Новый год знаменитый сатирик собирается встречать в Одессе
Когда-то выходили из шинели Гоголя, нынче вырастают из портфеля Жванецкого. Ему даже памятник поставили. Пока не Михал Михалычу — портфелю. Ведь должно что-то в жизни оставаться неизменным! Хотя бы это изделие из кожи. Хозяин, как и прежде, щелкает замками, достает листки, исписанные от руки с двух сторон, начинает читать, и мы понимаем: это по-прежнему о нас и для нас…
- Давеча перечитывал ваше, Михал Михалыч, старое новогоднее обращение к советскому народу. Где утверждаете, что руки впереди нам мешают. Мол, руки сзади — другое дело… По-прежнему так считаете?
- Что здесь могло измениться? Все ходит по кругу, а если и по спирали, то не вверх, а вниз.
- Словом, никаких открытий чудных уходящий 2004-й вам не подарил?
- По-моему, самое главное — события в Украине. Праздник души! Я видел киевскую толпу и поразился, не почувствовав в ней запаха перегара. И мата не услышал. Там царила праздничная атмосфера, люди радовались, танцевали, пели, ликовали, и это было здорово!
- Так вы за оранжевых или за бело-голубых?
- Я против насилия. Когда заставляют занимать позицию, сразу чувствую: меня либо толкают, либо нагибают. И то, и другое не люблю. Я за двойное гражданство и признание русского языка государственным в Украине, но понимаю: народ все равно могут обмануть, кто бы из кандидатов в президенты ни победил. Дикий комок коррумпированных чиновников, продажных милиционеров, судей и преступников не позволит повернуть страну, однако урок, который дала всем толпа на Крещатике, даром не пройдет.
- И для России? Когда-то вы сказали: «Я замужем за Борисом Ельциным, не трогайте его, дайте человеку спокойно работать». Позвольте узнать, в каких отношениях состоите с Владимиром Владимировичем, Михал Михалыч?
- Владимир Владимирович превратился в торговую марку, брэнд, с которым слишком многие стремятся себя ассоциировать — политики, артисты, юмористы, журналисты, кинематографисты… Кого ни возьми! Не хочется дополнять этот список. Поэтому могу сказать, что брак у нас не сложился. Меня не сватали, а сам я не просился. Кроме того, оттуда, сверху, идет некая тухлость… Видимо, ребята договорились выстраивать образ власти как сильной руки, хотя я — сторонник сильной головы. Впрочем, для меня важнее, чтобы говорили правду. Это почему-то стало главным. Я не руковожу тем, что пишу. Даю честное слово! Подчиняюсь организму: если он говорит — это ложь, значит, ложь. Сейчас все опять залезли под ковер, и оттуда даже рычания не слышно. Только слюна течет… У меня в душе нет хамства, не люблю персонально обижать человека, не зная твердо, кто он такой. Вижу застенчивую улыбку президента Путина и думаю: это у Владимира Владимировича профессиональное или природное? У меня в Одессе был знакомый катала, мы выпивали вместе. Он говорил: «Миша, я тебе помогу. Будешь угадывать карты, станем зарабатывать в поездах кучу денег. Твое лицо вызывает доверие. А руки я обучу».
- Это вы к чему?
- Ну вы же спросили… Повторяю, не могу говорить о человеке, которого не знаю, но мне не кажется, будто так уж много зависит от президента. Думаю, на нем специально фокусируют внимание, что-то нам внушают. Если мы все же встретимся, спрошу: «Владимир Владимирович, вот вы говорите об экономическом росте… Я в этом плохо понимаю, в людях разбираюсь лучше. Разве за последнее время стало меньше взяток, смертей, голодовок, протестов?» Власть работает по принципу «делай, что говоришь, но не говори, что делаешь… » И ложь! А врать нельзя. Молчать тоже… Вот такая у меня свобода.
С удовольствием перестаю о политике.
- Вы первым начали, Михал Михалыч, упомянув не свое семидесятилетие, которое отшумело весной, ридну Украину…
- Зачем спотыкаться о собственные юбилеи? Я живу в атмосфере вечного праздника, постоянно всех с чем-то поздравляя. Не хотел, чтобы со мной так было, поэтому 6 марта отметил очередной день рождения. Собралась хорошая компания, люди помогли снять зал в ресторане. Портовики. Они всегда рядом. Оказалось, что моя специальность — выгрузка и погрузка — постоянно востребована. Разоряется страна — груз завозится, богатеет страна — груз вывозится. Все, с кем учился в институте, стали богатыми людьми. Один — в Одессе, другой — в Риге, третий — в Таллинне, четвертый — в Петербурге… Помните мой «Мерседес»? Ну тот, что угнали?
- Его разве не нашли?
- Может, даже вернули. Но не мне… Так вот. Машину, из-за которой меня дружно невзлюбил весь советский народ, я купил на деньги, вырученные от продажи акций порта Восточный. Мне их подарили на 60-летие. Тогда акции стоили копейки, а потом вдруг стали расти в цене. Вот такая у меня коренная профессия.
- Но вы же ей изменили. С бывшим папиным портфелем.
- Да, я зарабатываю другим ремеслом. В Одессе построил дом, где каждый кирпичик — чей-то аплодисмент. Строил, правда, долго, брал кредит, потом возвращал… Кстати, сотка земли в Аркадии стоит уже сорок тысяч долларов. Как в Москве на Рублевке! Теперь по-настоящему оценил, как дорога родная земля!
- Вы латифундист, Михал Михалыч?
- Я вижу море! Лично! И пароходы, плывущие лично для меня. Я же не смотрю на то, что внизу, где пляж и толпы отдыхающих. Страшный наряд для советского человека — шорты. В них ходят в ресторан, на танцы, в гости. Из-под шорт нашего мужчины торчат кривые, волосатые и пыльные ноги. Верх бывает вполне цивилизованным, но низ… Несмотря на шорты, Одесса очень меняется. В лучшую сторону. Чистые окна, красивые витрины, бутики, кафе, накрытые столики… Главное — не поднимать взгляд, не смотреть на вторые этажи, где все грязно и облезло. Капитализм разместился на уровне глаз. И в России, и в Украине. В этом мы едины.
- А почему, кстати, фильм о вашем любимом городе вел на Первом канале имеющий малое к нему отношение Леонид Якубович?
- Не смотрел. Не знаю… Одесса расползлась. Двести тысяч наших эмигрировало! Люди рассеялись по миру, а я езжу за ними следом. Куда они, туда и я. Как дуст в места скопления тараканов… Однажды после концерта в Сиднее меня позвали в гости. Посмотрите на австралийский пентхаус, вам будет интересно… Мы поднялись на небоскреб, вышли на крышу. И что я там увидел? Одесскую дачу! Грядки с помидорами, огурцами и арбузами, две садовые скамейки с гнутыми чугунными полозьями, обеденный стол и лампу под абажуром… Люди перевезли свою жизнь!
- Неужели прихватили с собой даже ваших любимых раков с Привоза?
- Они не водятся в Австралии. Вернее, их там не едят из-за каменного панциря, который не разобьешь молотком…
Каким же маленьким оказался мир! Впрочем, у меня никогда не возникало желания свалить из страны. Странно! Думаешь об этом постоянно, а желания нет… Уехать вместе с залом Чайковского? Кстати, не знаю, кто быстрее рванул бы — я или они, мои зрители. Или я бы кричал: «Идите ко мне!» Или они бы кричали: «Давай к нам… » Когда влюбился в одну красавицу, как я уговаривал ее остаться, как она уговаривала меня уехать! Но нет. Здесь я работаю языком, то есть головой. Там руками…
- Однако в 1987 году вы все же эмигрировали в Москву.
- Не эмигрировал. Я окончил Одессу, окончил Ленинград и поступил в Москву в Высшую ордена Боевого Красного Знамени и ордена «Знак Почета» Военно-Политическую Академию Бронетанковых провинциалов. Я сейчас на пятом курсе.
- Вам здесь комфортно, Михал Михалыч?
- Этот город мало пригоден для жизни. Да, красиво, да, богато и ярко, но вечные дорожные пробки, стрессы… К сожалению, я тоже стал мрачным, озабоченным, быстро, словно под обстрелом, пересекаю открытое пространство. Здесь люди почти не ходят в гости и не гуляют по улицам. Мы живем короткими перебежками — от дома до машины, от работы до метро, от магазина до поликлиники. Москва стала городом одного дела: вы выезжаете рано утром, днем получаете справку, поздно вечером возвращаетесь домой. Сидишь в машине, как в одиночной камере. А вокруг блатные с мигалками… Уж на что я боролся за капитализм, но терпеть такое, в пробке, невыносимо. Хотя мигалки — это как раз махровый социализм…
Самое же неприятное: в Москве невозможно рассчитать время, тратишь его бездарно.
- Посему лучше не высовываться из дома?
- Или пересаживаться на метро. Сегодня в вагоне очень красивая девочка тайно показала мне пальчик из мехового рукавчика. Это был большой пальчик. За моей спиной заспорили два студента с рюкзаками: «Это мне». — «Нет, мне!» Тогда я сказал: «Нет, ребята, это мне». И девочка зааплодировала.
- Согласен, уже ради этого стоит иногда спускаться в метро… И все же: если Москва мало пригодна для жизни, если тут неуютно, зачем держитесь за нее?
- А в море разве всегда уютно? Моряк — в море. Я в Москве. Счастье в контрасте! Потому мы и любим женщин…
- Про слабый пол в следующий раз, ладно? А сейчас — про Новый год. Для артистов и юмористов крупный праздник, что для селянина страда: день отпахал, месяц гуляешь…
- Нет, в Новый год стараюсь не выступать. Часто это сборные концерты, а я там не успеваю. Рядом певцы, которые берут зал с первой ноты, а мне нужно время. Обычно на выступление дают минут десять, публика начинает врубаться через пять, а уже пора уходить. Зачем толкаться и суетиться? Куда спешить? В начало?
- Не обидитесь, если процитирую другого писателя? Эдвард Радзинский когда-то написал: «Во вторник — двадцать, в пятницу — пятьдесят». Мол, вся жизнь, как одна неделя.
- Присоединяюсь! Поэтому ничего не остается, как, провозгласив что-нибудь заздравное и хряпнув большую рюмку водки, тихо присесть в уголке и спросить кого-то: «А вы как сюда попали? Я пригласил?.. Извините… »
- Правильно понял, что крепкие напитки уважаете, Михал Михалыч?
- Включая чистый спирт. Однажды после концерта на крейсере капитан завел к себе в каюту: «Разведенный?» Я честно ответил: женат. «Я про спирт», — сказал он…
А физики пили спирт с жидким азотом.
- Не смертельно?
- Потрясающая вещь! Азот мгновенно испаряется. Получается глицерин без вкуса и крепости… Но через минуту… Так о чем это я?
В этот раз на Новый год еду в Одессу. Надеюсь, ничто не помешает. Мне уже звонила подруга жены, спрашивала: «Как же мы соберемся за одним столом, если голосовали по-разному?»» Что ответить? Мы всегда думали по-разному. И вдруг это стало открытым. Ушла ложь — впервые…
Рассчитываю, человек пятьдесят ко мне придут. Единственное условие — каждый приносит с собой еду. Выпивка за счет хозяина. Очень интересно смотреть, когда все обнажается и ставится на стол. Такие разные блюда обнаруживаются! Помню, наша подруга Галя купила огромного индюка и всю дорогу рассуждала, где его лучше зажарить. Таксист не выдержал: «Мадам, в крематории не пробовали?»
- Дедом Морозом вам бывать приходилось, Михал Михалыч?
- Сыну Мите девять лет, но мы с ним как-то благополучно обошли этот период.
- И в детстве не верили в чудо?
- Мне было семь лет, когда началась война. Какие тут сказки? Я быстро и круто повзрослел. Помню, как немецкие самолеты бомбили наш эшелон. Поезд остановился в поле, все бросились врассыпную. Мама прикрывала меня от пуль и осколков лопухами, травой присыпала… В 44-м с фронта вернулся отец. Моей первой игрушкой долго был пистолет «Парабеллум», привезенный дядей Борей…
- Да, у каждого времени своя система координат.
- Когда-то страстно мечтал об автомобиле. Просто бредил! Стал работать в театре у Райкина и году в 71-м купил. «Жигуль». После того, как угнали «Мерседес», к машинам охладел. У жены, правда, есть джип «Лэндкрузер». Но у меня материальных желаний не осталось. Плохо? Наверное. Для себя хочу успеха. И все.
- Подарите новогодний тост на посошок, Михал Михалыч?
- Не тост, а жизненное наблюдение: «Люди! В жизни нет того, чего мы хотим, есть лишь то, к чему мы можем приспособиться». в кругу семьи и друзей