Усиленно разыскиваемый украинскими правоохранителями бывший руководитель Главного управления делами Президента Украины в иске против главы МВД указал точный адрес своего проживания в Москве
Сегодня в Печерском райсуде Киева запланировано слушание дела «Бакай против Луценко». Именно так. Разыскиваемый правоохранителями бывший руководитель Главного управления делами (ГУД) подал иск против главы МВД, а не наоборот. Противоположный процесс пока невозможен, поскольку возбужденное в отношении Игоря Бакая дело до сих пор расследуется и о его правонарушениях широкой общественности известно лишь со слов Юрия Луценко. Доказательства в суд еще не поступили. Почему — Игорь Бакай объяснил «ФАКТАМ».
Я встретилась с ним в Москве. Выпив кофе в маленьком ресторанчике, мы гуляли по парку и разговаривали. Причастность Бакая (человека, которого называют олигархом, бежавшим от «оранжевой» власти) к касте «обеспеченных» выдавали лишь охранники, услугами которых Игорь Михайлович, по его словам, пользуется последние 15 лет. Живет он с женой и дочерью на арендуемой даче — свою еще не построил, но планирует, так как собирается всерьез заняться бизнесом в России. В Украине он себя ни предпринимателем, ни политиком уже не видит…
— Игорь Михайлович, так кто кого преследует? Министр внутренних дел вас или вы — Юрия Луценко? Сначала вы согласились дать интервью «Интеру», вызвавшее столь бурную ответную реакцию главы МВД Украины. Затем подали иск в суд на действия все того же министра, в котором обвиняете его в нарушении вашего конституционного права считаться невиновным в совершении преступления — до вынесения приговора компетентным и беспристрастным судом. Что стоит за всем этим? А то версии гуляют самые разные: от спецоперации Кремля до «ползучего» реванша и контрреволюции.
— Все достаточно просто. Меня попросили об интервью, и я согласился его дать. Интервью получилось достаточно эмоциональным и откровенным даже в том купированном варианте, который пошел в эфир. Кстати, не имея претензий к журналистам «Интера», соглашаться на общение со СМИ теперь я буду только в случае предоставления мне гарантий либо полного опубликования материалов, либо согласования со мной купюр и монтажа. Иначе, как и в тот раз, многое может предстать в неточном или искаженном виде.
Так вот, я высказался по заданным мне вопросам. Меня к этому подвигли исключительно интерес журналистской братии и приятное чувство, что тебя не совсем забыли на Родине. О дальнейшем вы знаете.
О том, что я якобы являюсь пешкой в большой игре, мне ничего не известно. К ценам на газ не имею никакого отношения, Кремль в указанном вами качестве не интересую. А что касается реванша или ползучей контрреволюции, то это и вовсе смешно. Я сменил страну проживания задолго до президентских выборов 2004 года, то есть еще во время полномочий Леонида Даниловича Кучмы (что, скажете, от своих бежал?). К фальсификациям выборов или иным грязным делам не причастен. Даже Луценко меня в этом обвинить не смог, а то, будьте спокойны, не преминул бы…
— Не оговорились ли вы, называя Украину Родиной? Не вы ли публично отреклись от нее в интервью «Интеру», сказав, что Украина — это «пройденный этап»?
— Вы пытаетесь меня спровоцировать на эмоциональный выпад? Как иначе понимать ваш вопрос? Как Родина может быть пройденным этапом? На Украине я родился — и точка. Тут познавал мир. И поскольку рос в нормальной здоровой семье, то и вспомнить мне есть что, как и всем: материнскую ласку, отцовские «увещевания». А рука у него была сильной… Словом, ничем среди дворовых приятелей не выделялся. Как и многие мои сверстники, отца и маму до сих пор на «Вы» называю.
У меня не какая-то особенная биография. Такие же жизненные устремления и чувства, переживания. Я такой же, как и все. Как и все, хочу мира и здоровья близким, желаю им долгих лет жизни, счастья. У меня такие же корни, с Ровенщины. Только в силу определенных обстоятельств я их пересадил в российскую землю. Как иные наши соотечественники переезжают в США, Германию, Канаду, Австралию… Поэтому Украина как страна проживания и ведения бизнеса для меня — пройденный этап. Но может ли быть пройденным этапом Родина? Для меня никогда. А я ведь только за себя отвечаю, не за других. Поэтому и настаиваю — я не оговорился. Украина для меня была и навсегда останется Родиной. И больше, по-моему, объяснять ничего не надо. Кто сможет и захочет — поймет, а кто не захочет — так ему, что ни скажи, все смешным покажется.
Я не ренегат и не перебежчик — просто воспользовался своим правом на свободу передвижения и выбора места проживания. В мире это обычная практика. Я гражданин России, но моей Родиной была, есть и будет Украина!
— Но уехали вы все же не после, а до революции. Хотя, кажется, опасаться прихода к власти Виктора Ющенко у вас не было причин. С ним у вас были нормальные отношения?
— У меня были нормальные отношения и с Владимиром Литвиным, и с Петром Порошенко, и с Николаем Мартыненко. И со многими другими. А уезжали мы из Украины не из-за выборов, которые, кстати, для меня были настолько предсказуемыми, что даже не было никаких сомнений, что будет именно так. Просто я для себя понял, что нужно дальше развиваться, устраивать свой бизнес, и для этих целей Россия подходит в большей степени, чем Украина.
— Игорь Михайлович, в вашем иске к министру внутренних дел Украины вы не защищаете честь, достоинство и деловую репутацию, не требуете опровержения, денег, извинений. Чего, собственно, вы добиваетесь?
— В связи с вашим вопросом мне вспомнился один избитый анекдот: «Мужчине в роддоме говорят: «У вас родился ребенок. Вес 3600». — «Мальчик?» — «Нет». — «А кто?» Этот анекдот очень наглядно демонстрирует живучесть стереотипов. Если в суд — то обязательно честь и достоинство защищать. А ведь кроме прав на уважение чести, достоинства и деловой репутации государство также гарантировало каждому право считаться невиновным, пока его вина не будет установлена вступившим в силу приговором суда. Почему-то об этом никто не вспоминает. А ведь это означает, что подвергшиеся уголовному преследованию лица могут не опасаться, что суд будет предвзято к ним относиться, что не прокурор в суде будет доказывать виновность подсудимого, а подсудимый будет доказывать свою невиновность. Что судить будут только на основании законно добытых доказательств. Понимаю, что для посвященных сказанное мною звучит почти как издевательство.
Однако государство ведь гарантировало презумпцию невиновности — это один из фундаментальных принципов уголовного процесса. А если есть гарантия, нужно исполнять. Поэтому никакой представитель государства не может публично назвать кого-либо преступником без вступившего в силу приговора суда, так как это ему запрещено Конституцией. А назвал — значит, эту самую Конституцию нарушил.
Чего посредством судебного решения хочу добиться? Признать действия министра незаконными и обязать его в будущем воздерживаться от подобных действий. То есть ни сейчас, ни в будущем не кричать, что Бакай такой-сякой, размахивая игрушечными наручниками перед объективом. А работать на вверенной ему ниве. И уж если убежден в чем, то доказывай, а не заменяй криками исполнение возложенных на тебя обязанностей. Иначе как-то неправильно все получается: вместо приговора — подозрения, вместо доказательств — один, простите, визг. В результате — «заклейменные» на свободе. И вопрос: если совершили что-то, тогда почему на свободе? А если неповинны ни в чем — за что их грязью обливали? Кто на эти вопросы ответит?
— Вы серьезно надеетесь получить ответы в суде?
— Люди сейчас в большинстве своем судам не доверяют, это верно. Но человечество пока не придумало иного инструмента для разрешения споров. Хотя бы на одном этом основании следует решение суда уважать, даже если ты с ним не согласен. Ведь решение суда можно обжаловать выше, обратиться к омбудсмену (Уполномоченному Верховной Рады Украины по правам человека. — Авт. ). Есть Европейский суд по правам человека, наконец. Хоть и долгая это процедура, и затратная во всех отношениях, но не бесперспективная. Одно только скажу: жаль на это время тратить. Жизнь одна. Но и альтернативы нет, так как проблему тебе уже против твоей воли навязали: или борешься, или миришься. Я выбрал первое.
— Борьба борьбой, но что послужило для вас отправной точкой в решении выяснить отношения в суде с министром внутренних дел?
— Не ищите черную кошку в темной комнате. Я уже сказал о причинах своего интервью «Интеру» и о его последствиях. Существует такой эффект, который называется «синдром последней капли». Выступления Юрия Луценко на «Интере» 3 марта этого года и стали такой последней каплей.
Видите ли, пребывая вдали от Родины, все равно не порываешь связей с ней. Даже если ты решился на такое своеобразное заточение абсолютно по своей воле. Я самодостаточный человек! Я успешный бизнесмен и могу себе позволить привлечь адвокатов. Но мое сердце болит за десятки и сотни людей, которые страдают от правового нигилизма тех, кто обязан следовать букве закона. На своем примере вижу, как могут попираться права, когда вопреки презумпции невиновности выносится приговор, прежде всего чести.
Мне не раз случалось видеть материалы о «подвигах» милиции. Последний случай меня, как отца четырех детей, и вовсе вывел из состояния равновесия: подонок в погонах в детской комнате милиции изнасиловал подростка — при молчаливом согласии коллег. Более того, этот случай прокуратура собиралась «замять», дабы не запятнать честь милицейского мундира. Но скрыть это зверство не дали: нашлись неравнодушные люди.
Я долго думал, надо ли мне вступать в полемику с министром относительно моего дела. Но под впечатлением прочитанного о «подвигах» милиции как-то сразу принял решение и стал искать юридических представителей. Собственно, мне ли быть равнодушным?! Волею случая я получил российское гражданство и теперь более свободен в своих действиях. Я не выставляю свой паспорт как щит, для меня он вещь сама собой разумеющаяся, обычный документ. Тем не менее он способен меня защитить.
А кто убережет таких вот мальчишек от милицейского беспредела? Ведь это не просто невежество или дилетантизм. Речь о более глубинном — о системе попирания прав, унижения чести и достоинства граждан. Когда чиновник самого высокого ранга, министр силового ведомства, позволяет себе нарушить закон, совершая антиконституционное деяние, то что уже говорить о его подчиненных, том, например, в руках которого оказалась судьба подростка. Да, я верю, что и в министерстве внутренних дел, и в других силовых ведомствах много, большинство порядочных людей. Но они, наблюдая за действиями своего руководства, которое действует по принципу «своим — все позволено, для остальных — закон», не защищены от соблазна поступать так же. В результате в той же детской комнате милиции, кабинете следователя или камере следственного изолятора правоохранители исполняют роль «вершителей» человеческих судеб, не сомневаясь в своей безнаказанности.
Опыт собственного дела, а также приведенный мною случай (кажется, это было в Запорожской области) натолкнули меня на мысль создать фонд, целью которого будет бесплатное предоставление юридической помощи пострадавшим от милицейского произвола. Думаю, фонд будет открыт для посильного участия в нем иных лиц, а его работа окажется действенной. Это мой вклад в дело формирования институтов по защите прав человека в Украине. А права человека и зверства милиции — вещи несовместимые.
— Вы уверены, что работа фонда будет встречена с пониманием в Украине?
— Я отдаю себе отчет, что с точки зрения созданного мне образа фонд может быть неоднозначно воспринят. Однако, пока общество будет разбираться, что в таком образе Бакая правда, а что — ложь, успею кое-что сделать. И это, я считаю, главное.
— Игорь Михайлович, идея с фондом уж очень напоминает попытку на скорую руку повысить ваш рейтинг… Или у вас все же есть конкретные планы? Кто, например, будет финансировать работу фонда?
— Я не сторонник спонтанных идей, решений, поступков. Дело, начинание стоит чего-то, если все обдумано. Знаете ли, своим рейтингом не занимался, а мои, с позволения сказать, имиджмейкеры такой рейтингообраз мне создали, что и родные не узнали бы по тому «словесному портрету», который они мне рисуют. Не говоря уж обо всех остальных. Это к слову, ибо я, собственно, не склонен трудиться над рейтингами: во власть не иду. На данном этапе передо мной стоит другая задача — переосмысление прожитого, созданного и построение нового, обязательно с учетом сделанных выводов.
В такой ситуации мне незачем кривить душой, изображая большую сердечность. Незачем притворяться, что я излишне равнодушен к общественному мнению. Я заметил, что искреннее чувство, высказанное публично, мало чем отличается от банальности. Нужен ли тогда душевный стриптиз? Также, если обращаешься к людям, не притворяйся, что тебе безразлично их мнение: всех вместе и каждого по отдельности. Какой смысл тогда обращаться?
Поэтому лучше делами попробую высказать, каков я есть и что из себя представляю. Проект организации и деятельности фонда мною разработан. Конкретной договоренности (письменной) о его финансировании у меня нет. Но предварительное согласие определенных лиц имеется. Это уже что-то. Ведь слово в бизнесе кое-что да значит.
— А как будет строиться работа фонда?
— Фонд будет привлекать юристов известных юридических компаний — для поддержания имиджа, и малоизвестных — для его поднятия. Форма работы — прием граждан, консультирование и составление необходимых документов с указанием, когда и куда их надо подавать. Придется постараться, чтобы юристы сочли за честь сотрудничать с фондом. Тем более что от них это больших жертв не потребует, а позитив присутствовать будет обязательно.
Говоря откровенно, работа юриста в большинстве случаев эффективна тогда, когда имеется полное правовое сопровождение — от начала дела и до его завершения. При предложенных мною условиях работы такая формула невозможна. Однако это будет первым и, надеюсь, эффективным шагом, дабы не оставлять людей с глазу на глаз с правоохранительной системой. Что-то наподобие скорой неотложной помощи.
— Вы говорили о своих юридических представителях. Что это за люди? Совсем недавно в каком-то издании промелькнула информация, что фирма, представляющая ваши интересы, зарегистрирована по фиктивному адресу. Правда ли это?
— Что такое фиктивный адрес? Если в конторе делается ремонт и, следовательно, офис не работает полноценно, может ли это считаться фиктивным адресом? Я в юриспруденции не силен, но как-то слабо верится в такое торжество ужаса над разумом.
О представителях, безусловно, информацию собрал, дабы иметь представление и об их ценностных ориентирах, и о профессиональной подготовке. Мне достоверно известно, что Виталий Тетерский и Татьяна Шмарева работали в юридической фирме, которая представляла интересы Катерины Ющенко, а также самого Виктора Ющенко в судах во время избирательной кампании 2004 года. Руководитель этой фирмы — Николай Полуденный был представителем нынешнего Президента в Верховном суде Украины (в обоих громких процессах, связанных с президентскими выборами 2004 года), что дает мне основание быть уверенным в активном участии Татьяны и Виталия в подготовительной работе по этим процессам.
Громкие судебные дела публичны и привлекают внимание (заинтересованных людей, по крайней мере). Поэтому я знаю, что среди клиентов моих представителей — радио «Свобода», интернет-издание «Украинская правда», газеты «Укращна молода» и «Счльськч вчстч», народные депутаты. Перечень внушительный и для меня весомый, хотя, возможно, далеко не полный. Но мне, повторяю, чтобы принять решение, оказалось достаточным и того, что лежит на поверхности.
— Так кто же будет финансировать вашу «скорую неотложную помощь»?
— Я буду иметь к фонду отношение, однако никоим образом — к расходованию им средств. Оставлю за собой только функции контроля.
И еще, повторюсь. С моей стороны — это просто шаг в начале трудного и длинного пути. Надеюсь на понимание и содействие других: те, кто заинтересуется этим делом, пусть продолжат его. Я же этот шаг сделал — мой процесс призван заложить еще один кирпичик в фундамент полноценного контроля общества над властью. И никак не наоборот.
— После услышанного возникает вопрос: либо Бакая подменили (уж очень он не согласуется с имеющимся представлением о нем), либо он «работает на публику»?..
— Об образах, их создателях я уже говорил, и повторяться смысла не вижу. Цели создания этого образа мне известны лишь настолько, насколько меня в них посвятили. Я об этом публично высказывался, правда, мои визави (в частности, Луценко) гневно все отрицали. Деньги просили? Вранье. И хоть в этой ситуации мне себя (и иных лиц) сложно убедить, что все нам привиделось, да бог с ним. У каждого своя недоказанная правда.
Так получилось, что я и раньше не сильно вникал, соответствуют ли правде материалы обо мне. Не скажу, что пренебрегал этим или мне все было безразлично. Просто некогда как-то было, все работа да работа. Я ведь себя политиком не считал. Менеджером, управленцем — да, но только не политиком. А для управленца слишком расточительно начинать создавать о себе легенду с момента попадания в обойму.
Так что, конечно, мой образ отличается от ранее написанного обо мне. Себя я вижу в одном свете, окружающие — в ином. Это нормально.
— Поверят ли вашим словам — это вопрос…
— Но ответ не от меня зависит. Да и к тому же я не на ярмарке, чтобы всем нравиться. И не на смотринах — вот он я какой, глядите, выбирайте… Я деловой человек, мне было с чем прийти. Другой вопрос, нужно ли то, что я хочу предложить? Нужно ли оно Украине, которая уже стала на путь реформирования власти снизу. Вера в доброго барина и его милости улетучивается, остается европейское понимание: власть хороша, когда она контролируема. Никакая, даже самая демократичная, власть, не имеющая рычагов сдерживания, не будет оправдывать тех надежд, которые на нее возлагали. По крайней мере, так я расцениваю события в Украине после ноября 2004 года.
— Странно это слышать от одного из апологетов «эпохи Кучмы»…
— Во-первых, спасибо за столь высокую оценку. У меня задним числом то ли лопатки чешутся, то ли затылок — знать, крылья вырастут или нимб засияет. Если бы это было так… Но я в апологеты не вышел. Ограничился одним навешенным мне ярлычком.
Во-вторых, я ни от кого не отрекаюсь. Я работал в той команде, и работал так, чтобы результаты были достойными. Кто может, пусть сделает лучше.
— Вы говорили о переосмыслении прожитого. Не рано ли?
— Каждому свой срок. Иные весь век проживают, не ощутив потребности в «работе над ошибками». От этого они не становятся ни лучше, ни хуже. Ведь когда начинаешь карьеру — мысли только о ее успешном продолжении. Работа захватывает целиком: семью видишь урывками, болезни воспринимаешь как досадную помеху. Человеку занятому такая ситуация знакома: вначале провозглашаешь формулу «вот чуть-чуть, а потом сделаю то-то… », веришь в нее, а потом перестаешь себя обманывать. Один проект порождает другой, затем третий… Что-то получается, самореализуешься, преодолевая трудности.
Через какое-то время наступает момент, когда начинаешь понимать: а ведь правы были великие, когда говорили, что фортуна многое дает в пользование и ничего — в собственность. Начинаешь соизмерять приобретения и потери, рассматривая все под иным углом зрения. И задним числом удивляешься, почему не видел, как появились первые зубы у старших детей, как они делали свои первые шажки по этой земле. То есть процесс не наблюдал, а только оценивал результат. Есть — и хорошо. А ведь дети помогают контролировать себя. Их страдания заставляют таять наше тщеславие, их смех не позволяет нашим сердцам черстветь, их мечты дают предпосылки не потратить энергию впустую, стараясь сделать лучшим мир вокруг них.
Видимо, так устроена жизнь, чтобы когда-то это понять и оценить. Не самому на амбразуру, веря в собственные возможности, а наблюдая за жизнью детей со стороны, что, согласитесь, куда сложнее. И обязательно задумаешься: в каких условиях их жизнь лучше сложится? Причем условия эти должны быть такими, чтобы сами по себе, без моего участия (не вечно же я рядом буду), помогали им в жизни. И уж, конечно, не мешали. Обеспечить им такие условия — наш родительский долг. Другое дело, что юность в этом смысле слепа. Но ведь годы приносят не только возраст, но и, смею надеяться, жизненную мудрость.
— Вас не смущает, что ваши дети — не граждане Украины? Кажется, старшие — американцы, а младшая — россиянка?
— Не я тому причина. Старшие уехали вместе с бывшей женой, которая выбрала для проживания США. А младшая… Анечке не дали в Украине гражданство. Она родилась в Баден-Бадене (в Германии. — Авт. ). Когда мы приехали на Родину и попросили оформить свидетельство о рождении дочери с указанием того, что она украинка, мне (в то время. — Авт. ) руководителю Главного управления делами Президента… отказали. Сказали, что не положено. Вот будет, дескать, получать в 16 лет паспорт, тогда и выберет себе гражданство. Здесь, в России, таких проблем не было.
— Верите ли вы в Бога и что для вас есть вера?
— Я отвечу на первую часть вопроса утвердительно, а второй ее части позвольте в разговоре не касаться. Вера — это нечто очень личное, сокровенное, если хотите. Выставляемая напоказ вера сродни лицедейству: где уж тут о вечном-то думать, когда нужно делать фотогеничным лицо, не забывая о нацеленных на тебя объективах… Можно еще мириться с публичностью статуса, который вынуждает даже с Богом общаться в чьем-то вечном присутствии. Но коль уж подобного статуса в моем случае нет и нет нужды проводить свой образ через «фотошоп» позитива, я лучше оставлю сокровенное при себе.
— О тех, с кем взгляды на жизнь не сошлись, тоже говорить не будете? Ответа на прямой вопрос «есть ли у вас враги?» я не услышу?
— Это философский вопрос. Скорее, есть люди, которые хотят видеть во мне врага. Мои враги?.. Нет. К сожалению, есть те, кто привык жить по принципу «Враг — это друг». Они не мыслят своего существования без борьбы. Ибо тогда для них жизнь теряет свой смысл. Если нет врага, то его нужно найти, сделать, выдумать… Страшно, что за образами врага стоят не ветряные мельницы, а реальные люди.
В сущности, мое отношение к врагам можно выразить словами великого православного пастыря современности, Патриарха Русской Православной Церкви Алексия II: «… я молюсь, чтобы Господь дал нам быстрее понять, что выше Закона может быть только Любовь, выше Права — лишь Милость и выше Справедливости — лишь Прощение».
У меня есть соперники, есть партнеры по бизнесу, которые также не упускают возможности сделать подножку, есть иные лица, которые имеют ко мне какие-то странные претензии. Я на них зла не держу, и врагами своими не считаю. И не потому, что стал таким уж показным святошей. Нет, просто выживание продиктовало мне свой стиль поведения и собственную шкалу в оценивании себя: увернулся — хорошо, не успел увернуться и получил оплеуху — сам виноват. Ведь предвидел это изначально.
— В третью категорию входит и ответчик по вашему иску — глава МВД?
— И он тоже. Но я бы его среди прочих не выделял. Не из показного неуважения, у меня его к Юрию Виталиевичу нет — это понятно. Ведь таких лиц — небольшая группка, просто у министра возможностей больше для публичного высказывания претензий. Так какой смысл его из группы-то выделять? Из уважения к статусу? Мне чинопочитание чуждо.
— Почему бы вам не воспользоваться советом Юрия Луценко приехать в Украину, чтобы доказать свою невиновность?
— Вопрос, захочет ли меня видеть в Украине столь «прогрессивно» понимающий презумпцию невиновности силовой (он же правоохранительный) министр? Какое-то чувство мне подсказывает, что есть ограниченная группа лиц, явно не желающая моего приезда и опасающаяся его. Потому и розыск был организован. Как пред-
упреждение: сиди в Москве, а в Украину не суйся.
Сам я пока не собираюсь ехать. Но и от следствия прятаться не буду, что, собственно, и ранее не делал. Скажу более, объявленный в международный розыск Игорь Бакай, о месте проживания которого якобы никому не было тогда и сейчас известно, давал пояснения российской прокуратуре, которая исполняла поручение прокуратуры украинской — допросить меня. Поручение было выполнено, а документы направлены в Украину. При этом никто по-прежнему не знает, где меня искать (то есть я до сих пор пребываю в розыске). Одновременно мой визит в прокуратуру был интерпретирован Юрием Виталиевичем как задержание силами московской милиции, которая вынуждена была меня отпустить по звонку, если не ошибаюсь, российского премьер-министра. Вот так, распространив рассчитанную на неосведомленных лиц явную ложь, министр сильно повысил меня в статусе. Даже как-то неудобно на него за такое сердится. Может, он и сгоряча это придумал, но мне все равно приятно.
В Украину приедет адвокат, уполномоченный действовать от моего имени. Надеюсь, на этот раз ему повезет больше, и ему вразумительно объяснят, сколько дел открыли в отношении меня, что мне инкриминируется? Может, даст бог, предоставят возможность ознакомиться с материалами дела. Ведь такое право признается за лицом в контексте осуществления эффективной правовой защиты, как ее понимает суд в Страсбурге (Европейский суд по правам человека. — Авт. ).
И закончить хочется вопросом, с которого начинал: очень ли меня в Украине видеть хотят? Если ответ утвердительный, пусть готовят материалы для ознакомления. Ведь уже и журналисты министру объяснили, что не я что-то должен доказывать — мне должны доказать. Только доказывать, а не воздействовать физически. В смысле, не наручниками к батарее. Так, конечно, во многих случаях привычнее, но от этого надо отвыкать.
— Именно такой вы сейчас представляете Украину?
— Я уже говорил, что для Украины я — «из эпохи точки с запятой». Украина теперь обыгрывает двоеточие. Я наблюдатель — и со стороны, и извне, и в то же время участник. В этой эпохе я не посторонний.
Учитывая мое пребывание за пределами Украины и невозможность влиять на процессы внутри страны, мне хотелось бы избежать любых политических анализов и прогнозов. Знаю, что Украине сейчас нелегко. Но могу сказать, исходя из собственного опыта: это правда, что тьма сгущается перед рассветом.
В заключение хочу пожелать украинцам здоровья и благополучия, а Украине — процветания. Искренне верю, что так оно и будет.