Ветеран-железнодорожник 32-летний Алексей Дернов из Знаменки Кировоградской области до полномасштабного вторжения работал машинистом электровоза в «Укрзалізниці». Большую войну он встретил, собираясь в рейс. А уже через несколько дней, несмотря на бронь, стал искать пути, как попасть в армию. Уже в 2023 году Алексей воевал в составе 37-й отдельной бригады морской пехоты, а летом того же года в результате вражеского артобстрела получил тяжелые ранения и потерял руку. Затем последовала долгая реабилитация, протезирование в США и возвращение к работе в депо.
В эксклюзивном интервью «ФАКТАМ» Алексей Дернов рассказал, как заново учился ходить, о тяжелой депрессии и привыкании к протезу.
— Алексей, какое у вас сейчас настроение, на третий год войны?
— Хочется держать настроение боевым, но когда смотрю новости, как-то не радостно. Видно, что враг продвигается понемногу. Что делать? Конечно, всем становиться к оружию. Но готово ли к этому общество? Я этого не вижу.
— Вы — человек, который не был военным, имел бронь и мог оставаться в тылу. Но…
— Да, я мог до сих пор оставаться забронированным и работать машинистом. 24 февраля 2022 года я застал, собираясь в рейс в пять утра. Обычно вставал за пару часов до рейса, готовился, пил кофе. Помню, удивился, когда в телефоне резко активировался чат с моей тренировки по фехтованию. Заглянул и, честно говоря, «присел». Среди одноклубников — киевляне, харьковчане, днепряне — все делились ужасными новостями.
Мой рейс должен был быть на Мироновку Киевской области, его никто не отменял. Мы с напарником вышли на работу. Наш городок — Знаменка Кировоградской области — большой железнодорожный узел и большинство населения — железнодорожники. Приняли локомотив в грузовом отделении, отправились, но доехали только до станции Тараса Шевченко — нам дали команду возвращаться домой. Помню, мы были в таком шоке, что просто молча разошлись по домам.
— В первые месяцы войны железная дорога стала почти единственной возможностью для перемещений.
— Да, появились медицинские и эвакуационные поезда. Иногда и мы на них работали, и это было очень сложно. Эвакуационный поезд шел без остановки, из одной точки в другую. Некоторые бригады ездили по 800 километров, хотя обычно 400 километров — максимум для машиниста.
Читайте также: «Через 10 лет я вижу себя на вершине Эвереста»: ветеран о ранениях и новой жизни
— Что запомнилось из той поры?
— Количество людей в эвакуационных поездах. Если вагон рассчитан примерно на 54 человека, то тогда вывозили по 200−300. Приходилось ехать с включенными фарами и прожектором. Все станции погашены, вокзалы не светятся, и ты не понимаешь, на каком километре находишься.
— Как же ориентировались?
— Вслепую. Это как на авто — со временем запоминаешь дорогу, где какая «ямка».
— Вы занимались важным делом и все же решили пойти на фронт. Почему?
— Уже с 28 февраля я искал пути, чтобы попасть в армию. А что касается работы… Людей хватало, даже пенсионеры могли снова стать машинистами. Просто я внутренне чувствовал, что надо идти на фронт, потому что в следующий раз враг будет у меня дома. Родным я ничего не говорил о своих намерениях, держал в тайне, потому что не знал, куда именно попаду. Хотел попасть в 3-ю штурмовую бригаду, начал тренироваться. Прошел даже селекцию — физическую, психологическую. Мечтал об артиллерии. Но не успел с документами до конца 2022 года, а в начале 2023 в военкомате мне предложили пойти в морскую пехоту. Я отказался, пошел домой, но на полпути позвонил в ТЦК и сказал, что согласен. На следующее утро я уже уехал.
— Вы были одним из тех, кто проходил обучение военному делу за границей.
— Да, нас 180 человек уехали в Великобританию на обучение. Прошли за месяц курс всеобщей военной подготовки. Когда вернулся, попал в десантно-штурмовую роту, с артиллерией было покончено. Но я не жалел и с каждым днем втягивался и адаптировался.
Читайте также: «Мы можем побеждать любую армию мира»: доброволец о танковых обстрелах, тяжелом ранении, чмобиках и бизнесе после ампутации
— У вас уже была физическая подготовка?
— До вторжения я занимался средневековыми боями. И по факту просто сменил спортивные доспехи на бронежилет. Через некоторое время нас сформировали в отдельный батальон и отобрали 27 человек для обучения в Италии, где малыми группами мы тренировали форсирование берега, высадку из вертолетов, техники. Когда вернулись, я попал на Донецкое направление в составе 37-й отдельной бригады морской пехоты.
— Какая ситуация тогда была на фронте?
— Мы попали на контрнаступление. Но повоевал я не долго, потому что 25 июня получил тяжелое ранение.
— Как это произошло?
— Возле небольшого населённого пункта в Донецкой области. В 23 часа мы выехали на задание. Погода была не очень — пошел дождь. Техника нас перебросила в посадку. Нас было две группы по пять бойцов. Передвигались по посадке четыре километра под вражеским обстрелом. Перед последней точкой передышки попали в засаду. Нас накрыли два пулеметных расчета, начали отбиваться, но уже в первую минуту у нас было четыре «300"-х. И я в том числе. Пуля прострелила мне правое плечо, но ничего критического.
Читайте также: «Хотим вернуться в строй»: «Ангелы» начали первый масштабный сбор на протезирование для бойцов
Прошло полчаса, и мы в посадке перебегали метров десять без деревьев. В этот момент почувствовал, будто что-то толкнуло меня вперед. Я упал, но не потерял сознание. Посмотрел на руку — она висит почти оторванная. Хотел грести ногами — а они не двигаются. Думаю, все, сейчас прилетит снаряд и меня разорвет. В одну минуту куча мыслей промелькнула в голове. Но подбежал побратим, оттащил меня за броник к нашему окопу, а сам побежал дальше. К сожалению, в тот день он погиб…
— Что случилось с вашей рукой?
— Когда меня дотащили до окопа, увидел, что она просто лежит рядом. Ребята ее замотали, и пока я ехал на эвакуаке, все время держал ее на груди, чтобы не потерять.
— О чем тогда думали?
— До последнего надеялся, что ее мне пришьют. Перед тем, как потерял сознание, уже на стабилизационном пункте, врач сказал: «Молодец, что руку привез и правильно ее сохранили, возможно, удастся пришить». На этом я отключился. Проснулся через несколько дней в госпитале в Запорожье. Посмотрел — руки нет. Оказалось, что уцелела у меня только левая рука, все остальное уже было в трубках. Левую ногу разорвало, правую пробило насквозь. Меня перевели в Днепр в больницу Мечникова, где сказали, что ногу, возможно, ампутируют. К счастью, этого не произошло. У меня перебит нерв, я до сих пор ее не чувствую и не сгибается стопа. Но я, как только стало можно, каждый день занимался в спортзале, снова учился ходить, с коляски перешел на костыли и понемногу выходил свою ногу.
— Сколько времени заняло восстановление?
— Более года — 14 месяцев. Два месяца я был лежачим. С момента ранения и до того, как начал ходить на костылях, прошло четыре месяца.
Читайте также: «Протез для меня, как надеть носок»: телеведущий и ветеран войны Александр Швачко о жизни после ранения
— Пожалуй, тогда был самый сложный период?
— Да, в самом начале, когда был весь разорван. Трудно было воспринимать себя, я боялся, что так и останусь лежачим, что не смогу подняться. Думал о том, что мне отрежут ногу. Моментами меня сильно «накрывало». Такое и сейчас бывает, но я уже могу привести себя в порядок.
— Что вам тогда помогало?
— Да почти ничего. Психуешь, рыдаешь, встать не можешь. Даже сделать с собой ничего не можешь! Только сцепить зубы и скулить себе под нос. Конечно, помогали родители, они приезжали ко мне. Но от своих мыслей не уйдешь. Особенно ночью. Это нужно было просто пережить.
Читайте также: Не послушал никого и пошел на войну: боец ВСУ о 100 днях окружения, слезы после ранения и свое возрождение
— Вы сразу решили вопрос с протезированием?
— Об этом начал думать через несколько месяцев после ранения, заполнять анкеты разных центров. В том числе написал, что не прочь протезироваться за границей. На протезирование я попал в феврале 2024 года, когда находился в Винницком госпитале. Все решилось очень быстро, сказали, что есть договоренность с центром в США, и я собрался за пару дней.
Я провел в Штатах пять недель, это вместе с реабилитацией. Но никогда не привыкнешь, что у тебя нет руки. Иногда у меня возникают фантомные боли или чувство, что из одного места растут две руки. Главное, научиться контролировать свои мышцы. Сейчас я могу сжать-разжать кисть и повернуть ее влево-вправо. Локоть у меня механический.
Сложнее тем, кто остался без ног, в колесном кресле. В нашем обществе для таких людей ничего не адаптировано — пороги, лестницы, общественный транспорт. В моем случае адаптироваться легче. Я даже сижу за рулем.
Читайте также: «Самое ужасное место для ампутированного — это метро», — тренер по акробатике, потерявший ногу на фронте
— Вы вернулись к работе машиниста?
— Это, к сожалению, уже невозможно. Я даже не могу вылезти на локомотив. И там мне нужны две руки, потому что это довольно сложная работа. Но я восстановился в родном депо на другой должности — инженера-технолога. Мое рабочее место в «Укрзалізниці» не было утеряно.
— О чем сейчас мечтаете?
— Хочется победы и ощущения покоя. Признания соотечественниками того, что мы — ветераны — на самом деле обычные люди и не ждем излишней жалости, которая только демотивирует. Мы, в первую очередь те, кто хочет вернуться к нормальной самостоятельной жизни.
Ранее «ФАКТЫ» рассказывали невероятную историю терробороновца, который после двойной ампутации пробежал Бостонский марафон, вышел на танцевальный паркет и стал дайвером.
Материал создан при участии CFI, Agence française de développement médias, как часть Hub Bucharest Project при поддержке Министерства иностранных дел Франции.