имел бизнес по изготовлению мебели. Накануне большой войны Сергей говорил, что хочет демобилизоваться. К тому времени (2021 год) я работала отдаленно (как я уже говорила, переехала к маме в Черкасскую область), потому что уже тогда ситуация в Авдеевке была не слишком хорошая — рядом с городом проходила линия разграничения. В нашем доме в Авдеевке было 17 квартир. Но из-за близости фронта почти все соседи уехали — жители оставались в двух или в трех квартирах. Однако горожане жили надеждой на лучшее. Сейчас после российского наступления Авдеевки практически нет (одни руины), нашего дома — тоже (в него попала российская ракета). Сергей, конечно, об этом до сих пор не знает: россияне держат пленных в тотальном информационном вакууме.
Что еще сказать о себе? Я выросла в Горловке. После школы поступила в Донецкий национальный технический университет. Еще во время учебы на подготовительном отделении университета познакомилась с Сергеем. Кстати, бывшие пленные говорили, что Сергей много рассказывал им обо мне, нашем сыне. В частности, о том, как в студенческие годы мы с ним попали в Донецке под удар молнии. И, к счастью, остались живы. Хотя Сергей тогда пережил клиническую смерть, а у меня были ожоги 30% поверхности кожи. Мы поженились с Сергеем в 1991 году. Муж сам из Авдеевки. Мы стали жить в этом городе. У нас родился сын. Жили счастливо, пока на Донбасс не пришел так называемый «русский мир».
Ранее о начальнике Мариупольского военного госпиталя, полковнике медицинской службы ВСУ Герое Украины Викторе Ивчуке, который вот уже 29 месяцев находится в российском плену, рассказывала его жена Виктория.
На фото в заголовке: Сергей Тарасюк принимал участие в обороне Мариуполя (Фото из семейного архива)