После окончания днепропетровского профтехучилища дипломированного пекаря трудоустроили… дворником, но ни жилья, ни прописки воспитаннице Никопольского детского дома так и не предоставили
Ночлежка находится километрах в десяти от 6-й детской больницы, куда временно поместили в отделение новорожденных двухмесячного Лешку Щадных. В шесть часов утра всем постояльцам ночлежки предлагают до вечера покинуть помещение, и Люда, выпив положенный здесь стакан кипятка, отправляется пешком в больницу — покормить сынишку грудью. Бывает, так и сидит возле больницы целый день до вечернего кормления — идти-то все равно некуда. Днем малыша прикармливают из бутылочки, а его маме поесть не на что: ни пособия, положенного при рождении ребенка, ни выплат матери-одиночке она получить не может — нет прописки и идентификационного кода.
Но, когда Людмиле предложили отказаться от сынишки, молодая мама заплакала: «Почему? У меня, кроме него, нет никого на свете… »
На бомжиху эта невысокая худенькая девушка не похожа: аккуратно причесанные русые волосы спрятаны под бейсболку, белая футболочка и старенькие джинсы тщательно отутюжены. Бог знает, чего стоит ей эта внешняя благопристойность! «В ночлежке утюг есть, и я глажу одежду, — поясняет Люда смущенно. — Боюсь, как бы не задержали за бродяжничество — прописки-то в паспорте нет. Кто тогда моего Лешку кормить будет?»
Своих родителей Людмила не знает, лишь подсмотрела когда-то в личном деле, что бросившую ее в роддоме маму зовут Вера Павловна, от отца досталось только отчество — Петровна. Вот и вся родословная. В Никопольском детском доме Ь 1, где Люда провела практически всю свою жизнь, детей воспитывали очень строго, за непослушание били. «Видите шрамы на губах, — показывает она, — это одна воспитательница приложилась». Люде доставалось, наверное, больше других, потому что вечно становилась на защиту однокашников.
Самым ярким впечатлением детских лет осталась работа на реконструкции детдомовского здания, где 10-12-летние девочки и мальчики трудились подсобниками, да еще запомнились несколько мешков с изгрызенными мышами шоколадками, выброшенных из кладовой на мусорник. Это были новогодние подарки шефов, так и не розданные детям.
В третьем классе Люду и еще четверых сирот записали в городскую музыкальную школу, и здесь девочка наконец-то почувствовала себя нужной, красивой и талантливой.
- Я играла на домбре и фортепьяно, пела в ансамбле, танцевала, — улыбается Людмила. — Даже заняла второе место на киевском фестивале «Золотая жар-птица». Мне подарили за это спортивный костюм, кроссовки и магнитофон — впервые появились собственные вещи.
После окончания интерната Людмилу Щадных вместе с несколькими девочками-сиротами отправили в Днепропетровск — в профтехучилище Ь 65, не обеспечив положенной в таких случаях теплой одеждой, не дав денег, которые она по закону должна была получить от государства… Детский дом приучил девушку к послушанию: что скажут, то и нужно делать. А вот умение постоять за себя, чего-то добиться наперекор обстоятельствам там не требовалось.
Не получив заявку от местных днепропетровских предприятий на дипломированных пекарей-кондитеров, утруждать себя поисками работы для сироток чиновники не стали. Люду трудоустроили дворником в соседний жэк и еще месяц разрешили пожить в училищном общежитии. А потом сказали: «Извини, у нас новый набор». И она, упаковав все свое добро в небольшую сумочку, ушла в никуда.
Жить в подъезде было стыдно, поэтому, вспомнив рассказы однокурсниц, девушка подалась в Запорожье, где обитатели частного сектора, живущие за счет огуречного и помидорного бизнеса, нанимают на лето работников. Походив по окраинам, нашла и Люда подобное объявление на заборе… До самых морозов гнула спину на чужих огородах, получая в месяц около 150 гривен, пропитание и крышу над головой. Даже на такие деньги она умудрялась покупать себе кое-какую одежду в секонд-хэнде и откладывать на черный день. Вот только не ожидала Людмила, что он наступит так быстро…
У своих работодателей Люда встретила первую любовь. 23-летний водитель Сережа тоже был сиротой и жил по соседству с ее хозяевами. Это показалось знаком судьбы: кто, как не товарищ по несчастью, сможет понять ее лучше всех? Сергей, впрочем, в сказки не верил и романтическими ухаживаниями себя не утруждал. «Пойдем в кино», — просила Люда, всю неделю мечтавшая о том, как они проведут воскресный вечер. «Давай лучше пива выпьем», — делал Сережа встречное предложение.
Когда Люда поняла, что беременна, ей уже стало ясно: на Серегу рассчитывать нечего. Он и сам, узнав о новости, ничем любимую не обнадежил. Только плечами пожал: «Хочешь — рожай». А у нее даже вопроса такого «хочу или не хочу?» не возникало. Потому что во всех детских мечтах и детдомовских слезах в подушку всегда незримо присутствовал ее будущий ребенок. «Я бы своего ни за что не бросила», — твердила Люда, изливая горькую обиду на неизвестную ей мать. Вторым веским аргументом в пользу малыша была надежда, что с его появлением закончится одиночество. Тем, кто вырос в семье, этого не понять, но Люда всей своей жизнью выстрадала право на близкую, родную душу. И неважно, кто это будет — сын или дочь…
Однако для реализации радужной мечты одного желания было явно недостаточно. Как Людмила ни старалась, таская на выпирающем уже животике ящики с огурцами и помидорами, хозяева не захотели оставить ее на зиму. Да и какой из нее теперь работник? Сережа после обхода пивных ларьков тоже не мог сообразить, он-то здесь причем: «Сама захотела — сама и расхлебывай!» И Люда уехала в Днепропетровск, где оставалась надежда найти девчонок, с которыми вместе росли в детском доме и учились в ПТУ. Описывать скитания девушки — занятие не для слабонервных. Подружек Люда не нашла и, самое страшное, абсолютно не знала, куда обратиться со своею бедой, имеет ли она как сирота какие-то права. Что наводит на чудовищную по своему правдоподобию мысль: сирот намеренно не готовили к предстоящим в будущем проблемам и возможностям их решения, дабы не надоедали чиновникам лишний раз.
… Из здания вокзала Люду прогнали, и, пока не ударили морозы, она жила на лавочке в каком-то дворе. Когда стало совсем невмоготу, нашла теплый подъезд, где коротала ночи возле батареи. А днем шла в расположенную рядом поликлинику, где в вестибюле стояли мягкие кресла и никто не обращал внимания на молоденькую беременную женщину.
От постоянного голода Люду уже начало шатать, и тут девушку приметила пенсионерка Татьяна Федоровна, ходившая в поликлинику на уколы. «Может, ты голодная?» — подошла она как-то раз к Люде. Но та отрицательно покачала головой, постыдившись признаться, что несколько дней крошки во рту не держала. Женщина, однако, все поняла и, сбегав домой, вернулась в поликлинику с баночкой супа и котлетами.
Когда Татьяна Федоровна привела Люду к заведующей поликлиникой и беременную раздели, чтобы осмотреть, врачи ужаснулись: ноги будущей мамы, обутые в легкие ботиночки, были обморожены. К счастью, помощь подоспела вовремя: отогрев, накормив и оформив все документы, Люду отправили в городской роддом Ь 2 — на сохранение, где она и провела три оставшихся до родов месяца.
В мае этого года у Людмилы Щадных родился Лешка — абсолютно здоровый крепыш весом в 3 килограмма 750 граммов и с громким требовательным голосом. Овалом лица и пронзительно голубыми глазами он похож на маму, а вот длинные черные волосы унаследовал от отца. Впрочем, папы у Лешки, скорее всего, не будет. Зато мама, похоже, готова ради него на все.
- Когда мне положили его на грудь, — улыбаясь, вспоминает Люда, — я была самым счастливым человеком на свете и поклялась, что сделаю и его счастливым.
Вот только как этого достичь, Люда не знает. Она может вместо куска хлеба для себя купить своему сынишке погремушку и шапочку, она каждый день ходит пешком через весь город, чтобы его покормить. Спрятавшись в каком-нибудь подъезде, сцеживает молоко, чтобы не пропало. Больше ничего от нее не зависит. Без идентификационного кода Люду не берут на работу, а узнать, присвоен ли он бывшей ученице ПТУ, не смог даже муж Татьяны Федоровны: в налоговой ему предложили зайти через пару недель. Знали бы там, что такое пара недель в ночлежке!
… После роддома Люду, правда, пристроили поначалу в кризисный центр, открывшийся недавно в Днепропетровске для людей, попавших в сложные жизненные обстоятельства. Но срок пребывания там ограничен, и другого варианта, кроме ночлежки, молодой женщине предложить не смогли. Да вряд ли кто-то и пытался найти ей работу с общежитием и хотя бы временной пропиской, чтобы молодая женщина могла получить положенное ей по закону солидное пособие. Оно помогло бы решить проблемы хотя бы на ближайший год: забрать Лешу и самой воспитывать сынишку.
Ежедневный «марафон» Людмилы Щадных по инстанциям пока ни к чему не привел — не трогает чиновников судьба Лешки и его бездомной мамы.
Сейчас педиатр Ленинского района города Днепропетровска Елена Новикова заканчивает оформление Лешиных документов в Дом малютки. Пришлось и Люде дать расписку, что не возражает против этого. А куда денешься? Не жить же с новорожденным сыном в ночлежке, где на обтянутых клеенкой топчанах нет даже одеял и подушек?
- Мама сможет навещать сына в удобное время, — объясняет главный врач 6-й детской больницы Виктор Слатвицкий. — А когда решит свои проблемы, то и заберет малыша насовсем. По всему видно, что ребенка она очень любит, приходит его кормить. Удивительно, как в подобных обстоятельствах у молодой мамы не пропало молоко!
Лешка уже умеет улыбаться и удивленно таращит голубые глазенки, когда Люда тарахтит ему погремушкой. Покормив сына, она целует его в упругую щечку, и мальчишка уже понимает — это для него сигнал к расставанию. Малыш поднимает отчаянный рев, но остаться с ним или вынести на прогулку маме запрещено — режим. Чтобы скоротать длинный день до вечернего кормления, Люда могла бы пойти на пляж или в парк, но она сидит на лавочке под окнами отделения новорожденных. Ей кажется, что и в шумном разноголосье, доносящемся из окон, она различает Лешкин голос — не зря же у нее музыкальный слух! И это придает ей сил.
- Если бы вы знали, как страшно ехать в ночлежку, — говорит Людмила, прощаясь в прихожей моей квартиры. — Не только потому, что там холодно, запах ужасный и храп соседей не дает уснуть. Я боюсь к ней привыкнуть и смириться. Тогда мне не стать такой, как все.
Взгляд ее падает на пианино, стоящее у меня в комнате, и Люда робко спрашивает: «Можно?» «А что ты умеешь играть?» — интересуюсь, ожидая услышать какой-нибудь «собачий вальс». Но тоненькие пальцы этой грубоватой, похожей на подростка молодой женщины нежно касаются клавиш. «Я Бетховена люблю», — неожиданно говорит она и осторожно берет первый аккорд…