Знаменитая австралийка дала первое подробное интервью за всю свою карьеру в кино
Буквально за последние четыре года Николь Кидман превратилась в суперзвезду. За это время австралийская красавица сыграла главные роли в десяти картинах, получила две премии «Золотой глобус», дважды номинировалась на «Оскар» и заслужила его за фильм «Часы». Голливуд платит ей не менее 15 миллионов долларов за картину. А ведь ранее к ней относились только как к красивой жене Тома Круза. Он увидел Николь в австралийском триллере «Мертвый штиль» (1989 год) и сделал все для того, чтобы никому не известную в Америке актрису утвердили в качестве его партнерши в фильме «Дни грома». Он очаровал Николь, развелся со своей женой (актрисой Мими Роджерс), и уже в канун Рождества 1990 года Кидман и Круз обвенчались на горнолыжном курорте в Колорадо. Николь оказалась в тени своего знаменитого мужа, но ее эта роль, похоже, устраивала. Пара взяла двоих приемных детей и, казалось, была счастлива. И вдруг в начале 2001 года (еще и месяца не прошло после того, как супруги отпраздновали 10 лет со дня свадьбы) Том подал на развод. Репортерам Круз бросил такую фразу: «Ник (так он называл Кидман) отлично знает причину, по которой мы расстаемся». Эти слова вызвали море спекуляций в прессе. Кидман отказывалась комментировать случившееся. Она сделала лишь одно заявление для прессы, в котором призналась, что была беременна от Круза, но потеряла ребенка, когда муж сообщил ей о разводе. Николь Кидман приписывали романы с Расселлом Кроу, Тоби Магуайером, Робби Уильямсом, Ленни Кравицом, Стивом Бингом, Джудом Ло. Она по-прежнему отказывалась пускать журналистов в свою личную жизнь. Кинозвезда, которая не дает интервью! И вот в феврале Николь сдалась. Свое первое подробное интервью актриса дала журналу «Плейбой». Правда, настояла на том, чтобы редакция прислала к ней не журналиста. Ответственную миссию поручили американскому писателю Стивену Ребелло. Вот как он описал впоследствии свою встречу с Кидман в Лос-Анджелесе: «Только что она рассказывала о своей любви к приключениям и затяжным прыжкам с парашютом, а в следующую минуту уже обсуждала со
знанием дела особенности классической русской литературы. Она меняется мгновенно. Из сексуальной женщины-вамп, явно провоцирующей вас, вдруг превращается в скромную католичку, пришедшую в церковь помолиться. И все это происходит так естественно, что понимаешь — это не игра актрисы, это сама Николь!»
- С самого начала актерской карьеры вы не стеснялись сниматься обнаженной
- Что противоречит моему «я», моему стилю, тому, как я люблю одеваться. Но я — актриса. Поэтому отношусь к обнаженному телу как к искусству. Я бы без раздумий согласилась голой позировать Пикассо. Я снимаюсь обнаженной в тех фильмах, где подобные сцены являются неотъемлемой частью сценария, помогают полнее создать образ, передать замысел режиссера. В таких случаях не рискую брать на себя роль цензора, потому что понимаю — мы снимаем произведение искусства. Но мне нужно чувствовать, что я нахожусь в заботливых руках. Если мне покажется, что меня эксплуатируют как мясо, испытаю унижение, возмущение и тут же откажусь от съемок.
- Да, но когда вы играли в лондонском театре в пьесе «Голубая комната», утонченные европейцы платили двойную и тройную цену за билеты в первом ряду только потому, что вы в какой-то момент появлялись на сцене полностью обнаженной. А один британский критик назвал вас «настоящей театральной виагрой».
- Для меня все это выглядело смешно. Ведь я появлялась голой на сцене всего на десять секунд в легкой дымке при тусклом освещении. Но на англичан не обиделась.
- Значит, вам нравится, когда люди восторгаются вашей физической красотой, например, вашим задом?
- Нет. И я моим задом недовольна! Мне бы хотелось иметь такой, как у Дженнифер Лопес. Ее зад кажется мне идеальным!
- Некоторые женщины говорят, что жалеют, что не родились мужчинами, когда видят Лопес или Анджелину Джоли. Вы бы хотели поцеловать Дженнифер?
- Нет. Я не хочу целоваться ни с одной женщиной. Вообще у меня нет желания целоваться ни с одним человеком, которого знаю, — я предпочитаю фантазии. Я привыкла погружаться в чувственные образы. Обожаю запахи, люблю прикасаться к вещам с закрытыми глазами. Это позволяет мне создать собственное впечатление о том, что меня окружает.
- А вы никогда не фантазировали о том, чтобы прожить жизнь с другой женщиной?
- Мне было бы легче ответить на этот вопрос положительно, чтобы соответствовать модному нынче шаблону. Но я предпочитаю быть откровенной. В физическом смысле женщины мне не нравятся. Я люблю запах мужчины. Взгляд мужчины. То, как мужчины думают, глядя на меня. Это меня цепляет. Я знаю это, но снова попадаюсь на крючок.
- На что вы обращаете внимание в первую очередь, глядя на мужчину?
- На его интеллект. А потом на руки — люблю мужские руки. Как они прикасаются ко мне, обнимают. Но это не всегда означает, что я готова лечь с мужчиной в постель. У меня столько друзей среди мужчин, что многие уверены — я росла с целой кучей братьев. Однако они ошибаются: у меня есть только младшая сестра. Но мне проще общаться с мужчинами. Я могу задавать им любые вопросы и получаю честные ответы. С женщинами сложнее. Хотя в последнее время они стали относиться ко мне иначе. Когда я была моложе, то постоянно слышала шепот за спиной: «О, смотри, она выскочила замуж за Тома Круза!» После развода все изменилось. Теперь, в какой бы стране я ни была, ощущаю мощную поддержку от женщин. Многие из них говорят мне: «Я тоже одна воспитываю детей и знаю, как это тяжело». И они правы. Одинокая женщина с детьми несет ответственность и за себя, и за них.
- Но вряд ли так много женщин в мире пережили опыт брака и развода с суперзвездой Голливуда!
- А это не имеет значения. Если, конечно, чувства были настоящими. Развод, разочарование, предательство — пережить их одинаково тяжело, кем бы ни был ваш партнер. Но я никогда прежде ни с кем не обсуждала свой разрыв с Томасом, не собираюсь делать это и сейчас. Была опустошена, когда все закончилось. Но, выходя замуж, я дала клятву перед алтарем до конца своей жизни уважать мужа. И хотя брак распался, мы все равно остаемся в какой-то степени партнерами. Что было, то было, оно осталось с нами. И если я поделюсь с кем-то, то предам Томаса.
- Отказываясь обсуждать эту тему, вы тем самым выражаете свое уважение к нему?
- Огромное уважение. Не все у нас было гладко, случалось и плохое, но я предпочитаю помнить о хорошем. А его было, как мне кажется, больше.
- Давайте поговорим о ваших родителях. Ваша мать работает медсестрой и учит этому других. Отец занимался биохимией, потом стал психиатром. Даже написал книгу «Семейная жизнь». Мать — известная феминистка. Согласитесь, ваши родители такие разные.
- Тем не менее они живут вместе уже 40 лет, и мы с сестрой всегда понимали, что любовь папы и мамы друг к другу в какой-то мере сильнее, чем к нам, их детям. Они до сих пор держат друг друга за руку, когда идут по улице. И звонят по телефону, болтая часами, если кто-то из них уезжает из дому хотя бы на пару дней. Возможно, такие отношения как-то по-особенному сблизили нас с сестрой. Если с Антонией что-нибудь случится, я не смогу жить! Что касается родителей, то, думаю, они счастливы в браке прежде всего благодаря отцу. При всей его академичности это самый эксцентричный мужчина из всех, кого я знаю.
- В чем это проявляется?
- Он по сей день занимается марафонским бегом и пытается научиться отбивать чечетку. Кстати, среди посещающих танцевальную школу он — единственный мужчина! Соседи всегда смотрели на нашу семью с недоумением. Мы казались им слишком либеральными. Наш дом был открыт для всех — больных, нищих, бродяг. Мама называла их сиротами.
- Ваша мама пыталась привить вам свои феминистские взгляды? Вы не устраивали публичное сожжение бюстгальтеров, например?
- Такого не помню, но и любви к этому предмету женского гардероба не испытываю. Бюстгальтер ношу редко. Это одно из преимуществ женщины с маленькой грудью. Надеваешь бюстгальтер по настроению.
- Вы сказали, что любите фантазировать. Значит ли это, что вы предпочитаете иллюзию реальности?
- Мое воображение способно унести меня гораздо дальше той жизни, которой я живу. С детства моими лучшими друзьями были герои книг. Я ненавидела тот момент, когда книга заканчивалась. Я словно переносилась на ее страницы. Сейчас это помогает мне играть любые роли. Для девушки, которая зачитывалась «Грозовым перевалом», «Анной Карениной», «Преступлением и наказанием», в кино и на сцене нет ничего невозможного!
- А у вас в детстве были реальные подруги?
- В школе я была самой высокой. Все надо мной смеялись. Себе я казалось уродиной. Моей подругой была девочка, которую все обижали. Мальчишки ее частенько колотили. Она просила меня: «Ударь меня в живот! Ударь!» Так моя подруга качала пресс и училась терпеть боль.
- Какие еще неприятности случались с вами?
- Однажды я украла в магазине куклу Барби. У всех девочек в школе были Барби, кроме меня. Мама не покупала мне, потому что ей не позволяли ее феминистские убеждения. Когда она увидела мою куклу, то велела мне отнести ее назад в магазин и извиниться. Это было для меня самое страшное наказание. Во-первых, я расставалась с любимой игрушкой. Во-вторых, должна была сознаться в краже. Поверьте, для католички это страшный грех. Когда мама поняла, что даже это не помогло ей убедить меня в буржуазной гнилости Барби и ее создателей, она пошла в тот же магазин и купила мне десять кукол! Признание в краже я запомнила на всю жизнь и поняла, в чем сила исповеди. У меня и сейчас часто возникает потребность исповедаться.
- Перед священником?
- И перед ним в том числе. Для меня важно получить прощение, хотя не могу сказать, что много грешу. Просто у меня обостренное чувство того, что правильно, а что нет.
- А как отреагировали ваши родители, когда вы в 16 лет бросили школу?
- Ужасно! Они до сих пор не могут мне этого простить. При каждой нашей встрече спрашивают, когда я брошу валять дурака и наконец получу диплом? И я учусь. Сейчас на факультете философии. А когда мы с Томом жили в Англии, я изучала английскую поэзию. Теперь кроме философии увлеклась теологией, изучаю Ветхий Завет. Это помогает мне понять, что происходит в настоящее время на Ближнем Востоке, в Израиле, в Палестине.
- Вы бросили школу и улетели в Европу?
- Да, мне всегда нравились итальянцы (смеется).
- Насколько мне известно, вы отправились в путешествие в компании молодого человека.
- Это правда. Мне было 17, ему 18. Мы оказались в Амстердаме. Потом путешествовали по всей Европе. Но с самого начала я сказала ему: «Мы с тобой друзья, а не любовники».
- И он с этим смирился?
- Да. Мы везде снимали один номер на двоих. Но я спала на кровати, а он — на полу. Это было очень романтично. Каждую ночь оставалась какая-то недосказанность, тайна. И возможность того, что наши отношения могут зайти дальше. Сейчас я понимаю, как я над ним издевалась! Особенно запомнился один момент. На рынке в Амстердаме я увидела чудесное подвенечное платье. Его пошили в 20-х годах прошлого столетия. И я купила его. Мой друг решил, что я подала ему знак. Но в отеле сказала, что не собираюсь выходить за него замуж, потому что люблю его не как мужчину, а только как друга. Платье же купила для своей свадьбы с тем, кого встречу в будущем. Так и произошло: через четыре года я встретила своего будущего супруга. И когда мы венчались, я была в платье, купленном в Амстердаме. Но хочу предупредить, что больше так никогда не поступлю и другим женщинам не советую. Это оказалось плохой приметой. А вообще, если честно, я удивляюсь моим родителям. Мне моногамные отношения кажутся очень сложными. Наверное, потому, что я не переношу рутину. Даже приемы, на которых приходится садиться за стол, вызывают у меня раздражение. Предпочитаю фуршеты. Рутина вызывает у меня панику. Хотя и боязнь опоздать на встречу тоже меня страшит.
- Недавно вы признались, что панически боитесь бабочек. Это правда?
- Боюсь. И мотыльков тоже. В детстве, если я видела на крыльце бабочку, то обходила дом и залазила через окно.
- И даже ваш отец-психиатр не мог помочь?
- Должна сказать, что это двоякая ситуация. Я всегда хотела относиться к нему как к отцу, а не как к врачу. К счастью, папа решил эту проблему за меня. А с бабочками мне никто не смог помочь разобраться. Это поразительно. Ведь они такие красивые и безобидные! А вот к более страшной живности я отношусь спокойно. Змей просто обожаю. В новогоднюю ночь 1999 года я даже танцевала со змеей!
- Подробности, пожалуйста!
- Ничего пикантного (смеется)! Моя сестра, ее муж и я встречали Новый год в Таиланде. Я увидела танцовщицу с огромной змеей. Спросила, могу ли я ее подержать. Мне разрешили. Змея обвилась вокруг моего тела. Мне понравились эти ощущения, и я начала танцевать. Муж сестры даже пробормотал: «Николь, осторожнее. Завтра в газетах появятся фотографии!»
- А больно не было?
- Нет, хотя я могу спокойно переносить боль. Однажды на съемках я сломала два ребра, но продолжала работать. Просматривая отснятый материал, я обратила внимание, что у меня на лице не дрогнул ни один мускул. Нечто подобное повторилось на съемках фильма «Мулен Руж». Я сильно ушибла колено. Каждое движение причиняло мне боль, но я не только ходила, но и танцевала на съемочной площадке.
- Может быть, вам нравится испытывать боль?
- Я не мазохистка. Но если боль приходит — физическая или душевная — могу с ней справиться.
- В каких отношениях вы сейчас со своей матерью?
- Свой «Оскар» отдала ей. Без нее я никогда не добилась бы такого успеха.
- Но разве мать однажды не бросила вам в лицо, что она жалеет о том, что родила вас?
- Это правда. Я тогда страшно обиделась, схватила на руки своего 10-месячного ребенка и выскочила с ним из дома, бросив маме через плечо: «Как ты могла сказать такое?» Я даже не дала ей закончить фразу. Теперь знаю, что на самом деле она хотела сказать мне. Мама могла стать прекрасным врачом, могла спасать жизнь людей по всему миру, стать знаменитой. И не стала. Она родила и воспитала нас с сестрой.
- Давайте вернемся к вашим страхам. Слышал, вы боитесь, когда вас фотографируют?
- Когда я это говорила, то имела в виду различные церемонии и премьеры. Я боюсь толпы. Для меня это противоестественное окружение. А когда начинают сверкать вспышки фотоаппаратов, я и вовсе теряюсь, паникую и стараюсь уехать как можно быстрее.
- Раньше этого не было?
- Раньше все было иначе. Мы ходили на подобные мероприятия вдвоем. Рядом со мной была сильная мужская рука, на которую я всегда могла опереться. И меня мог поддержать спокойный мужской голос: «Дорогая, все в порядке. Ты выглядишь безупречно!»
- Вы столь знамениты сейчас, что вам вряд ли удается избежать внимания прессы и фотографов.
- Вы правы. Недавно я делала себе маммографию (рентгеновское обследование женской груди). Кто-то украл эти снимки и заключение врача. Видимо, газетчики решили, что раз я отправилась на обследование, значит, у меня что-то не в порядке с грудью. Я же считаю, что каждая женщина должна периодически делать маммографию. Я была крайне возмущена! Могу понять, когда знаменитостей фотографируют в тот момент, когда они целуются, сидя на трибуне стадиона во время бейсбольного матча, или выходя из ресторана. Могу смириться, даже если меня подкараулили у ворот моего дома. Но считаю непростительным, когда столь грубо вмешиваются в вопросы жизни, смерти, здоровья и всего, что связано с детьми.
- Вы красивая молодая женщина. У вас есть личная жизнь. Как вам удается совмещать новые знакомства (я говорю о мужчинах) и воспитание детей?
- Своих ухажеров не знакомлю с детьми. Это строгое правило, которое я ни разу не нарушила. Подобное знакомство состоится только в том случае, если я пойму, что этот мужчина — мой будущий муж. И он готов разделить со мной ответственность за будущее моих детей. Может быть, это неправильно, может, старомодно, но я так решила. И боюсь ошибиться в своем выборе. Помню, когда мне было 10-12 лет, мне нравились мужчины гораздо старше меня. Когда я влюбилась по-настоящему, это было такое сильное, всепоглощающее чувство, что теперь боюсь пережить его вновь.
- Вы сейчас говорите о мужчине, за которым были замужем?
- Да, о нем. Порой мне кажется, что мне суждено быть одной. Но я искренне надеюсь, что это не так. Мне нужна поддержка, защита. Мне нравится быть частью кого-то.
Перевод Наталии ТЕРЕХ, «ФАКТЫ»