Сегодня исполняется 40 дней, как умер младший брат автора гимнов Советского Союза и России — бывший разведчик и литератор, лишь несколько лет назад рассекретивший свое настоящее имя. «ФАКТАМ» Михаил Владимирович дал последнее интервью
Об этом удивительном человеке «ФАКТЫ» впервые рассказали 31 марта 2006 года в публикации «Михаил Михалков: «Мой брат Сергей написал гимны Советского Союза и России, а я — гимн немецкой танковой дивизии СС «Мертвая голова» с припевом «Где Гитлер, там победа!»
В день нашей встречи в Москве стоял лютый мороз. В квартире моего собеседника, расположенной на восьмом этаже обычной панельной высотки близ Белорусского вокзала, было прохладно. Чувствовалось отсутствие женской руки. Хозяин — высокий худощавый старик с офицерской выправкой, лицом и речью иногда очень похожий на своего знаменитого старшего брата, — извинился за холостяцкий бардак. Несколько лет назад похоронил жену, жил один, сын-журналист иногда проведывал. Михалков говорил неторопливо, как бы взвешивая каждое слово. Сказывалось старорежимное воспитание. Даже матерился как-то благородно, к месту.
В коридоре под вешалкой стояла сумка-тележка. Услыхав о том, что в Украине их называют «кравчучками», потомок дворянского рода начал костерить власть. А как без эмоций, если пенсия разведчика, которого несколько раз ставили к стенке сначала немцы, потом свои, всего три тысячи рублей (немногим больше 500 гривен), почти как у уборщицы?
Бросилось в глаза, что вся квартира — столы, стопки книг и рукописей, даже старенькая портативная печатная машинка — была завалена различными лекарствами. Незадолго до нашей встречи Михаил Владимирович перенес четвертый инфаркт.
Увы, пятый, сентябрьский, его доконал. От Михалкова остались только книги да диктофонные кассеты с его голосом…
- Михаил Владимирович! Долгие годы мало кто знал, что Михаил Андронов — автор слов известных песен, которые исполняли звезды эстрады, это вы. Это было связано с вашей работой в КГБ?
- Отчасти. Главную роль здесь сыграл старший брат. В начале 50-х, как только я начал печататься, Сергей сказал: «Пока занимаю руководящие должности, все будут думать, что я тебя толкаю». На кухню, где проходил разговор, вошел Андрон, мой племянник (Михалков-Кончаловский. — Авт. ). «Прекрасно, назовем тебя Андроновым! — воскликнул брат. Вступишь в Союз писателей. В списке членов будешь одним из первых».
- Зато теперь вы вместе с Сергеем Владимировичем издали книгу воспоминаний «Два брата — две судьбы». А о вашей одиссее разведчика наговорили племянникам Никите и Андрону 28 кассет воспоминаний, и они хотят снять в Голливуде 12-серийный фильм…
- Идея, конечно, очень заманчивая. Но, поскольку действие фильма происходит в разных странах, где я бывал в годы войны (в Швейцарии, Румынии, Венгрии, Германии, Польше), зарубежные продюсеры говорят: хотите, чтобы картину смотрел весь мир, отобразите в сценарии положительную роль американской разведки, других разведок. Как будто американцы, понимаешь, выиграли войну!
- Как здоровье Сергея Владимировича?
- Ничего, слава Богу. 13 марта ему 93 года исполнилось. У него были сложности — перелом бедер, и правого, и левого. Одну операцию сделал в Финляндии, другую в Германии. До этого тоже была операция — устраняли ущемление нерва. Ходит с палкой, его поддерживает жена. Но в общем-то находится в творческом состоянии. Пишет, руководит.
До революции наш отец был известным адвокатом и коннозаводчиком. Его даже Ленин вызывал однажды в Смольный посоветоваться, когда решил расстрелять большую группу бывших царских генералов и сановников. Вождю понравилось, что представитель дворянского сословия Михалков после революции не покинул Россию.
Папа сказал Владимиру Ильичу, что уничтожать военных и прочих специалистов — преступление перед Отечеством. Как революция будет без них защищаться?
Ленин прислушался к мнению отца. И отпустил десятерых генералов под его поручительство и под их честное слово, что не будут воевать против Советской России. Двое из них — генералы Краснов и Шкуро — вскоре не сдержали слово, бежали на Дон к белогвардейцам.
Я их после войны допрашивал на Лубянке. Они во время Второй мировой снюхались с гитлеровцами!
- Так ведь из-за Краснова и Шкуро у отца могли быть проблемы…
- Видимо, Ленину и чекистам было не до него. А в годы гражданской по заданию правительства отец отправился на Северный Кавказ организовывать промышленное птицеводство. Так увлекся этим делом, что стал изобретателем первого советского инкубатора для цыплят!
Зато за других генералов, выпущенных на свободу Лениным, отцу не было стыдно. Однажды со мной приключилась такая история. Разведчиком я стал волею обстоятельств. Перед войной окончил школу контрразведки. И служил переводчиком в штабе 97-го погранотряда в Измаиле. Летом 1941-го попал в окружение, затем в плен. Был в концлагере в Александрии Кировоградской области, чудом остался в живых, когда оказался в колонне кировоградских евреев. Нас расстреляли, но я упал на мгновение раньше первых выстрелов, и на меня свалились тела убитых и раненых.
В такие страшные ситуации, когда жизнь висела на волоске, попадал несколько раз. Потом прибился к штабной роте немецкой танковой дивизии СС «Великая Германия». С детства знал немецкий, экономка у родителей была немкой. Надеялся, что с дивизией быстрее попаду на фронт и перейду к нашим. Но нас почему-то повезли с Украины в Румынию, затем в Венгрию. И я начал собирать сведения, связался с подпольем. Случай помог войти в контакт с советскими разведчиками, через которых наладил связь с Большой землей, где меня знали под псевдонимом Сыч.
В немецкой армии от ординарца командира штабной роты «дослужился» до должности командира танковой роты в танковой дивизии СС «Мертвая голова», хотя в танках ни черта не понимал. Присвоил себе документы убитого офицера. Благо, дивизия находилась в тылу на переформировании и не было возможности раскусить мою некомпетентность. А я налегал на политико-воспитательную работу. Даже сочинил песню-гимн танкистов с припевом: «Где Гитлер, там победа!» Она понравилась командованию, ее подхватили другие подразделения…
Но это было позже. Осенью 1944-го в Латвии во время побега с гауптвахты (попался патрулю без документов) упал со второго этажа на каменную мостовую, сломал руку, повредил шею, получил сотрясение мозга. Оказался в числе нескольких тысяч раненых солдат и офицеров на борту огромного шестипалубного парохода «Герман Геринг», следующего из Либавы в Кенигсберг. А потом после войны во время встречи с советскими моряками в Калининграде выяснилось, что два других транспорта из нашего конвоя с десятью тысячами гитлеровцев были потоплены советскими подводными лодками, а на наш «Герман Геринг», к моему счастью, у знаменитого командира подводной лодки К-21 Героя Советского Союза Николая Лунина не было торпед!
Судьба сжалилась надо мной в общей сложности
12 раз. А в тринадцатый меня чуть не шлепнули свои, когда я в Познани перешел линию фронта. У командира не было бойцов, чтобы препроводить в штаб задержанную подозрительную личность в немецкой форме. И он хотел упростить себе задачу. А в СМЕРШе меня и вовсе приняли было за диверсанта. От волнения у меня пропала способность говорить по-русски. Ведь почти три года общался только с немцами. Да еще с какими! В Будапеште на светском рауте в доме крупного венгерского магната сидел за одним столом со знаменитым диверсантом Отто Скорцени и заместителем Геббельса Вальтером Функом, обвинявшем евреев во всех бедах Германии и других народов.
Кстати, именно это обстоятельство помогло мне после войны в Берлине, в штабе
8-й гвардейской армии, где я допрашивал высокопоставленных пленных, опознать Функа, который пытался выдавать себя за другого.
До каких только подлостей не опускались фашисты, дурача и свой народ, и наших людей на оккупированных территориях! Однажды мне в руки попались листовки с антисоветскими стихами, написанными якобы Корнеем Чуковским и Самуилом Маршаком. Дескать, видите, граждане, даже выдающиеся поэты перешли на сторону немцев! Но благодаря старшему брату я хорошо знал и этих поэтов, и их настоящие стихи.
В 1946 году моя личность показалась кое-кому подозрительной. Меня арестовали, посадили в Лефортовскую тюрьму и добивались признания, что я немецкий диверсант. Сидел в одиночной камере. Спал (если спал) на подвесной доске, с которой свешивались голова и ноги. Это энкавэдисты придумали такую пытку. Следов побоев вроде нет — а человек с ума сходит. Чтобы как-то отвлечься, я сочинял в уме стихи. Писать не разрешали. Пять лет сочинял! А записывал потом, когда выпустили.
- Из тюрьмы я вышел физически разбитым, продолжает рассказ Михаил Михалков. — И Сергей отправил меня подлечиться на родину в Пятигорск, где прошло мое детство. В редакции «Пятигорской правды» меня познакомили со старичком, который тоже писал стихи. Очень неплохие. Его фамилия была Лермонтов. Да, это был один из тех спасенных нашим отцом царских генералов, племянником знаменитого поэта. До революции он служил в охране царской семьи. В годы гражданской — в Красной Армии, заместителем Тухачевского на Южном фронте, видел Ворошилова, Буденного… Мне промолвил с удивлением: «Говорят, что Первой конной армией командовал Буденный. Это неправда! Первой конной командовал я!»
Он показал фотографии. На одной Лермонтов идет впереди с шашкой, а Буденный идет за ним. На другой военспец-командарм Лермонтов сидит в центре, весь в коже, с четырьмя орденами Красного Знамени, а Буденный и Ворошилов — по бокам, у каждого по одному ордену…
Доставая третью фотографию, старик заплакал. На трофейном немецком фото были изображены его три сына, повешенные фашистами за то, что партизанили в Белоруссии.
В 1937-м бывшего красного командира Лермонтова репрессировали. Но не расстреляли, а только сослали. Слава Богу, его дочь была замужем за прокурором Грозного, и тот сумел вызволить тестя.
Вернувшись на родину, герой и потомок великого поэта гражданской войны жил со своей старухой в сыром полуподвале, где вместо стекла в окнах была слюда, питались в основном постной картошкой.
Я взял фотографии и в Москве показал Сергею. Брат был вхож в Кремль, был хорошо знаком с маршалом Ворошиловым. Хотелось, чтобы он помог старикам. Конечно, это было несколько рискованно! Ведь когда тучи сгущались, Ворошилов не спас своего командира.
- Но, к чести Климента Ефремовича, — продолжает Михаил Владимирович, — он обрадовался, узнав, что Лермонтов жив, распорядился доставить его в Москву, очень тепло встретил, поставил на заседании Политбюро вопрос о реабилитации. Сталин подарил Лермонтову особняк в Пятигорске, выдал новенький мундир генерал-полковника, назначил хорошую пенсию. В комнатах дома Лермонтова висели увеличенные до двух метров (тоже по распоряжению Сталина) упомянутые фотографии, на которых царь Николай II вручает Лермонтову орден Святой Анны, сам Лермонтов открывает карету и помогает выйти императрице Марии Федоровне, а затем сидит в компании с Буденным и Ворошиловым.
Висело в одной из комнат и родословное древо Лермонтовых, на котором были и сам генерал, и его сыновья — белорусские партизаны, и его дочь — жена прокурора, и их сын — юный лейтенант-танкист.
Это было в 1951 году. К сожалению, больше в Пятигорск я не ездил.
- Вам посчастливилось познакомиться с известным магом и гипнотизером Вольфом Мессингом, бежавшим в конце 30-х годов в СССР от преследований Гитлера.
- Да. Этот удивительный человек мог улаживать семейные неурядицы, находить пропавшие вещи, украденные деньги, преступников. В 1937 году Мессинг предсказал начало Второй мировой войны и разгром фашизма. Гитлер назначил большое вознаграждение за его поимку.
Его арестовали, избили, Мессинг очнулся в камере. Собрал всю волю в кулак и мысленно приказал всем охранникам собраться в его камере. Сам вышел из нее, запер охранников на ключ и был таков.
Им, конечно же, заинтересовался Сталин. И спросил: «А вы, товарищ Мессинг, можете выйти из Кремля, если я не подпишу ваш пропуск и велю охране вас не выпускать?»
Через некоторое время Мессинг махал ручкой Сталину, стоя через дорогу от Кремля напротив окон кабинета вождя. Оказалось, идя по коридору, он мысленно внушил охране, что идет генерал. Ему даже отдали честь.
Во время войны Мессинг на свои средства построил два боевых самолета для Красной Армии. Часто выступал перед ранеными, перед рабочими, студентами. На сцене мог окостенеть — затылок и пятки лежали на стульях, а туловище и ноги не прогибались, даже если на мага садился тучный мужчина!
Мессинг лечил людей от алкоголизма и курения. Мог парализовать мозг любого человека. Даже давал задание собаке, находящейся в соседней комнате, и она его выполняла.
Однажды мы с ним приехали в разведшколу. И он, пообщавшись с ее воспитанниками, забраковал одного из лучших курсантов: «Этот парень всем хорош. Но во время сна может заговорить по-русски… » Зато очень высоко оценил способности другого курсанта. Им оказался будущий легендарный разведчик Николай Кузнецов…
Мессинг сумел даже собственную смерть предсказать! Говорил мне, что ослаб от воздействия больных организмов других людей. Последний раз я видел его летом 1971 года. Очень плохо выглядел.
… Грустно, что все хорошее кончается. Под конец нашей встречи Михаил Владимирович Михалков взбодрился и предложил «хлопнуть по рюмке». Мне налил водки, а сам чуть-чуть лизнул легкого вина: «Извини, живу на лекарствах… »
Светлая ему память.