9 ноября исполнилось тридцать лет с момента создания Украинской Хельсинкской группы, одним из основателей которой была известная правозащитница
Пануматка Оксана, мати украчнського козацтва… Так часто называли Оксану Яковлевну Мешко, хорошо известную как украинским диссидентам-шестидесятникам, так и работникам Министерства, а позже Комитета госбезопасности СССР. Кто-то сказал о ней замечательные слова: «Пять таких бабушек на Украину — и КГБ получило бы инфаркт». О судьбе этой женщины, уже в пенсионном возрасте занявшейся политической деятельностью, мы беседовали с ее сыном — 74-летним Александром Федоровичем Сергиенко.
- Александр Федорович, когда вы поняли, что ваша мама — необычная женщина?
- То, что у моей мамы крутой характер, я знал всегда. Очень целеустремленная была женщина. Ее часто называли семидельницей: она могла делать одновременно семь дел и контролировать их. Колоссальная энергия и железная хватка была у человека! Из-за характера ее и посадили первый раз: она пыталась вытащить из застенков спецслужб свою сестру Веру, чьи муж и сын во время немецкой оккупации сотрудничали с Украинской повстанческой армией. В 1946 году Вера Яковлевна приехала к нам в Киев и через несколько месяцев… пропала. Как позже выяснилось, ее арестовали. Мама бросилась по инстанциям, наняла сестре адвоката. Но ему говорили, что такой заключенной нет, и, следовательно, никто ему с делом ознакомиться не даст. Для того чтобы получить доступ, нужно было знать номер дела и фамилию следователя. Опытный адвокат, знавший все входы-выходы, такую информацию добыть не смог. Тогда этим занялась моя мама.
Она пришла в одно из помещений Министерства госбезопасности в Киеве. Туда пускали только по спецпропускам. Подежурила у проходной и заметила, что цвет удостоверений, которые показывают охраннику, почти такой же, как у ее служебной книжечки. А работала она тогда в Облпотребсоюзе. Дождавшись момента, когда охранник начал говорить по телефону, она небрежно махнула перед его носом «корочками» и вошла в помещение. Подошла к окошку и узнала необходимую ей информацию. Адвокат после этого лишь руками развел: «Вас только в разведку посылать». Дело вернули на дорасследование, а маму арестовали. За излишнюю активность. Ей и сестре инкриминировали… терроризм. Следователь пытался выбить из нее признание в том, что они замышляли против главы украинского правительства Никиты Хрущева (в то время председатель Совнаркома Украины. — Авт. ) теракт.
- Ее били?
- Двадцать один день маму мучили бессонницей — по ночам водили на допросы. А днем в следственном изоляторе запрещали спать. Такой вот смертельный номер. Люди в подобных случаях ломались и оговаривали себя. Но не моя мама! Измученная издевательствами, она попыталась разорвать рот своему следователю Куценко. И, неприятно пораженный ее стойкостью, он сказал, что ее показания уже не нужны. Мол, обо всем рассказала ее сестра Вера. Тогда мама попросила надзирательницу ночью подвести ее к камере сестры на пару слов. Уговорила. Та подвела, и мама сказала сестре: «Вера, что ты делаешь? Если тебе все равно, то мне — нет. У меня сын растет». И та отказалась от своих признаний. Позже обеих сестер в Москве заочно судили — дали по десять лет концлагерей. Вернулась мама в 1956 году. Ее реабилитировали, восстановили на работе и через два года дали 12-метровую комнату. Тогда же мы начали строить дом на Куреневке, в котором я живу до сих пор. А уже в шестидесятых началась ее бурная общественная жизнь.
- С чего она начинала?
- Оксана Яковлевна на общественных началах организовывала вечера украинской культуры. Причем у нее получалось «выбивать» места для их проведения совершенно бесплатно! Правда, в одном и том же месте удавалось провести только несколько мероприятий: начальство, увидев в своем «хозяйстве» украиноговорящих людей в вышиванках, хваталось за голову и все прекращало. А на этих вечерах бывали и Нина Матвиенко, и Марийка Мыколайчук, и Валентина Ковальская (украинские певицы. — Авт. ). Проводились и Дни памяти Кобзаря возле памятника Тарасу Шевченко. Такая активность, понятное дело, власти не нравилась. В 1965 году пошла первая волна арестов «шестидесятников», и мама осталась на свободе практически единственным организатором этих мероприятий. Ей на то время было шестьдесят лет…
- Вы, естественно, в стороне тоже не оставались?
- Когда мы в 1945 году приехали в Киев (мне тогда стукнуло 13 лет), я увидел, что город чрезвычайно русифицирован, и очень расстроился. Знаете, если бы где-то рядом действовали бойцы УПА, я бы ушел к ним еще лет в двенадцать… Первый раз маму арестовали, когда мне было пятнадцать. Остались мы вдвоем с бабушкой. Я закончил школу, поступил в Киевский сельскохозяйственный институт.
Гэбисты заинтересовались мной еще в 1953 году. Тогда я активно общался со студентами-украинистами, а донес на меня однокурсник, ставший сексотом (тайным осведомителем. — Авт. ). От тюрьмы меня спасла смерть Сталина. Но из института я все-таки вылетел. Будто бы за неуспеваемость. Потом был отчислен и из медицинского института, куда поступил после сельскохозяйственного. А в 1972 году меня арестовали. За «антисоветскую агитацию и пропаганду» дали максимальный срок — семь лет в лагерях строгого режима и три года ссылки. Поводом стали мои заметки на полях готовящейся к публикации статьи о русификации украинцев. Я и редактором-то не был, так, оставил на полях пару острых фраз… Мама ходила по различным инстанциям, пытаясь помочь и мне, и другим политзаключенным. Результат был нулевой, но на нее обратили внимание «компетентные органы». А еще через несколько лет, 9 ноября 1976 года, мама стала одной из основательниц правозащитной организации — Украинской Хельсинкской группы (УХГ).
- И к чему же привело внимание «компетентных органов»?
- Ее хотели уничтожить физически. Была такая история. В восьмидесятом году врач из нашей районной больницы подала документы в ОВИР на выезд в США. Вскоре ее вызвали в кабинет главврача, в котором уже сидели «люди в штатском». После этого разговора врач зашла к нам домой — якобы проверить, как мама. Посмотрела, послушала и говорит: «Вам нужно немедленно ложиться в больницу». Оксана Яковлевна очень удивилась и отказалась от госпитализации. Нужно сказать, что у мамы была потрясающе развита интуиция. На следующий день к нам заглянула медсестра и рассказала, как все было: слухи о переговорах в кабинете главврача разнеслись по больнице моментально. Мечтавшей о визе в США женщине сказали: «Хочешь уехать — любой ценой положи Мешко в больницу. А там мы уж сами с ней разберемся… »
А еще маме как-то подослали… киллера. Но в тот день, к счастью, она была дома не одна — квартирантка, крепкая молодая женщина, не работала и сидела в своей комнате. В дверь постучали. Оксана Яковлевна открыла и увидела мужчину, который представился газовщиком. Он тут же затолкнул ее в комнату и, достав пистолет, стал требовать деньги. Квартирантка услышала громкие голоса и вышла из комнаты. Мужчина, увидев, что они в доме не одни, спрятал пистолет, а мама вскочила на подоконник и выпрыгнула через окно в сад.
… Она многое повидала в своей жизни, — продолжает Александр Федорович. — Оксану Яковлевну очень жестко «опекали». Перед нашим домом постоянно стоял милицейский пост, всех гостей снимали на камеру. И вот в таких условиях ей приходилось руководить УХГ — ведь в течение года после ее организации было арестовано практически все руководство. Тем не менее она регулярно собирала информацию о состоянии дел в Украине. Это было очень сложно. Ведь нужно было не только добывать факты, но и писать юридически обоснованные тексты, переправлять их в Москву, где коллеги-диссиденты передавали данные либо в зарубежные посольства, либо работающим в столице иностранным журналистам. Закончилось это тем, что летом 1980 года мама была помещена в психиатрическую лечебницу. Власти хотели признать ее невменяемой, но психиатры вынесли вердикт: «Здорова. Нам бы всем так».
- Тем не менее от тюрьмы ее это не спасло…
- В конце 1980 года маму арестовали. На этом, считайте, и закончила свое существование УХГ, державшаяся на ней до последнего. Судили ее на Рождество Христово, 7 января 1981 года, и приговорили к полугодичному заключению и пяти годам ссылки. Больше трех месяцев Оксану Яковлевну везли через всю страну в городок Аян (Хабаровский край, Россия. — Авт. ), где и я отбывал ссылку. 108 дней этапа! Можете себе только представить. Мой срок заканчивался, и я встал перед выбором: ехать в Киев к больной жене, на руках у которой двое маленьких детей, или остаться с больной пожилой мамой? Тогда Оксана Яковлевна сказала мне: «Сынок, езжай спасать семью». Я заготовил ей дров на зиму и уехал. Прощаясь, я не думал, что мы с ней увидимся. Она очень тяжело переживала ссылку, часто болела. Писала, что хату по самую крышу снегом заносило, а откопать некому. Так она каждый день протаптывала тропинку…
Через пять лет мама вернулась. Подлечилась и опять начала работать. Активно общалась с украинской диаспорой в Австралии. И в 1988 году ее пригласили приехать в гости.
- Как же ее выпустили из страны?
- Наверное, увидели, что пришла к ним старенькая бабушка с трясущимися руками. Подумали: какой от нее вред? Вот и выпустили на свою голову. Знали бы они, что Оксана Яковлевна выступит в австралийском парламенте во время слушаний по поводу перестроечных процессов в СССР. Ведь она, занимаясь правозащитной деятельностью, прекрасно знала практически всех политзаключенных, отбывающих сроки. Кто, где и за что сидит. Ее выступление снимало агентство Си-эн-эн, и эти кадры обошли весь мир. Какая шумиха поднялась! Мол, в Союзе только говорят о перестройке, а политические заключенные есть! Такого шороху она навела, что в результате многих освободили! После этого украинская диаспора из Америки пригласила маму на съезд Всемирного конгресса свободных украинцев. Так что прямо из Австралии она полетела в США.
- Наше посольство в Америке не насторожилось?
- Еще как! Ее вызвал к себе посол и говорит: «Оксана Яковлевна, вам ведь была дана трехмесячная виза для пребывания только в Австралии». А мама, сделав невинное лицо, ответила, что визу ей продлили в Австралии, чтобы она подлечилась после операции на глазу. Тогда дипломат поинтересовался, что она делает в Америке? «Лечу домой», — сказала она и показала билет.
Моя мама была большой мастерицей по выпутыванию из сложных ситуаций. Очень находчивый человек! Эта черта ее не раз спасала. Помню, году в семидесятом пришли к нам домой с обыском. Дверь маминой комнаты закрыта, а ее самой нет дома. Гэбисты обыскали весь дом, а ее комнату опечатали — мол, подождем когда придет. Через какое-то время по дороге домой Оксана Яковлевна встретила соседку, которая видела непрошеных гостей. Та ей ничего не сказала, но посмотрела «со значением». Мама все поняла и… домой вернулась только утром. Оставшийся дежурить гэбист показал ей печать на двери и побежал звонить своим коллегам. Мама аккуратно, не повредив печати, сняла дверь с петель и, спрятав «крамольные» документы, повесила ее затем на место. Так что проверяльщики остались с носом.
- Ей в Америке остаться не предлагали?
- Уговаривали. Убеждали, что в СССР ей не дадут жить. Но мама ответила, что уже ничего не боится, а умереть хочет дома. Вернувшись, она опять включилась в работу. Открывала учредительный съезд Украинского Хельсинкского Союза, на котором была образована Украинская Республиканская партия, создала правозащитную организацию «Хельсинки-90»… В 1990 году голодала вместе со студентами на Майдане. Правда, один день — ведь ей на то время было уже восемьдесят пять лет.
Оксана Яковлевна часто говорила, что назло гэбистам проживет сто лет. Но не дожила до этой даты. У нее прямо на улице случился инсульт, и она умерла 2 января 1991 года — за восемь месяцев до провозглашения независимости Украины.