На лошади — через Украину, Польшу, Чехословакию — командир кавалерийского эскадрона дошел до Берлина
Полковнику в отставке, Ивану Трофимовичу Максим-цу, испытавшему все тяготы Великой Отечественной войны, довелось участвовать во многих парадах, но особенно памятны ему парад на Красной площади Москвы 7 ноября 1941 года и Парад Победы в июне 1945 года.
В Красную Армию Иван Максимец пошел семнадцатилетним пареньком.
- Иван Трофимович, как мне известно, до войны добровольцами в Красную Армию брали тех, кому исполнилось 18 лет. Для вас сделали исключение?
- В 1935 году я только закончил школу и параллельно — учительские курсы, после которых стал преподавать в школе в селе Вишнополь, тогда Винницкой, а теперь Хмельницкой области. Однажды в областной газете вычитал, что проводится набор добровольцев в Красную Армию.
Прямо с газетой я рванул к
военкому. Узнав о моем желании, он удивился. «Ваня, тебе же года не хватает», — сказал он. «А если я принесу бумажку, что родился не в 1917-м, а в 1916 году, возьмете?» — спросил я. «Ты приноси, а там посмотрим», — ответил военком. За помощью я обратился к председателю сельсовета. Выслушав меня, он улыбнулся и сказал, что если у меня такое сильное желание пойти добровольцем, то он не против и поможет. На следующий день я снова был у военкома. Подавая ему справку, согласно которой мне было уже 18 лет, спросил: «А теперь возьмете?» Вскоре я оказался в 12-м отдельном оперативном кавалерийском полку Внутренних войск, стоявшем в Харькове.
После окончания военного училища проходил службу в 4-м кавалерийском полку отдельной мотострелковой дивизии особого назначения имени Дзержинского. В этом полку и встретил войну. Довелось защищать Киев, Москву, а затем был долгий путь на Берлин.
- Расскажите, пожалуйста, о параде 7 ноября 1941 года.
- Осенью сорок первого фашисты были на окраине Москвы. Наш полк, в котором я был командиром первого эскадрона, прикрывал подступы к советской столице. К нам пришло пополнение конного состава. На своего Орла я не жаловался — это был хороший конь, настоящий боевой друг. Поэтому был удивлен, когда меня вызвал командир полка и передал мне белоснежного красавца Кумира. Командир тогда сказал: «Поскольку ты комэск-один (командир первого эскадрона. — Авт. ), то должен отличаться от других, поэтому и даю тебе прекрасного коня». От такого красавца было грех отказываться. Орла я отдал своему ординарцу, а с Кумиром мы сразу подружились. Породистое животное арабско-кабардинских кровей стало мне настоящим другом. Я даже мог с ним разговаривать. Бывало, подойдешь к нему, а он голову на плечо положит и как будто пытается что-то на ухо сказать. А если копыта ему почистить надо, так он ногу сам поднимал — одним словом, умнейшее животное было.
В первых числах ноября 1941 года нас в обстановке строжайшей секретности сняли с позиции и отправили в Москву на центральный аэродром в районе Ленинградского проспекта. Там были собраны и другие воинские части. Нам говорили, что москвичи хотят посмотреть на войска, которые готовятся для отправки на фронт, и поэтому в районе Крымского моста пройдет небольшой смотр. И только вечером накануне седьмого ноября мы узнали, что будем участвовать в параде на Красной площади. Утро выдалось по-настоящему зимним: небо затянули темные тучи, шел густой снег. За несколько минут до начала парада прозвучал голос Левитана: «Внимание, внимание! Говорят все радиостанции Советского Союза: Центральное радио Москвы начинает передачу с Красной площади парадом частей Красной Армии, посвященным 24-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции». А ровно в восемь утра начался парад, который принимал заместитель наркома обороны Маршал Советского Союза Семен Буденный. Запомнилось обращение Председателя Государственного комитета обороны Сталина… Этот парад имел огромное значение, ведь Гитлер на весь мир заявил, что седьмого ноября именно он проведет на Красной площади в Москве парад своих войск. Как позже стало известно, трое фашистских высших офицеров, переодетые в форму генералов Красной Армии, даже разъезжали на «М-1» (в народе — «Эмка») по Москве.
- Прямо с Красной площади мы все шли на фронт… Однажды к нам в полк приехал полковник, записал в блокнот данные о всех видных лошадях. Как оказалось, он бывал и в других кавалерийских частях. А недели через две командир полка приказал срочно передать моего коня Кумира представителю Генерального штаба. «Как же так?» — спрашиваю. Командир вздыхает: «Моего коня тоже забрали». Так я остался без Кумира. Пересел на верного Орла, который был все это время под присмотром ординарца. На этом коне через Украину, Польшу, Чехословакию я дошел до Берлина. А оттуда — до немецкого города Кведлинбурга, где мы получили приказ идти на помощь американским войскам. Когда вышли на Эльбу, то сперва подумали, что ее фашисты форсируют, и жахнули по ним… И только когда те подняли звездно-полосатые американские флаги, мы поняли, что это союзники. Дали им проход к Берлину, где Жуков отвел им сектор. Американцы были недовольны — мол, маленький. На что Жуков говорил: «А мы делаем так, как в наших колхозах, по трудодням. У кого больше дней труда — тот больше и получает!»
Кстати, на Эльбе я познакомился с начальником оперативного отдела одного из корпусов армии Чуйкова. В сорок первом он был генерал-лейтенантом, комендантом Кремля, а в конце войны — полковником. Я поинтересовался почему. Оказалось, что в то время, когда правительство уезжало из Москвы, он имел неосторожность зайти к Сталину с докладом, что его самолет готов вылететь в Куйбышев. Выслушав его, Сталин сказал: «Товарищ полковник, вы свободны». Вот так он и превратился в мгновение ока из генерал-лейтенанта в полковника. Всю войну следили за тем, чтобы звание ему не повышали и чтобы должность была не выше начальника отдела… Меня же после Победы направили учиться в академию имени Фрунзе. Так я снова оказался в Москве.
- Где опять стали участником парада — на этот раз Победы?
- С середины июня 1945 года на Центральном аэродроме начались тренировки войск к Параду Победы, а 24 июня по главной площади Советского Союза прошли сводные полки фронтов, Наркомата обороны, Военно-морского флота, военной академии и училища. Парад принимал Маршал Советского Союза Жуков. Я стоял в первой шеренге третьим от фланга в нашем парадном расчете. Смотрю, Жуков из Спасских ворот выехал на белой лошади и начал объезжать войска. Уже только вид белого красавца скакуна заставил мое сердце забиться сильнее, чем обычно. А когда Жуков на коне остановился напротив нашего расчета, я чуть было не закричал: «Это же мой конь Кумир!»
- А как вы узнали его, по каким-то отметинам?
- Я же кавалерист, мне никаких отметин не надо. Ведь лошадь — это как человек, а на войне и боевой товарищ. Своего Кумира я бы и через много лет узнал. Вот стою и смотрю на него, думаю окликнуть, так ведь Жуков накажет, вплоть до того, что разжалует — строгий он был. И вы знаете, Кумир меня тоже узнал, подошел ближе, и в этот момент Жуков отвернулся. Я быстрым движением руки погладил морду коня. В ответ он лизнул мои пальцы. Вот так мы и повстречались. Больше я Кумира не видел. Позже узнал, как мой конь оказался у Жукова и как нашли лошадь для командующего парадом маршала Рокоссовского.
Вот как рассказывают в своей книге «О русской школе верховой езды» о судьбе «парадных лошадей» Г. Л. Рыбина и Н. Г. Свешников.
Сталин поручил принять Парад Победы Жукову и велел подобрать для него коня белой масти. Командующим парадом Сталин назначил Рокоссовского на лошади без указания масти. В манеже в подмосковных Хамовниках было всего две лошади белой масти: Целебес и Цветок, но они были недостаточно крупными для маршала. Жукову необходим был конь более «капитальный». Такого нужно было найти за пять дней. Искали по всей стране: в кавалерийских частях, на Московском ипподроме, на Московском конном заводе, в кавалерийском клубе ДОСААФ, Высшей офицерской кавалерийской школе имени Буденного, в конно-спортивных школах и других организациях. Наконец, наткнулись на Кумира из кавалерийского полка КГБ. Коня осмотрели Буденный, Антонов и другие — все остались довольны. Когда Жуков сел на Кумира, стало понятно, что в верховой езде он мастер.
Рокоссовский — как знаток лошадей — облюбовал для себя красавца Полюса, родившегося на конном заводе имени Ворошилова. Это был крупный, породистый конь караковой масти, без единой отметины, с большими выразительными глазами, черными гривой и хвостом.
Оба маршала тренировались около месяца — Жуков входил в манеж, молча занимался выездкой и быстро уезжал на работу. Рокоссовский мог еще долго любоваться лошадью, которую солдаты отшагивали после работы.
В день Парада Победы накрапывал дождь, и коней заботливо накрыли попонами. В 10 часов утра из ворот Спасской башни выехал на серебристо-белом Кумире Маршал Советского Союза Георгий Жуков. Его сопровождал, также на белом Целебесе, генерал-майор Зеленский. Они направились к Мавзолею. Навстречу от стен Исторического музея с шашкой наголо скакал на Полюсе Рокоссовский. Его сопровождал адъютант — подполковник Клыков на коне по кличке Орленок.
Перед Мавзолеем маршалы замерли друг напротив друга, и прозвучал голос Рокоссовского: «Войска действующей армии и Московского гарнизона для Парада Победы построены!»
Моросящий дождь не помешал полководцам красиво скакать манежным галопом по Красной площади, встречаться с представителями всех фронтов. Объехав и поприветствовав войска, стоящие на площадях Революции и Манежной, Жуков и Рокоссовский под звуки «Славься!» Глинки неслись чуть ли не карьером по Историческому проезду, снова на Красную площадь, которая встречала их громким солдатским «Ура-а-а!» и бурными аплодисментами. Рокоссовский остановил Полюса возле Исторического музея. А Жуков разгоряченного Кумира — возле Мавзолея, после чего быстро спешился и, похлопав коня по шее, направился на трибуну Мавзолея. Сопровождавший его генерал Зеленский радостно произнес: «Слава Богу, все хорошо закончилось!»
Судьба двух великолепных «парадных» лошадей оказалась весьма печальной — Кумир после Парада Победы был возвращен в свой кавалерийский полк бывшего КГБ, где вскоре погиб, а Полюс…
В период подготовки к ноябрь-скому параду 1945 года, как обычно, сводный оркестр Московского гарнизона проводил свои репетиции в манеже в Хамовниках, так как на открытом воздухе было уже прохладно, а манеж был удобным местом для репетиций.
Во время одной из таких репетиций опытный всадник офицер Николай Ситько решил воспользоваться возможностью для приучения Полюса к оркестру и музыке. Он въехал на Полюсе в Манеж, пока оркестр молчал, и стал дожидаться, когда начнется репетиция. Расчет Ситько сводился к тому, чтобы закрепить выработанную ранее у Полюса спокойную реакцию на духовой оркестр. Однако музыка оказалась слишком громкой для закрытого помещения, и Полюс сильно испугался, весь задрожал, моментально взмок, заметался на месте и… упал. Оркестр сразу прервал игру. Коня с трудом подняли и успокоили. Но, по-видимому, сильный звук военного оркестра оказался слишком большим раздражителем системы Полюса. Это вызвало у него расстройство нервной системы. Увы, усилия ветеринаров помочь коню результатов не дали. И, по указанию маршала Буденного, Полюса отправили на родной конный завод имени Ворошилова.
- Мне неоднократно предлагали генеральскую должность, — вспоминает Иван Максимец, — командование группой войск, но я отказывался. До конца службы оставалось немного, а срывать семью из Киева я не хотел. Вместе с женой Ниной Петровной, с которой я живу вот уже 62 года, мы прошли войну, правда, на разных фронтах. И, славу Богу, остались живы. Не думали мы с ней, не гадали, что через много лет после Великой Победы нам придется провожать на войну свою дочь Аллу. После окончания филологического факультета Киевского государственного университета ей пришлось работать в Индии, Китае. Однажды ее вызвали в Москву и сказали, что надо ехать в Лаос. Дочь тогда сослалась на здоровье и сказала, что влажный климат ей вреден. Тогда ей сказали: «Хорошо, мы вам дадим самый сухой климат на земном шарике — в Афганистане. Вы там нужны». Три года Алла пробыла на афганской земле!
Автор благодарит за помощь в подготовке публикации начальника пресс-службы Внутренних войск МВД Украины Светлану Павловскую.