— Я попал в плен во время обороны Мариуполя, в бою 13 апреля 2022 года, — рассказал «ФАКТАМ» морской пехотинец 24-летний Иван Диброва. — Сначала россияне привезли нас в колонию в Еленовке. Мы вышли из автобуса, мне начали задавать стандартные вопросы: фамилия, имя, отчество, откуда родом… Как только я стал отвечать, началась так называемая «приемка»: посыпались удары — по голове, рукам, ногам… Все это сопровождалось матом, криками: «Ты фашист!» Мне сказали посмотреть направо. Там стояли одна напротив другой две шеренги военнослужащих врага. «Беги!» — раздалась команда. Я побежал между шеренгами солдат, и каждый из них бил меня тем, что имел в руках, — либо резиновой дубинкой, либо ремнем с металлической пряжкой. Когда пробежал через весь строй, меня сбили с ног и стали избивать. Потом мне приказали сесть на корточки. В таком положении пришлось сидеть часа два. Периодически мне наносили удары по голове, спине, рукам, чтобы не расслаблялся. Я стал свидетелем того, что во время такой «приемки» до смерти забили пленного бойца.
Наконец нас погнали в барак. Надо было подняться по лестнице на второй этаж. Пока бежали вверх, военнослужащие врага избивали нас. На втором этаже приказали раздеться и снова избивали. Проверили вещи, забрали все, кроме одежды. Оставили нас в бараке, где не было ничего, кроме стен, потолка и пола. Лежать, сидеть пришлось на полу. В этой колонии нас кормили три раза в день, но рацион был очень скудный. Разве наешься, если дают только 150 граммов хлеба и чай без сахара. Воду для нас набирали прямо из реки — говорили, что для пленных питьевой воды нет.
— Из Еленовки меня повезли на допрос в Донецк, в комендатуру, — продолжает Иван Диброва. — Во время допроса, который длился часа три, у меня за спиной стояли спецназовцы. Они били, если что-то не нравилось в ответах. Меня вернули в Еленовку. Далее отвезли в Суходольск (Луганская область), там тоже были жестокие допросы. В частности, один из оккупантов какой-то азиатской национальности приставил мне к уху нож и пригрозил: «Не скажешь правду, отрежу ухо!»
27 апреля 2022 года меня и других пленных отправили в россию. Перед посадкой в автозаки нам связали руки стяжками, а глаза замотали скотчем. Сказали, что везут на обмен. Но когда мы услышали крики ребят, которых стали избивать, стало ясно, что никакого обмена не будет. Нас привезли на аэродром. Там (прошу прощения) поставили раком и погнали к самолету. По дороге опять же били (в том числе током из электрошокеров), некоторых из ребят покусали служебные собаки (охранники намеренно натравливали псов). Во время приземления кто-то из военнослужащих россии сказал: «Добро пожаловать в ад!»
— В какой город вас доставили?
— В Вязьму (Смоленской области), в местный следственный изолятор. От стяжек на руках у меня образовались раны. В СИЗО я попросил российского военнослужащего ослабить стяжки. «Да, сейчас», — ответил тот. Меня вытащили из камеры, куда-то потащили, нанося удары. Бросили на пол: «Жди своей очереди». Слышу, где-то близко кто-то кричит от боли. Меня подняли, сорвали с лица скотч, и я увидел перед собой двух высоких мужчин, одетых в синий пиксель, — представителей администрации тюрьмы. Первый вопрос: «Татуировки есть?» Я ответил, что есть. «Проходи. У тебя пять секунд раздеться. Не успеешь…» И объяснил матом, что, если не успею, мне будет беда. Я разделся. «Руки на стену», — скомандовал один из тюремщиков. Я выполнил приказ, и посыпались удары резиновыми дубинками (сантиметров 50 длиной) по спине. Причем первый удар был невероятно сильным. Я крикнул от боли. «Еще раз откроешь рот, будете еще хуже». Продолжили бить — не только по спине, но и по голове, рукам, ногам… Наконец приказали повернуться к ним лицом. Когда повернулся, они увидели у меня на груди татуировку — крылья (это символ воли). Они закричали, что я нацист, фашист. Сбили с ног ударом дубинки по стопе. Я упал, и россиянин берцем 45-го размера наступил мне на голову. Его коллеги били меня током из электрошокеров — в шею, по гениталиям, ногам, туловищу. Плюс — колотили резиновыми дубинками. Я терял сознание, но меня отливали водой и продолжали садистские издевательства. Так повторялось несколько раз. Потом меня усадила на стул, начали стричь (точнее выдирали пряди волос на голове). Вдобавок россиянин влепил несколько раз резиновой дубинкой мне по груди.
После «стрижки» повели в душ. Вода лилась холодная, но она показалась мне горячей — из-за шока, который я переживал. Даже в душе меня не оставили в покое — россиянин пускал электрошокером стрем в струю воды. Электричество проходило мне по телу.
После душа вручили тюремную робу. Сказали подойти к столу. Там был начальник СИЗО по фамилии Захаров. «Ну что, попался, фашист?» — спросил он. Им не давало покоя изображение крыльев. Ко мне подошел другой представитель администрации, схватил за шею и принялся бить по животу и груди. «Скольких ты убил? Говори! Мы все знаем!». Затем провели краткий допрос и направили на снятие отпечатков пальцев. Поставили на колени и стали железным валиком откатывать отпечатки. Откатают палец, помещают его в специальную выемку и бьют тем валиком по пальцу. И так со всеми десятью. Затем отвели к медикам, которые спросили о состоянии здоровья. Ответил, что более или менее хорошо. А они в ответ: «Будет хуже!» Всю дорогу от медиков до камеры спецназовец бил меня током из электрошокера по гениталиям, в грудь, в живот… Наконец-то меня забросили в камеру и сказали, что у меня есть минута на то, чтобы выучить гимн россии.
— В последующие дни избиения продолжились?
— К сожалению, да. Каждое утро в восемь часов нас били. Причем труднее всего в этой экзекуции не то, что тебя лупят, а то, что происходит перед этим. Я был в 22-й камере, соответственно, нам следовало дождаться, пока побьют ребят из камер от первой до 21-й. Поняли?
— Да, понял.
— Так вот, сначала ты слышишь, как открывают двери первой камеры. Откуда ребят выводят (простите на слове) раком, ставят под стенку. Приказывают развести ноги (почти сесть на шпагат), руки держать за спиной, пальцы растопырить. Стоя в таком положении, ребята получали порцию ударов — по гениталиям, по ногам. Их били дубинками и электрошокерами, натравливали служебных собак. Если россиянину казалось, что кто-то недостаточно широко расставил ноги или растопырил пальцы, лупили еще больше. Все это очень сильно бьет тебе по мозгам, и пока дождешься, когда тюремщики дойдут до нашей 22-й камеры, адреналин в крови зашкаливает.
— Следует сказать, что по ногам в СИЗО бьют так, что синяков не видно, но в середине мышц образуются гематомы, — продолжает Иван Диброва. — В результате кровь там загнивает. Очаг этого воспаления следует вырезать хирургическим путем. Но в тюрьме такую медицинскую помощь не оказывают, поэтому у ребят буквально гниют ноги.
Каждое утро избиения в этом СИЗО продолжались в течение двух лет.
— Произошло конкретное событие, заставившее рашистов прекратить ежеутренние избиения украинских пленных?
— Да. В 2024 году после обмена пленными, в который включили ребят из вяземского СИЗО, о факте гибели в этой тюрьме пятерых пленников стало известно в Украине. Украинская сторона смогла добиться того, что в СИЗО приехала проверка. После этого избиения прекратились, но продолжились другие издевательства.
— Какие именно?
— Например, такие: после подъема нас заставляли стоять в камере весь день по 16 часов — садиться, ложиться запрещалось. Множество раз в день нам приказывали петь гимн россии. Кроме того, заставляли учить пропагандистские стихи, историю россии, читать псевдоисторические опусы. Одно из стихотворений, которые нам задали, состоит из 48 куплетов. В обычных условиях человеку понадобится не менее недели упорного труда, чтобы все их выучить. Мне пришлось справиться с этим за три дня. Что еще можно сказать по поводу идеологической «накачки»? Например, то, что нам включали радио, из которого звучали рассказы о том, что мы «фашисты», «нацисты», «едим детей»
Бывало, всю камеру лишали еды на весь день, а затем заставляли всю ночь считать. Поводы для этого придумывали. К примеру, скажут: «Вы плохо себя ведете. Придется наказать — сегодня не едите, а ночью считаете». Представьте, мы целый день провели на ногах, ничего не ели, наступает ночь, но спать нельзя — считаем вслух. В камере восемь коек. Один говорит «Раз». Следующий: «Два», третий: «Три»… И так до утра. На следующий день снова стоим и нам снова не дают еды. Потом приходят представители администрации и говорят: «Вы все поняли. Что нужно сделать?»
— Что они от вас хотели?
— Чтобы оговорили себя: каждый должен придумать себе военное преступление, которого не совершал. Скажем, что убил гражданского человека, кого-то обокрал
— В тех исключительно тяжелых условиях как складывались отношения между ребятами в камере? Вы поддерживали друг друга? Администрация пыталась внести раздор между вами?
— Относительно попыток администрации посеять вражду между нами. Я вам уже говорил, что нас заставляли учить пропагандистскую литературу, стихи. Так вот, если кто-то из нас, как следует, не запоминал содержание прочитанного, то этого парня тюремщики не трогали, однако избивали всех его сокамерников. Зачем? Чтобы возникали конфликты между нами.
Потом — еда. Давали на камеру буханку хлеба весом 500 граммов. Ее нарезали кусочками. Но они не могли быть полностью одинаковыми. И тут возникала психологическая ловушка, потому что в тех условиях еда, каждый ее грамм, имеет особенно большую ценность. Разделение хлеба могло стать поводом для ссор. Так администрация стремилась столкнуть нас лбами. Но в нашей камере это ей не удавалось. Причем чем дольше мы находились в неволе, тем яснее становилось каждому, что, если поддерживаем друг друга, гораздо легче выжить в этих ужасных условиях. Со временем мы становились все более сплоченными.
Здесь важно сказать, что во время войны я стал верующим человеком. Когда попал в плен, вера в Бога мне очень помогла. После значительного периода пребывания в СИЗО нам стали давать в камеру Евангелие. Перечитал его многократно. Полностью прекратил употреблять нецензурную лексику. В российской неволе у меня ничего не было. Это помогло понять очень важную истину: главная ценность — человек.
А еще очень сильно поддерживали письма. Первые из них стали приходить в 2023 году. Не важно, кто получил письмо, — главное, что нас в Украине помнят, ждут, добиваются освобождения.
— Какое у вас сейчас физическое состояние?
— Меня обменяли четыре месяца назад, но до сих пор нужно лечиться. В СИЗО я заболел открытой формой туберкулеза. Это произошло из-за очень плохих условий содержания. Скажем, зимой, даже когда на улице минус 20, из душа текла холодная вода. После мытья нам выдавали мокрые (!) вещи. Мы должны были в мокром идти в мороз по улице из бани в корпус тюрьмы. В камере было холодно, сыро, грибок на стенах, потолке. А окно постоянно открыто. Не всякий организм такое выдержит. Сначала заболел один из наших ребят. При этом у него была открытая форма туберкулеза. Болезнь начала передаваться другим: более полусотни пленных заболели туберкулезом, в том числе я. Пятеро погибли. Нас изолировали от остальных. В плену я болел туберкулезом два с половиной года. В Украине при нормальном лечении избавился от открытой формы болезни. Так что мне сейчас можно свободно общаться со здоровыми.
— В тюрьме давали лекарства от этой болезни?
— Да, 16 препаратов. Но из-за того, что было очень мало пищи, эти лекарства очень жестко били по печени. В результате у меня развилась такая сильная аллергия на лекарства (распухала шея, я терял сознание и падал), что решили их мне совсем не давать.
— Плен вам сниться?
— Да, причем не только плен, но и война. Во время боев я занимался эвакуацией раненых. Так что снятся кровь, трупы людей, а также обстрелы артиллерии, авиаудары. В снах о плене вижу своих товарищей, которые до сих пор в российской неволе. Верю, придет время, когда все мы встретимся в Украине.
Ранее «ФАКТЫ» рассказывали историю молодого волонтера из Харькова, который поехал спасать маму, а оказался на скамье подсудимых в россии, где его приговорили к 11 годам заключения.
На фото в заголовке: «Чем дольше мы находились в неволе, тем яснее каждому становилось понятно, что, если поддерживаем друг друга, значительно легче выжить в тех ужасных условиях», — Иван Диброва (фото автора)
