Вчера известный гроссмейстер отметил свой 61-й день рождения
Жизнь одесского гроссмейстера Льва Альбурта разделилась на две половины: до и после его бегства из СССР. В июне 1979 года, будучи на турнире в ФРГ, трехкратный чемпион Украины попросил политического убежища. Перебравшись за океан, Альбурт дважды становился чемпионом Соединенных Штатов. Сегодня Лев Осипович — один из самых известных в Америке тренеров и книгоиздателей. Живет на Манхэттене — самом престижном районе Нью-Йорка. Очень гордится своим 13-томным курсом шахматной игры, считающимся самым полным в мире. Чтобы поздравить известного шахматиста с днем рождения, «ФАКТЫ» позвонили в США.
- Помню, как в 1978 году отец водил меня на международный турнир с вашим участием, а через год имя Альбурта оказалось под запретом…
- Таковы были тогда правила игры, — рассказывает Лев Альбурт. Гроссмейстер до сих пор говорит с заметным украинским акцентом и «шокает», словно никуда и не уезжал из родной Одессы. — Я ведь ходил с клеймом изменника родины. Общаться со мной не боялся только Михаил Ботвинник. Мы с ним подружились еще в Союзе, несмотря на разницу в возрасте. Наверное, Ботвинник чувствовал, что в отличие от других я от него ничего не хотел. Приехав в 1982 году в Нью-Йорк, Михаил Моисеевич попросил меня быть его переводчиком и даже предложил сфотографироваться на память. Скорее всего, так он хотел показать свою независимость от властей.
А вот Анатолий Карпов перед партией со мной шепотом сказал: «Лева, ты знаешь, сегодня я руку тебе пожимать не буду». Я был готов к этому и даже попросил друзей запечатлеть момент, когда зря простоял секунд пять с протянутой рукой. Обиды за отказ от традиционного перед игрой ритуала не было. Понимал, что чемпион мира должен соблюдать правила игры. Зато теперь у нас с Карповым другая традиция. Когда он приезжает в Нью-Йорк, мы устраиваем дружеские посиделки в ресторане «Русский самовар».
- Слышал, что вы приняли активное участие в организации нью-йоркского матча между Карповым и Каспаровым.
- Причем получилось это совершенно случайно. Я познакомил Каспарова со своим учеником (в Америке принято брать уроки в любом возрасте) — миллиардером Тэдом Филдом. Гарри так ему понравился, что Тэд с ходу стал называть его своим младшим братом. Когда Каспаров начал говорить о трудностях с организацией матча на первенство мира и по своему обыкновению активно жестикулировать, бизнесмен достал ручку и спокойно спросил: «На чье имя выписать чек на четыре миллиона долларов?»
- Интересно, на что еще тратят деньги богатые любители шахмат?
- В середине 70-х я выступал за голландский клуб. Его спонсор — эксцентричный миллионер Арнфрид Пагель — решил заполучить в качестве легионера самого Бобби Фишера. Через посредников меценат смог выйти на Фишера, и вскоре тот неожиданно прислал ответ. По моему совету, Пагель предложил Фишеру
50 тысяч долларов за короткую встречу с целью знакомства. Если бы удалось обо всем договориться, речь бы тогда уже шла о куда более крупных суммах.
Предприниматель и бывший чемпион мира довольно быстро нашли общий язык, и то, что должно было стать обычной дружеской встречей, обернулось трехдневным шахматным кутежом. Вместо роскошных ресторанов они околачивались в облюбованных Фишером забегаловках, обсуждали взгляды Бобби на окружающий мир и играли в блиц.
К концу третьего дня Фишер и Пагель уселись улаживать финансовые вопросы. Арнфрид открыл набитый деньгами портфель и вынул оттуда пять пачек, в каждой из которых было по 10 тысяч долларов. Бобби взглянул на деньги, потом похлопал Пагеля по плечу, улыбнулся и сказал: «Ты мне нравишься. Двадцати тысяч будет вполне достаточно». Он подтолкнул три пачки по направлению к Пагелю, и тот спокойно положил 30 тысяч обратно в портфель. После чего Бобби уже бесплатно провел со своим новым другом еще два дня. Они бродили по пригородам Лос-Анджелеса или сидели в круглосуточных кафе. По возвращении домой миллионер заявил, что Бобби Фишер согласился играть за его клуб. Естественно, Фишер и не думал ехать в Страну тюльпанов, но деньги Пагеля оказались потраченными не зря: о сенсационном событии сообщили на первых полосах все крупнейшие голландские газеты.
- А вам самому довелось увидеться с Фишером?
- По просьбе еще одного своего состоятельного знакомого я устроил ему встречу с Бобби. На этот раз за три часа беседы за обеденным столом Фишер запросил 10 тысяч долларов, причем потребовал, чтобы вся сумма была выплачена в ветхих 20-долларовых купюрах, которые он перед тем, как сесть в машину, тщательно пересчитал. Мой приятель предложил Бобби еще пять тысяч за то, что я составлю им компанию в ресторане (сам я расположился в соседнем зале так, чтобы видеть обоих собеседников). «Нет, — наотрез отказался Бобби. — Я специально наводил справки. Альбурт — агент КГБ».
- Так и сказал?
- Помню слова Каспарова: «Мозг Фишера на 99 процентов был занят шахматами. Когда он перестал играть, его голова втянула в себя всякий мусор». И я с ним согласен.
- Сотрудники госбезопасности были тогда в составе каждой советской делегации. Как же вам удалось усыпить их бдительность и остаться в Западной Германии?
- В свободный от игры день, после завтрака, я сказал соседям по столику, что иду сбывать привезенную на продажу черную икру. Для убедительности при мне был целлофановый пакет с двумя баночками икры. По-немецки я говорил свободно и, остановив такси, поехал в полицию. Там попросил политического убежища. Сказал, что хочу жить в США. Мое ходатайство было удовлетворено. Через две недели — 30 июля 1979 года — я прилетел в Нью-Йорк, а уже на следующий день играл в турнире, где получил свой первый в Америке приз — 200 долларов.
- Неужели в СССР вам так плохо жилось?
- Знаете, по советским понятиям, я жил хорошо, зарабатывал на сеансах и лекциях раза в три больше, чем инженер. Став мастером, а затем гроссмейстером, получил прибавку к зарплате, купил трехкомнатную кооперативную квартиру, поменял ее на центр города. Привозил друзьям подарки из-за границы. Я понимал, что в Америке всех этих преимуществ у меня не будет…
- И все же решили из Союза бежать?
- Уже в юности я понял, что плоха не советская власть. Коммунизм — вот настоящее зло! Героем я не был. Единственный поступок за тридцать четыре года жизни в Союзе, которым я горжусь, — это отказ от вступления в комсомол. Я жил, стараясь не слишком морально пачкаться в помощи этой системе, но, желая того или нет, все же работал на нее. На побег я пошел сознательно. Хотел, чтобы люди задумались, почему вполне преуспевающий спортсмен не хочет жить в Советском Союзе.
- Сердце в последний момент не защемило?
- Когда сел в самолет, подумал: неужели я больше не увижу все, что мне так дорого? Попросил у стюардессы газету «Правда» и стал читать о трудовых победах, о решениях партии. И так мне стало противно, так тошно…
В США, кроме участия в соревнованиях, я стал выступать с лекциями и статьями, в которых объяснял, почему надо препятствовать распространению коммунизма в мире.
- Одной из ваших политических акций стал шахматный турнир.
- Мои друзья — супруги Борис Гулько и Анна Ахшарумова, став чемпионами СССР, подали заявление на эмиграцию. Власти разрешения не дали. Более того, запретили шахматистам в течение восьми лет участвовать в соревнованиях. Для моральной поддержки коллег был организован турнир в швейцарском Берне. Мы хотели, чтобы Гулько принимал в нем участие по телефону. Но московский телефон гроссмейстера взяли и отключили. Тогда Борис в сопровождении группы западных журналистов пошел на Главпочтамт. Но телефонистка всякий раз отвечала: «Я вызывала гражданина Гулько, но такого в зале, к сожалению, нет»…
Вскоре мне удалось попасть на слушания в Конгрессе США. Докладчик из СССР уверял: «Мы не выпускаем академика Сахарова на Запад только потому, что он является носителем государственной тайны». Тут я не выдержал и спросил: «А какие секреты, помимо шахматных ходов, знают Гулько и Ахшарумова?» Не прошло и месяца, как гроссмейстеры получили разрешение на выезд…
- От вашей политической активности семья, оставшаяся в Одессе, не пострадала?
- Это Корчному, реально угрожавшему стать чемпионом мира, советские чиновники устроили настоящую травлю. А я не был настолько известным невозвращенцем. Очень порядочно повел себя тогдашний руководитель украинского спорта Михаил Бака. Во многом благодаря Михаилу Макаровичу — близкому другу Щербицкого — в Одессе мою семью не трогали. К сожалению, через год после моего побега умер отец. А мама с братом сейчас живут в Америке.
- Хотели бы вернуться в родной город?
- Меня часто зовут в Одессу: и на турниры, и просто в гости. Частенько встречаюсь с земляками, знаю, что у вас хорошая, свободная жизнь. Но как подумаю о предстоящем восьмичасовом перелете… Нет, самолетов не боюсь. Просто за всю шахматную карьеру уже так налетался…