18 декабря исполнится 40 дней со дня смерти известного украинского журналиста и писателя, председателя Киевской организации Национального союза журналистов Украины Игоря Заседы На старинном стуле, на котором за письменным столом восседал хозяин, свернулся калачиком серый кот Мальчик. — Его, маленького, умирающего от истощения, Игорь подобрал в селе, на даче, и выходил, — говорит Людмила Петровна, жена. С ней в свое время мы вместе работали. Слова «вдова» она категорически не признает. Как и выражения «ушел из жизни»: «Как это из жизни? Смыло с палубы и никаких следов? Да остался он в жизни! Мы по-прежнему вместе!» Удивительная женщина. В какой-то момент начинает казаться, что это Люда утешает меня и весь мир: ничего страшного, мы были счастливы, извините за причиненные неудобства…
- Так что же случилось, Людочка?
- Рак легких. Одиннадцать лет назад Игоря прооперировали. Наверное, надо было раньше.
- Но ведь Игорь Иванович не курил! Мастер спорта по плаванию, многократный чемпион Украины, призер Олимпийских игр в Мельбурне… И вряд ли стал под старость чемпионом и рекордсменом Европы среди пловцов-ветеранов, если бы не вел здоровый образ жизни…
- Да он только года два назад перестал тренироваться в бассейне. Видно, тяжело уже было. Но рюкзачок с принадлежностями для плавания до недавнего времени лежал у него на работе.
- Заседа одним из первых журналистов побывал в Чернобыле…
- Да, вернулся. Снял всю одежду. А я ее стираю. Откуда я знаю, что ее надо выбросить? У нас и форточки были открыты…
Игорь же и после возвращения еще долго ездил на служебной белой «Волге» Украинского отделения АПН, на которой работал в зоне. Когда ее отправили менять, так в Москву не пустили — звенела от радиации. А он же в ней и ночевал.
Там Игорь сделал первое интервью с академиком Велиховым, где ученый говорил очень откровенно, и мир впервые узнал правду о масштабах катастрофы. И Игорь узнал. Но сам не берегся.
- Как вы с ним познакомились — такие вроде бы разные?
- Ой, это было миллион лет назад, в начале 60-х. Я училась в университете и работала в пионерской газете «Зірка». Редакция находилась возле «Большевика», в здании издательства «Радянська Укращна» (ныне — «Преса України». — Авт. ). Однажды нам с девчонками-сотрудницами очень захотелось пончиков и вареной кукурузы. Мы спустились в буфет, пиршествуем. Пончик с повидлом стоил около пяти копеек. И вдруг чувствую, что из-за столика в углу за мной кто-то пристально наблюдает…
- В своей недавно вышедшей книге «Итоги» Игорь Иванович вспоминает, что его поразила твоя необычайной красоты грудь…
- Ну вот, и ты, Шуня, туда же. Как мальчишки!
- А что делать, если, когда ты проходила мимо, у всех мужиков головы отваливались! Да и сейчас, наверное…
- Спасибо, родной. Прочтя тот раздел, я Игорю сказала, что для жены с сорокалетним стажем маловато упоминания только о красивой груди. А он засмеялся: «Вот дура баба, своего счастья не понимает. Да многие мои ровесники уже забыли, где эта самая грудь расположена у жен, а я все воспеваю… »
- И он в корне прав! Хотя никогда не подумал бы, что ему в этом году исполнилось 72. Выглядел моложе.
- Когда я впервые увидела его — уже знаменитого спортсмена, завотделом «Рабочей газеты», он был на 10 лет старше меня, модно одетым, такие, понимаешь, сильные плечи,- так у меня и мысли не было, что мы можем быть мужем и женой, разница во всем казалась мне чудовищной.
Поженились мы не сразу. Ко времени нашего знакомства я успела побывать замужем за одноклассником, который вскоре умер, осталась с грудным младенцем. Училась, работала. Игоря тоже жизнь потрепала. Не сложился первый брак. Сын рос. И Заседа боялся снова вляпаться.
Первое наше свидание произошло на углу возле тогдашнего стереокино, у Бессарабского рынка. Вскоре я поняла, что безумно влюблена. Через полгода все, кто знал нас, были уверены, что мы любовники. Мы же по-пионерски гуляли по паркам. Он, изласканный женским вниманием, злился. А мне быть любовницей казалось примитивным. Потом поняли, что друг без друга не можем.
- И когда мой Юра начал говорить, сразу стал Игоря называть папой, — продолжает Людмила Петровна. — А Заседа и был настоящим отцом — дал мальчику и фамилию свою, и сердце. Мы втроем были счастливы.
- Не хотели укрепить ваш союз еще детьми?
- Игорь был против. А я незаметно привыкла его слушаться. У нас и с одним сыном забот было более чем достаточно. Муж слишком любил меня, старался всячески ограждать от проблем. Хотя позже очень жалел. Наверное, и мне не надо было быть такой послушной.
- Сын не вырос эгоистом, как случается с одним ребенком?
- Нет, слава Богу. Наверное, это воспитание Игоря. Сейчас руководит клиникой.
Когда родился внук, названный в честь деда Игорьком, тяжело заболела невестка Валя. Она не могла ребенка кормить. Малыш был страшным аллергиком. Так Игорь чуть ли не ежедневно мотался в Полтаву за каким-то особо чистым молоком, по ночам возил Игорька к кормилице. Я вынуждена была оставить интересную репортерскую работу в «Прапоре коммунизму». Мы могли, конечно, нанять няню. Но у нас и в мыслях не было доверить крошечное родное существо чужому человеку.
- Игорь Иванович был ревнив?
- Если откровенно — да. Я из-за этого никогда не танцевала. Ему постоянно мерещилось, что кто-то к кому-то чересчур прижимается. Хотя по большому счету между нами существовал высокий уровень доверия.
А если я, случалось, и ревновала, то разве что к морю, когда ездили на отдых. Игорь вечно ссорился со спасателями — он любил заплывать далеко-далеко за буйки, чуть ли не за горизонт. Я же, трусиха, сидела на берегу и переживала. А вдруг схватит судорога. Булавку всякий раз прикалывала к плавкам. И все ждала, высматривала его руку над водой. Ее узнавала из миллионов. Увидев, была счастлива: возвращается!
Нам завидовали. Кто по-доброму, кто не очень. Ради Бога! Мы выглядели (и таки были!) преуспевающей парой, живущей только в свое удовольствие. Кое-кто не прощал даже нашего умения нести свою ношу легко. Ну почему люди непременно должны жить плохо и все свои беды выставлять напоказ?
Игорь объездил полмира. Во времена дефицитов поражался изобилию в заграничных супермаркетах различной красиво упакованной еды. Всегда привозил что-нибудь вкусненькое. А мне еще всякую кухонную утварь для облегчения труда. Внуку всякий раз дарил детские велосипеды.
Очень любил делать сюрпризы. Однажды на мой день рождения приехал домой на новенькой бежевой «девятке». Игорь все мечтал свозить меня в Париж. И как-то принес картину, на которой была изображена влюбленная парочка, идущая под дождем по парижскому парку. «Это мы с тобой в Париже! — воскликнула я. — Даже плащ у женщины белый, и прическа, как у меня». На обратной стороне я написала: «Мы в Париже». И когда, уже болея, Игорь сокрушался, что я так и не побывала в Париже, отвечала: «Родной, ты же сам говорил, что лучше места, чем наша дача в Прохоровке, в мире нет!» Он выращивал там великолепные помидоры. А по вечерам мы любили сидеть на балконе и наблюдать закат за бокалом красного вина.
- Позволь, возможно, бестактный вопрос. АПН, как, наверное, и любая другая, имеющая выходы на заграницу журналистская контора, нередко служило «крышей» для советских спецслужб…
- Ничего страшного. Игорь, как и многие другие журналисты, был офицером запаса КГБ. И дорогу туда, рассказывал он, ему открыл, как ни странно, спорт. Началось с того, что за время учебы в Киевском университете Заседа из-за необходимости постоянно ездить на различные соревнования ни разу не был на военных сборах, после которых студенты, прошедшие военную кафедру, получали звание лейтенанта запаса — общевойскового командира или политработника Советской Армии. Без этой процедуры выпускники вуза не допускались к госэкзаменам и защите диплома.
И вот вдруг Игоря и еще одного студента — тоже маститого спортсмена, вызывает начальник военной кафедры — грозный генерал-фронтовик — и, держа трясущимися от волнения руками, показывает приказ самого министра обороны СССР маршала Жукова, разрешающий присвоить упомянутым двум студентам офицерские звания без прохождения сборов и перевести их из запаса Вооруженных сил в запас Комитета госбезопасности. Скорее всего, это было связано с тем, что ребята были членами партии, ездили за границу на международные соревнования, показали там высокий «облико морале».
Кагэбисты, рассказывал Игорь, бывали разные. Умные действовали интеллигентно, тонко, без подлянки. Но как-то один офицер, его бывший товарищ по спорту и несостоявшийся журналист, попытался шантажировать Заседу фотографиями, сделанными специальной фотоаппаратурой на московской даче известного западногерманского журналиста, корреспондента журналов «Шпигель» и «Штерн» Норберта Кухинке, где хозяин с семьей и подружившийся с ним Игорь невинно поедали шашлыки. Ты помнишь фильм «Осенний марафон» и длинноволосого датского профессора, полюбившего пьянствовать с героем Басилашвили, автора крылатой фразы «Хорошо сидим!.. »? Я не знаю, где его Георгий Данелия откопал, но это тот самый Кухинке! Он не датчанина — себя играл! Патлатый, влюбленный во все русское, добрейший, щедрый, наивный как ребенок. Боже, как они надирались с Игорем у нас вот в этой квартире на Десятинной!
Несанкционированная связь офицера КГБ с иностранцем могла повлечь статью «Измена Родине». Испугайся тогда Заседа, повинись — все, использовали бы как хотели. Но Игорь, хоть и испугался, но нашелся что ответить. Дескать, по заданию своего руководства укреплял международные связи. В сущности, он не врал.
Тогда решили подсунуть Норберту женщину! Не первой свежести, далеко не красавицу — какую-то заурядную актрису театра «Современник», которой, если затащит Кухинке в постель и получатся компрометирующие его перед женой-красавицей снимки, пообещали звание заслуженной артистки. Игорь страшно возмутился такой примитивности. Да Норберт с его вкусом и деньгами при желании организовал бы себе и любому гарем из лучших московских интердевочек! Слава Зайцев, славу о котором Кухинке разнес по Европе, прислал бы самых классных моделей — только свисни! Игорю удалось отговорить чекистов от этой гнусной затеи.
Господи, каким он был терпеливым. Оттого вы, мужики, мрете, как мухи… Когда пошли сильные боли, Игорю хотели колоть наркотики. А он: ну что вы, голова поплывет. Хотел сохранять ясность ума.
Потом все же стало невмоготу, я вызвала «скорую». Это было ночью. Пришли врачи его забирать — взорвалась люстра, погасло электричество во всей квартире и на площадке. Остановились все часы! Я до сих пор не пытаюсь что-то с ними делать. И тарелка телевизионная вышла из строя. Начала какую-то несусветицу гнать… Игорь несколько дней ничего не ел! Я так переживала, что не насторожила фраза врачей: это, мол, сейчас не имеет значения… Я упорно верила, что он вырулит. Ведь выруливал из таких состояний!
А он вдруг: «Людочка, снимай занавески, стели площадь (дословно говорю, записывала!), я уже на деревьях… » Я к окну, посмотрела на стоящее напротив старое дерево… «Да нет, — говорю, — ты со мной, какие деревья? Мы и не из таких состояний выходили, родной!» Он вскочил, сел ровненько, как солдатик: спинка худенькая, но ровная-ровная, и так губами — то ли глотнул, то ли чмокнул, как ребенок, который, напившись, оставляет материнскую грудь, наелся, дескать, под завязку, сказал: «Теперь я готов к суду… » — и упал на подушку.
Позвала врачей, они померяли давление (так, видно, положено?) — 120 на 80! Идеальное давление спортсмена на старте для своего последнего заплыва! Он не выпрашивал снисхождения у смерти, а как бы сказал ей: не суетись…
И когда лежал очень ровненько и ему, уже неживому, я объяснялась в любви, губы Игоря вдруг дрогнули. Улыбнулся. Услышал!
Он и сейчас меня слышит. Понадобилось мне передвинуть тяжелейший диван, который во время уборок мы вдвоем тягали. Я могла бы позвать Юру, сына. И он прилетел бы. Но не хотела дергать, попросила Игоря. Игорь помог!
- Он снится тебе?
- Нет. А зачем? Целый день мы и так вместе. А ночью — отдыхаем. Мне кажется, что я и сейчас жду его на берегу…