24 февраля 2022 года изменило жизнь всех украинцев, многие из которых искали убежища от войны за границей. «ФАКТЫ» поговорили с беженцами, которые сейчас находятся в разных странах, задав им одни и те же вопросы:
1. Как и когда вы попали в принимающую страну? 2. Что вас в ней приятно удивило, а что — нет? 3. Ваши главные достижения и потери за три года на чужбине? 4. По кому и по чему в Украине вы больше всего скучаете? 5. Собираетесь ли вы возвращаться после окончания военных действий домой и почему?
Сегодня читайте ответы наших следующих респондентов из Германии и Италии.
Наталья Маренко, Запорожье. Журналист. Сейчас живет в Германии, в Дрездене.
1. В Дрезден я приехала 6 марта 2022 года. Позвал младший сын, который с семьей уже 15 лет живет в Германии. Он архитектор. Окончил институт в Дрездене. Когда началось широкомасштабное вторжение, его квартира стала убежищем для многих украинцев: и родственников, и не только.
Они жили у него, пока он не находил им крышу над головой, привлекая всех знакомых и незнакомых немцев. И те приходили и забирали наших людей с собаками, котами, попугаями, детьми и стариками, с разбитыми пулями чемоданами, детскими колясками… В немецком обществе тогда был очень мощный подъем…
Я тоже сначала жила полгода у сына. Потом город мне выделил крошечную однокомнатную социальную квартиру.
2. Честно говоря, то, что сначала вызывало восторг и удивление в Германии, как и то, что резко не воспринималось, уже давно стало привычным. Прожив здесь более трех лет, уже не так реагируешь ни на архитектурные красоты и картинные галереи, ни на немецкую бюрократию и очереди на несколько месяцев к врачам-специалистам… Но как бы ты ни считал, что что-то в Украине лучше, а здесь хуже, ты «не выступаешь». Прежде всего из-за чувства благодарности к этой стране, которая нас приютила.
3. Мои главные достижения — то, что я не выпала из социума из-за того, что оказалась далеко от дома и не могла непосредственно заниматься профессией. До войны я работала в Запорожской телерадиокомпании «АЛЕКС». У меня была насыщенная профессиональная жизнь. С интересными интервью, прекрасными проектами, командировками, путешествиями, выставками. Я чувствовала себя полностью реализованной. И тут — война…
Когда оказалась в Германии, начала учить язык и пробовала найти работу. Хотя украинских пенсионеров после 60-ти на работу не отправляют. Но высчитывают полную сумму нашей пенсии из немецкой соцпомощи. При этом сами немцы уходят на пенсию в 67. И я встречала пожилых работников-немцев и в банке, где меня обслуживала седая дама на инвалидной коляске, и в супермаркетах, где с дедов-охранников чуть ли не песок сыпался, и в больницах на рецепциях, и на кассе в магазинах…
Разослала кучу резюме. А в ответ — тишина… Поняла, что работодатели не горят желанием брать украинцев старшего возраста, которые могут в любой момент либо заболеть, либо вернуться домой. И на такие вакансии, где нет особой физической нагрузки, они в основном берут местных. Устраивают своих мам, бабушек, знакомых. Нам же, беженцам, остается работа в домах престарелых, уборка гостиниц и бассейнов, мытье полов в школах, труд на заводах
Тогда я начала думать: «А что ты можешь делать, Наташа?» Еще до широкомасштабного вторжения я увлекалась изготовлением украшений из натуральных камней, но делала это изредка. Брала идеи у природы: ее цветы, жучки, паучки, бабочки, морские коньки становились элементами в моих колье, бусах, серьгах. Однако открывать свой бизнес в Германии на основе этого хобби я не решилась. Хлопот и документов с отчетностью куча, а прибыли, на которую так надеешься, может и не быть. Европейки, в отличие от украинок, равнодушны к украшениям.
Это я поняла, когда пыталась торговать своими изделиями на блошиных рынках, их здесь еще называют фломарктами.
Резервировала столик на «блошке», и на выходных мы с внучкой пытались продать хотя бы что-то. К сожалению… Ну не любят они украшения. Нет спроса. Только какая-то немка купила мое ожерелье под названием «Лавандовая нежность и красный мак». Она когда-то в молодости была в Киеве, влюбилась в этот город и хотела на память иметь что-то украинское. И один немецкий парень купил своей украинской девушке колье и серьги…
Как-то я поехала на очередную барахолку, где искала камни и детали для своих изделий. Часть я заказываю в интернете, часть — что-то винтажное, старинное, стараюсь найти на «блошке». Мимо меня сновала куча людей: от миллионеров-коллекционеров до бездомных. Они тоже рылись в коробках и перебирали подержанные вещи на прилавках. «Боже, — вдруг подумала, — что я здесь делаю? Я была на самом олимпе журналистики, в костюмах от Кевина Кляйна брала интервью у шести президентов Украины, а сейчас в платье из секонд-хенда копаюсь на блошином рынке Бог знает где! За 2000 км от дома…»
А потом подумала: «А чего стыдиться! Я же не сижу в Германии, ожидая манны небесной. Я сняла корону и пытаюсь что-то делать…» Постоянно мастерю свои украшения из искусственных камней. Потом отдаю их на украинские благотворительные ярмарки в Дрездене и в Украине.
По заказу Национального союза журналистов Украины сделала оригинальные сувениры-обереги в цветах государственных флагов для коллег из Норвегии, Дании и Финляндии, стран, помогающих украинским журналистам в это трудное время…
Передавала и нашим защитникам на фронт маленьких желто-голубых ангелов, чтобы они их оберегали и т. д…
4. Я скучаю в Украине по своему дому, Азовскому морю, Хортице, родному языку. По друзьям и коллегам. А больше всего — по своему старшему сыну. Он работает на одном из важных предприятий Запорожья. У нас с ним есть кодовая фраза, которую он должен произносить во время утренних звонков из Украины каждый день: «Мама, привет! Я жив, наш дом цел».
Так что в Германии я живу от утра до утра…
5. После войны я планирую возвращаться. Сегодня многие мои друзья в Запорожье продолжают жить в прифронтовом городе. Несмотря на постоянные воздушные тревоги, здесь работают театры, филармония, крупные и малые предприятия. Друзья говорят, что им дает силу энергия города, который не покорился, который работает, что они становятся сильными, когда вместе поют и плачут на концертах и спектаклях в театре… Думаю, эта энергия — это что-то такое великое, чего мы не имеем здесь, на чужбине, хоть и постоянно донатим и стараемся быть причастными к Украине…
Андрей, Киевская область. Мастер ЖЭКа. Сейчас живет в Италии, в Неаполе.
1. Я попал в Италию в феврале 2022 года. Там жила моя младшая сестра. Приехал никакой. Накануне жена подала на развод. Она давно работала в Польше, моложе меня, нашла другого. И за неделю до 24 февраля нас развели. Пережил это тяжело. Запил. Даже войну из-за этого воспринял с каким-то безразличием.
Все вокруг горело, мой частный дом зацепило взрывами. А мне из-за того развода было все равно. Настроение было: «Сгорел сарай, гори и хата!» Смог выбраться из оккупированного села, сел на поезд и уехал за границу. Можно сказать, бежал от себя. Пропустили без проблем, потому что мне на тот момент уже исполнился 61 год.
В Италии оформил документы как беженец. Сестра помогала искать работу. Наконец, нашла мне место садовника.
2. Приятно удивила природа. Неприятным, скорее неприемлемым, на мой взгляд, было то, как итальянские мужчины смотрят на женщин. Это первое, что меня поразило. Итальянцы очень крикливые, разговорчивые. Особенно мужчины. Все или почти все крутится вокруг секса. Наши, украинцы, смотрят на украинских женщин украдкой, чтобы никто не видел. Их — рассматривают в упор, даже могут забежать вперед, чтобы «уточнить детали». Мы себе такого не позволяем.
Читайте также: «Из моей семьи четверо воюют. После войны они не могут вернуться домой, потому что у них нет дома»: история переселенки
Поразили и отношения в итальянских семьях. Во всяком случае в тех, что я видел. Не буду утверждать, что все такие. Мужчины там обычно оплачивают все покупки в супермаркете. Но как они возвращаются к машине!.. Он идет королем, крутит ключи от авто на пальце, а она тащит сумки, потому что он заплатил, а ты никто. Вот такое распределение ролей. Иногда мужчины не заморачиваются, чтобы купить домой какую-то бытовую технику. Лучше он потратит на себя, любимого, на бары-рестораны.
Мой друг-итальянец постоянно возил стиральную машинку в ремонт. Я говорю: «Чего ты этот хлам таскаешь туда-сюда, купи новую стиралку, жена обрадуется!» «Ей нужна новая — пусть сама и покупает!» — ответил он…
Наши украинские семьи более объединены и традиционны: чтобы денежки в куче были, чтобы все решать вместе. А итальянец приехал домой с работы, поел, попил — и в бар. Однако, когда итальянцы женятся на украинках, меняются. Начинают хозяйничать. Зарабатывают европейские пенсии, едут в Украину, открывают там пиццерии, даже во время войны…
3. Что вам сказать о моих достижениях и потерях здесь?.. Достижений не было. Больше потери. Через семь месяцев, наверное, из-за стресса с разводом, я заболел диабетом. Здоровье посыпалось. Ослеп. Почти ничего не вижу, только очертания человеческих фигур и немного света. Отняли ступню. Сначала одну, через два года вторую.
Читайте также: «Это был момент, когда ты принял все, что может случиться, даже смерть»: Татьяна Цимбал о войне, эвакуации в Канаду и возвращении домой
4. Я скучаю по своим приятелям в Украине, с которыми познакомился уже здесь, в Неаполе, когда только приехал в феврале 2024-го. Они работали в Италии еще до широкомасштабного вторжения. Простые люди. Работяги. Абсолютно равнодушные к украинской политике. Кого бы я ни упоминал из политиков, они все были для них «пид…сы». В анализ политических процессов они не углублялись. Их главный анализ в Италии был: где больше заработать и как дешевле выпить. Работали кем попало: где платят, там и делают. У нас с ними была своя маленькая украинская диаспора в Италии. Но виделись редко, потому что жили и работали далеко друг от друга.
Когда началась война, ребята постепенно перестали выходить на связь. Спрашиваю у общего знакомого: «А где Коля?». «Воюет», — говорит. «А Василий Семенович?» — «На нуле…». «А Сашка?» — «И он в Украину поехал воевать». Вы понимаете, что произошло? Я считал, что моим друзьям только заработать копейку, выпить, поболтать, но нет! Война их разбудила. Их настоящую мужскую природу. Они почувствовали какую-то такую силу патриотическую… Потому что эта пропаганда, которая была сначала, что мы казаки, мы свободные украинцы, она точила камень, что надо идти, надо защищать… И они пошли!
Самые негодные, самые обычные мужички и те опомнились и пошли воевать. Двое из них погибли как герои в бою. Один, с которым я потом установил связь, звонил мне накануне своей гибели. Говорил: «Андрей, тут так страшно, капец! Но это лучшее время моей жизни! Я тут чувствую себя человеком, а не собачьим дерьмом. Что я что-то тут делаю, чего-то стою!»
Два других моих итальянских приятеля, слава Богу, живы, воюют. Зовут меня к себе. Помнят, что я вообще-то был ничего. Они же не знают, что со мной случилось, пока они три года воевали, что я из-за этого диабета на диализе каждую неделю, что слепой, без ног, и жду на инвалидной коляске, пока придет соцработница и вывезет меня подышать свежим воздухом…
Кроме приятелей, в Украине я скучаю по своему дому. С детьми у меня сложные отношения. Две дочери живут в Украине со своими парнями. Как только папа заболел и перестал работать и присылать им деньги, они сократили общение со мной до минимума. Звонят разве раз в месяц.
5. Что касается возвращения — сложный вопрос. У меня в неделю 4 гемодиализа. По 250 евро каждый. В год государство тратит на меня по страховке 48 000 евро. Я здесь одинок. К сожалению, завишу от чужой помощи, от соцработников. Сестра, конечно, ко мне забегает, но у нее больная свекровь, она много работает. Понимаю, что я никогда не получу в Украине такое медицинское обслуживание, как здесь. Поэтому буду делать все, чтобы после войны остаться в Италии.
Что касается других… Говорят: мало кто вернется. Нет! Люди будут возвращаться. В города. В села. И будут бродить в этих бурьянах, в этих полях и рощицах, пусть оно не такое совершенное, расхлябанное, разбитое войной, но оно свое.
Ранее «ФАКТЫ» рассказывали о том, чем занимаются украинские беженки за границей: «В Германии, если получаешь социальную помощь, ты всегда «под колпаком у Мюллера».
