Одна из крупнейших морских катастроф унесла жизни 359 пассажиров и 64 членов экипажа круизного судна. Последним подняли тело 52-летнего врача из Львовской области Степана Мариновича
Накануне годовщины трагедии корреспондент «ФАКТОВ» встретился с сестрами Оксаной и Жанной Маринович, отец которых, 52-летний Степан Антонович, оказался среди погибших, а также с участником поисково-спасательных работ на «Адмирале Нахимове» Николаем Крупой, 20 лет назад служившим в чине лейтенанта медицинской службы на спасательном судне, с которого к затонувшему кораблю спускались военные водолазы.
- Наш отец не собирался проводить свой отпуск на «Нахимове», — рассказывает Оксана Маринович. — В 1986 году я была студенткой мединститута, и в августе вместе с однокурсниками уезжала на отдых в Венгрию и Югославию. У папы же никаких планов на отпуск не было. Позже я узнала, что, пока я отдыхала, к нам домой несколько раз приходил друг отца и предлагал ему свою путевку в круиз на пароходе «Нахимов». Он никак не мог застать папу дома и только в третий раз встретился с ним. Отец очень обрадовался этой возможности, так как давно не был в отпуске. Поездка его устраивала и по срокам — три недели. При его напряженной работе в больнице — он был акушером-гинекологом и не хотел надолго оставлять своих подопечных — это был оптимальный вариант. В круиз папа собирался взять и нашу среднюю сестру Жанну, однако она отказалась: не хотела пропустить торжественное начало учебного года, последнего для нее, десятиклассницы. Ведь «Нахимов» должен был вернуться домой в середине сентября. Я бы тоже с удовольствием поехала с папой, будь я дома. Но судьба распорядилась иначе, и 31 августа 1986 года в 22. 00 «Нахимов» вышел из Новороссийского порта навстречу своей гибели. Я же в это время с друзьями отдыхала на судне, совершавшем круиз по Адриатическому морю.
Около десяти вечера на нашем пароходе все смотрели фильм. В разгар сюжета что-то заставило меня оторвать взгляд от экрана и посмотреть на звездное небо. Прямо перед собой я увидела очень яркую звезду и вспомнила о доме, об Украине. Почему-то сжалось сердце. Через некоторое время по радио я услышала короткое сообщение о трагедии, случившейся в Черном море с советским круизным лайнером. А еще через несколько дней — уже в Венгрии — мы купили нашу газету, в которой была статья о гибели «Нахимова». Прочитав, я была потрясена тем, какое большое горе обрушилось на людей, не понимала, как такое могло произойти. Но только узнав, что на этом пароходе был и мой отец, я поняла, что значит услышать о гибели своих близких. Между этими двумя ощущениями — бездна!
- О гибели отца вы узнали уже дома?
- Да. Тогда вся наша семья жила в городе Добромиль во Львовской области. Я училась в Тернополе и возвращалась из поездки сначала в Тернополь, оттуда — во Львов, а потом добиралась в свой городок на автобусе. По дороге встретила знакомых, но никто не пытался со мной пообщаться. Я обратила внимание, что все они в моем присутствии становились какими-то молчаливыми. Оказалось, люди уже знали о гибели отца, но не решались сказать мне об этом.
Пока на месте крушения «Нахимова» велись спасательные работы, мы все еще надеялись, что отец жив. Мама поехала в Новороссийск, где собрались родственники пассажиров лайнера. Там она пробыла неделю. Потом еще на неделю в Новороссийск поехала папина сестра. Ее сменил близкий друг отца Владимир Рудзинский — именно ему пришлось опознавать тело папы среди сотен поднятых с затонувшего парохода. Отца достали последним, на семнадцатый день. Номер его тела был 334. Остальные оставшиеся на корабле тела после гибели двоих водолазов решили не поднимать.
Я не очень верю гадалкам, но за несколько лет до гибели отца он с двумя товарищами обращался к одной из них. Им всем предсказали скорую смерть и назвали даты. После того как оба папиных друга умерли в эти сроки, отец насторожился и в начале 1986 года застраховал свою жизнь на очень большую сумму. Мы об этом узнали только после его смерти. И именно в 1986 году у папы внезапно возникло желание прочитать книгу о гибели «Титаника».
Прошло двадцать лет, но боль от потери не стала меньше. Пока не подняли тело отца, я хотя бы надеялась, что если он и погиб, то быстро — от сердечного приступа: за два года до смерти папа жаловался мне на боли в сердце и сказал, что долго не протянет. Но заключение судмедэкспертизы моих надежд не оправдало — отец захлебнулся. А перед этим, видимо, пытался открыть дверь каюты: у него были сорваны ногти на пальцах. Эта картина меня преследует до сих пор…
- В августе 1986 года, — подключается к нашей беседе участник поисково-спасательных работ на «Адмирале Нахимове» Николай Крупа, — я, лейтенант медицинской службы, слушатель четвертого факультета Военно-медицинской академии имени Кирова в Ленинграде, проходил стажировку в аварийно-спасательной службе Черноморского флота, располагавшейся в Стрелецкой бухте Севастополя.
Когда произошла трагедия, командование флотом собрало всех опытных водолазов. Срочнослужащих старались не привлекать. Для этой нелегкой работы отбирались в основном мичманы (водолазы-инструкторы) и специалисты из числа офицерского состава. На третий день после случившегося мы были в Новороссийске. Там уже работали гражданские водолазы спасательной службы Новороссийского порта. Всего к работе по подъему тел утонувших привлекли около 80 человек.
- В каких условиях работали водолазы?
- Глубина на месте кораблекрушения была порядка 40 метров, от поверхности воды до мачты затонувшего парохода — 27. Перед ними стояла задача найти и поднять на поверхность тела погибших. Работали в три смены. Водолазы не могут находиться под водой постоянно, им обязательно нужен отдых до и после спуска — за этим внимательно следили.
Найденные тела клали на платформу, а затем поднимали на палубу судна-спасателя. В начале сентября на Черном море уже нередки ветры, штормы, да и сроки поджимали, потому работали, можно сказать, в экстремальных условиях. При этом погибли двое водолазов — один гражданский, а другой наш, военный.
- Из-за чего это произошло?
- Подробностей смерти гражданского водолаза я уже не помню, а наш, старший мичман Сергей Шердаков, в день гибели провел под водой шесть часов. Он спустился в паре в ночь на 19 сентября, чтобы обследовать каюты. Напарник внутрь не заходил. По дороге в каюты Сергей должен был проползти по лабиринтам коридоров около 50 метров, но потерял ориентацию и запутался в нагромождении сорвавшихся со своих мест предметов и обломков. Напарник попытался его освободить, но не смог. Лишь в седьмом часу утра третья пара водолазов подняла старшего мичмана. Он переохладился, хотя и был одет в специальное шерстяное белье. Ослабевшего Сергея коллеги вытащили на поверхность еще живым, но у него уже началась кесонная болезнь — организм перенасытился азотом.
Шердакова поместили в декомпрессионную камеру, но спасти его не удалось. На то время мы руководствовались методиками Правил водолазной службы 1975 года, а они были, скажем так, не совсем современны. Через десять лет в СССР разработали новые правила, и если бы мы работали по ним, Сергея, наверное, удалось бы спасти.
- Сколько дней работали водолазы?
- Больше недели.
- Случаи отказа идти под воду были?
- Были. Даже в нормальных условиях, если водолаз плохо себя чувствует, высказывает какие-то жалобы, его, как и летчика в воздух, под воду силой приказа никто не пошлет. Один водолаз, помню, говорил: «Здесь, на палубе, я готов делать все, что угодно, но под воду, где весь этот ужас, пойти не могу». И его никто не осудил.
Многие пассажиры в момент выхода парохода из порта уже спали, поэтому водолазы находили людей в ночных рубашках. О погибших детишках я уже не говорю… Судно было почти перерублено сухогрузом «Васевым», корпус «Адмирала Нахимова» в момент удара деформировался, и двери многих кают пассажирам открыть не удалось. Люди оказались в ловушке: запертые в каютах, без света, обезумевшие от заливавшей их воды, они безуспешно пытались вылезти в узкие иллюминаторы (почти все на ночь оставили их открытыми). Находившиеся на верхней палубе, как горох, сыпались почти с высоты пятиэтажного дома в полную темноту, зачастую топя и калеча друг друга.
- Как себя чувствовали водолазы, выполняя эту страшную работу?
- Психологическая нагрузка была страшная. Случались истерики, некоторые жаловались на бессонницу, дрожание рук, но рядом находились мы, врачи. Из нашей бригады аварийно-спасательных судов с водолазами работали я, Валера Какаулин, Саша Воскресенский и другие — всего человек шесть-семь. По роду работы нам часто приходилось сталкиваться с горем, смертью, и мы делали все, чтобы любыми доступными в то время средствами снять эмоциональную нагрузку с наших подопечных — психотерапевтов тогда еще не было. Нам помогали и врачи из Новороссийска.
- По окончании операции водолазам дали возможность снять психологическое напряжение, их наградили, как-то отметили?
- Да. Наиболее отличившихся офицеров и мичманов наградили орденами и медалями. Всем, даже матросам-срочникам, предоставили возможность поехать в дома отдыха и санатории.
- Что делали с телами погибших, поднятыми на судно-спасатель?
- Подходил буксир, забирал тела, потом их, наверное, отвозили в морг. На судно-спасатель никто из родственников погибших не допускался. Увы, с затонувшего корабля подняли не все тела — после гибели второго водолаза руководство приняло решение прекратить работу.