Долгожитель утверждает, что никогда не пил, не курил и не сидел на диете Житель Донецка Михаил Ефимович Кричевский, который вчера отпраздновал свое 108-летие, до сих пор декламирует стихи Апухтина и Шевченко, которые он выучил еще 90 лет назад (!), а также умножает и делит трехзначные числа в уме! Сейчас старейшина Донецка, повидавший живьем революционера Троцкого и анархиста Задова, разучивает «Гаврилиаду» Пушкина и пишет обращение к ученым-генетикам.
Михаил Ефимович родился в 1897 году в местечке Карловка под Константиноградом (ныне — Нижнеднепровск) Полтавской губернии. В семье управляющего мельницей у помещика Меккельбург-Стрелицкого он был младшим, четвертым ребенком. Его отец и мать были из многодетных семей мелких торговцев (мать была 12-й в своей семье!). На службе у помещика Ефим Кричевский большого дохода не имел, потому образованием детей занимались гувернантка и мать. В 10 лет Мишу отдали в ученики к сапожнику, и через год он уже умел шить обувь. Но вскоре произошло событие, круто изменившее жизнь мальчика. Из Кобыляк приехала зажиточная родственница — тетя Лиза, и родня привела всех своих детей в сад Кричевских на смотрины. Ребятишки демонстрировали свои таланты. После того как Миша прочел стихотворение Апухтина «Сумасшедший», тетя набросилась на его родителей: «Мальчик с такими способностями — сапожник?! Я его забираю!»
Коммерческое училище в Кобыляках Миша окончил с золотой медалью.
- Учась в Екатеринославском (ныне — Днепропетровском) горном институте, я поспорил с профессором Маковским, — вспоминает Михаил Кричевский. — Заметив, что он неправильно решил задачу, я показал, как (с помощью простых секретов, которым научил нас в училище математик француз Шарбе) можно умножать и делить в уме даже пятизначные числа. Больше у меня не было проблем с экзаменами!
Но учебой гимназисты не ограничивались: сентябрь был месяцем экскурсии. В 1913 году во время такой поездки в Киев Миша с классом попал в Киевский губернский суд. Там слушалось дело Бейлиса, общественным защитником по которому выступал писатель В. Короленко.
- Мы попали в перерыв, — вспоминает Михаил Кричевский. — Но вышедший к нам судебный пристав рассказал о деле: «Сейчас закончил речь защитник обвиняемого господин Короленко, который вывесил плакат, привезенный из Давоса (Швейцария). С одной стороны на плакате Вильгельм II со своими генералами в бинокль смотрят на Москву, с другой стороны — Николай II со своей свитой в лупу смотрят на голого мальчика по фамилии Юшкевич. Подпись: «Нихт юде!» Короленко обратился к судьям: «Вильгельм II готовится к войне, а вы уже три года занимаетесь делом Бейлиса».
Потом учителя рассказали нам, что обвинение евреев в ритуальных убийствах детей было сфабриковано. Но речь Короленко так впечатлила судей, что Бейлиса оправдали. А Россия к войне 1914-го года оказалась не готова: газеты писали, что на троих солдат — одна винтовка.
Старшая сестра Михаила Кричевского, Люба, после окончания Харьковского мединститута ушла на фронт, и в 1917 году (во время Брусиловского прорыва на Австро-Венгерском фронте) она работала в госпитале в Кошице.
- У меня сохранилось фото, на котором рядом с Любочкой — родная сестра князя Юсупова, того, кто убил придворного «пророка» Гришку Распутина, — говорит Кричевский. — Это было модным патриотическим порывом — девушки из знатных семей шли на фронт сестрами милосердия.
Был и другой патриотический порыв в предреволюционной Малороссии (слово «Украина» в те времена было запрещенным) — тайные чтения опальных поэтов: Любочка Кричевская читала «Кобзаря» Т. Шевченко в кругу… Симона Петлюры и его двоюродной сестры Нины, с которой училась в гимназии. Потом Симон подарил Любе этот томик «Кобзаря».
А об оккупантах, квартировавших в доме Кричевских, очевидец Первой мировой войны отзывается как об «очень культурных людях».
- По приказу генерала на рассвете солдаты очистили наш сад от сухостоя и гусениц, — вспоминает Михаил Кричевский. — Денщик просил разрешения у мамы сварить для генерала кофе на нашей кухне — пока они не привезут полевую кухню (потом ее оставили нам). Немцы избавили город от бродячих собак. Сетовали только дворники — немцы заставили их работать!
Известие о революции застало юнкера Кричевского в Киеве. Выпускников училища мобилизовали в армию Керенского.
- Нас направили в Киевское военно-инженерное училище, — рассказывает Кричевский. — В ноябре 1917-го мы стали юнкерами (военными инженерами-прапорщиками) и получили назначение на фронт в Кошицу. Но в Киев вошли большевики, которые призвали юнкеров не сопротивляться революции. Ночью начальник училища генерал Сибирцев велел нам сорвать погоны, «состарить» шинели и расходиться по домам.
Вернувшись в Екатеринослав еще до захвата Полтавщины войсками Центральной Рады, Кричевский видел выступление Троцкого: «Мы уходим, но вернемся», — пообещал оратор с броневика.
- При Несторе Ивановиче Махно в городе был порядок, на каждой улице — патруль, — вспоминает долгожитель оккупацию Екатеринослава анархистами в 1918 году. — А увидев, что люди вырубают городской парк на дрова, Махно издал приказ, который теперь хранится в городском музее: «За каждое срубленное дерево будет срублена голова».
- Мои друзья по училищу в Кобыляках поступили в институты, но потом подались на фронт, — рассказывает Михаил Ефимович. — Один я не бросил институт. Спустя годы я навел справки о своих одноклассниках: Исааке Журавицком, Зеймане Воловиче, Вениамине Кричевском и Илье Дубинском.
Оказалось, что Волович стал заместителем комиссара Паукера, начальника отдела правительственной охраны в ОГПУ, которым руководил Ягода. В 1933-м Паукер и Волович арестовывали Зиновьева и Каменева. А в 1936-м Ягода и его соратники (в том числе и Волович) были арестованы за то, что сформировали из курсантов школы ОГПУ роту боевиков, которые должны были свергнуть Сталина. Но переворот не удался. По одним сведениям, Волович застрелился сразу, по другим — был расстрелян, но перед этим якобы дал показания на маршала М. Тухачевского. Вместе с Тухачевским был расстрелян и другой однокашник моего собеседника — Исаак Журавицкий, генерал, работавший начальником политуправления железной дороги Чита — Хабаровск. Как «троцкиста» расстреляли и Вениамина Кричевского, бывшего в 30-е годы прокурором Северо-Кавказского военного округа. До 90 лет дожил только Илья Дубинский.
- Я нашел Илью по публикации в «Литературной газете», где сообщалось о его юбилее, — говорит Михаил Кричевский. — Я написал в газету, но опоздал — жена Ильи сообщила мне, что он умер. Оказалось, что Дубинский за участие в боях против Деникина и Врангеля был награжден лично Котовским, написал много книг о красных казаках (»Трубачи трубят тревогу», «Перелом»), но в 1937 году и его арестовали. Он просидел до 1953-го! Потом был реабилитирован, жил и писал в Киеве. За книгу «Портреты и силуэты» ему дали Государственную премию Украинской ССР.
Михаил Ефимович вспоминает НЭП как самые сытые времена.
- В 1923 году я получал
600 миллионов рублей, буханка хлеба стоила 300 миллионов, — говорит Михаил Ефимович. — Мы голодали, а в 1924-м, при НЭПе, советский червонец стал дороже доллара. В 1925-1926 гг. я работал на шахте в г. Снежное Донецкой области и получал 150 червонцев в месяц. На червонец я привозил из села полную тележку продуктов. Курица стоила 40 копеек, фунт сахара (400 г) — 10 копеек, костюм — 30 рублей. С Ленинградской обувной фабрики «Скороход» приезжали к нам на шахту продавать хромовые сапоги по 25 рублей пара. Дефицита не было вообще! Нелегко жилось только коммунистам, у которых был «партмаксимум»: где бы коммунист ни работал, хоть проходчиком, хоть директором шахты, он не должен был получать больше 120 червонцев (остальное высчитывали в фонд государства).
В 1929 году со сталинской коллективизацией процветание окончилось: люди резали скот и вырубали сады, не желая платить налог за выращенное собственными руками.
В годы Второй мировой войны Михаил Ефимович вступил в партию… на дому. Но перед этим чуть не попал под расстрел:
- В 1931 году я заведовал отделом механизации на шахте Рыковка (ныне им. Калинина) в Донецке, — вспоминает Михаил Кричевский. — Меня забрали прямо с шахтного наряда и на «черном воронке» привезли в подвал НКВД.
«Паразит! — орал на инженера офицер. — Мы кровь проливали, чтобы купить на шахту немецкие машины! Почему они у тебя не в забое?» Инженер объяснил чекисту, что два месяца писал директору шахты — докладывал, что нужно для того, чтобы запустить оборудование, но ответа не получил. Задержанному дали две недели на «исправление». Собрав бригаду механиков с трех шахт, Кричевский запустил машины за три дня! «Угольный» министр Ладынин, приехавший из Москвы, принимать «рекорд», зло спросил механика: «Ты это нарочно сделал?» Министр боялся, что партократы сделают «рекорд» производственной нормой.
Но был у Кричевского и настоящий рекорд. Вскоре в Донецк приехал легендарный уроженец Донбасса, будущий сталинский нарком углепрома Александр Засядько, который назначил Кричевского завкафедрой института повышения квалификации кадров для горной промышленности.
- В 1936 году курсант Гончаров, механик донецкой шахты -29-бис, пожаловался мне, что на его шахте новая буровая установка Горловского завода тормозит добычу, — вспоминает Кричевский.
Преподаватель, отправившись на эту шахту, выяснил, что установка предназначена для крепких углей, а на 29-й угли мягкие. Вместе с механиком шахты они перенастроили агрегат.
- Это был рекорд! — говорит Кричевский. — Машинист угольного комбайна Гриша Аносов, который за 2 часа 40 минут прошел 140 метров, нарубив целую лаву (240 тонн угля), воскликнул: «Моя машина работает как пчелка!» Первый секретарь обкома Саркисов передал мне домой чек на 10 тысяч рублей, и мой портрет целый год висел в обкоме. На премию мы обставили трехкомнатную квартиру в Харькове — в этот город меня назначили начальником отдела Всеукраинского горного института. Но вся наша обстановка досталась немцам. Сначала супругу эвакуировали на Урал, а после того как перед отступлением наших войск в Донбассе взорвали шахты, и меня туда направили.
На Урале Кричевских и одарили… партбилетами. Работая на шахте им. Чкалова, дававшей коксующийся уголь для танкостроительного завода в Тагиле, инженер Кричевский нашел гениальный выход из «производственного стопора» — вагонетки не проходили в узкий тоннель, ведущий к новым выработкам. Расширить тоннель не было возможности. Не сорвав поставок топлива, инженер нашел другой путь вагонеткам! Вечером Кричевскому доставили домой богатый продуктовый «тормозок», а позже секретарь райкома принес ему и партбилет. Еще раньше партийный билет принесли супруге: она вылечила всех капитанов северной реки Камы.
Михаил Ефимович утверждает, что НИКОГДА не курил, не пил и не сидел на диете! Толковому спецу, который звал всех горняков по имени-отчеству, шли на уступки: обязательному гостю на всех торжествах подавали квас. Серьезно переболел он только в детстве — сыпным тифом. Но в 100 лет Кричевский таки лег под скальпель — заболели почки.
- Операция прошла неудачно, — говорит старожил. — Я ходил с мочеприемником и не хотел жить дальше! Меня спас профессор Серняк.
К настоятельной просьбе о повторной операции вековому пациенту профессор отнесся скептически: он стал интересоваться, как дедушка кушает, не болит ли сердце. Михаил Ефимович ответил, что «съест столько, сколько положат», и не знает, с какой стороны у него сердце! А после того как пациент прочел доктору стихи, которые учил
90 лет назад, профессор решился: «Оперируем».
Операция вернула Михаила Ефимовича к нормальной семейной жизни. Когда в 1972 году умерла первая жена Михаила Кричевского, он долго был один. Жил у сына с невесткой, потом дети вышли на пенсию, выросли внуки и правнуки. Стала покидать этот мир и семья долгожителей Кричевских.
- Отец мой умер в 98 лет, мать — в 89. Сестра Любочка прожила 101 год, как и наш дед, а вот двое средних моих сестер умерли молодыми: одна в 85, другая — в 80 лет, — сокрушается Михаил Ефимович.
В общем, дедушка заскучал. И стал захаживать на огонек к знакомой овдовевшей соседке Лизе. Поселиться под одной крышей «молодые» не спешили. Но 10 лет назад на возвращавшегося вечером со свидания кавалера напали хулиганы! После этого Лиза предложила переехать к ней. До недавнего времени хозяин сам ходил на рынок, но потом ноги ослабели и слух ухудшился, сейчас о «200-летних» (так они себя называют) супругах заботится родня и благотворители.
- Я живу его жизнью, — поведала 93-летняя Елизавета Григорьевна Топер, гражданская жена долгожителя. — Ну, дай я тебя поцелую, умница ты мой, — отрывается от пошива тряпичной куколки бабушка, обращаясь к своему Мише.
А умница вечно занят глобальными проблемами: как-то, переживая по поводу войны в Косово, Кричевский написал в… Ватикан. Предложил Папе Римскому внести свой вклад в дело мира во всем мире — объединить все конфессии, дабы не возникало этнических конфликтов на почве межрелигиозной розни, и даже предрек Иоанну Павлу получение Нобелевской премии, но… Из Ватикана пришла «отписка», которую автор идеи не пожелал мне показывать.
Сейчас Михаил Кричевский снова занят: учит наизусть «Гаврилиаду» Пушкина и пишет послание ученым.