Сейчас всемирно известный скульптор работает над композицией, в центре которой -- президент России Владимир Путин
Кто сказал, что день рождения -- только раз в году? Это у крокодила Гены так, а у Зураба Церетели -- по-другому. Скульптор-монументалист должен быть монументален во всем, а посему и семидесятилетие его будет отмечаться 365 дней кряду. И, похоже, задуманное удастся. Юбилейный марафон продолжается уже третий месяц…
-- Не устаете поражать масштабом замыслов, Зураб Константинович! Этакий самопровозглашенный год Церетели в России.
-- Когда тебе семьдесят, а ты еще полон сил, желаний, планов, это большая радость! Жалко быстро расставаться с праздником. Вот и сказал, что буду справлять юбилей целый год.
-- А я подумал, решили принимать гостей порционно, поскольку собрать всех за одним столом нереально.
-- И это тоже. Недавно устроил банкет для членов Академии художеств. На шестьсот персон. Пришли уважаемые люди, хорошие слова сказали… Потом дал прием для цвета российской и грузинской интеллигенции. Сергей Михалков, Зураб Соткилава, Галина Волчек, Нани Брегвадзе, Андрей Вознесенский, Юрий Башмет, Иосиф Кобзон, Лев Дуров… Всех не перечислишь! Полетел в Тбилиси к президенту Саакашвили на его инаугурацию, заранее никого не предупреждал, ничего не планировал, но неожиданно собрались тысяча двести человек, захотели меня поздравить. Получился сюрприз. Отлично посидели. С песнями, танцами, тостами… Сегодня вот президент Северной Осетии Александр Дзасохов с супругой в гости приезжали, подарок привезли. Надеюсь, так продлится до конца года.
-- Но кто-то вас надоумил на этот ход?
-- Бог надоумил! Он диктует нам все шаги на земле. Я привык шагать широко. Мне скучно одному, понимаешь? Весь день работаю, вкалываю и хочу, чтобы вечером в моем доме собрались друзья, близкие. Накрытый стол, душевный разговор глаза в глаза… Пауза в общении -- трагедия для меня.
-- А как вам удается со всеми в дружбе оставаться, Зураб Константинович? Был в Грузии один президент, с ним корешились, пришел к власти другой, и с тем моментально контакт наладили.
-- Чтобы ты знал: я за несколько часов побывал на дне рождения у одного и на инаугурации у другого! Почему не могу дружить с разными людьми? Некоторые считают: друг моего врага -- мой кровный враг. Не согласен с таким неполноценным мышлением, это страшная ошибка, глубокое заблуждение! Зачем отталкивать и обижать человека порядочного, честного, достойного?
-- Особенно, если он занимает высокий пост и может пригодиться.
-- Какая мне польза от чужих постов? Я тоже имел разные должности, был депутатом Верховного Совета Грузии, России, СССР, выбирался и раз, и два, но потом отошел от этого. Не понравилось заниматься политикой. Там постоянно какие-то интриги, союзы, альянсы…
Не ищи корысти в том, что ко мне в дом ходят политики. Я лишь делаю, что мне по силам, для сближения России и Грузии. Меня об этом никто не просил. Сам решил. Это моя персональная ответственность. Иногда кажется, что я знаю российскую историю лучше, чем некоторые высокие чиновники в Москве. Иначе бы они никогда не вели себя так на Кавказе. Наверное, люди не в курсе, как много связывает наши народы? Могу рассказать на личном примере. У меня были уникальные педагоги -- петербургская школа живописи, московская… Этих мастеров когда-то сослали в Закавказье, и мне повезло получить у них классическое образование. Теперь мой черед возвращать долги, отблагодарив учителей за вложенное. Я, грузин, создал в Москве три художественных музея, в том числе и современного русского искусства. Возвращаю сюда произведения авангардистов, принесших всемирную славу России в начале прошлого века.
-- Слышал, Малевича приобрели на аукционе.
-- Восемь картин. И пятнадцать полотен Пиросмани. Плюс двадцать восемь работ Руссо, первого примитивиста. Четыреста тридцать шедевров вернул из эмиграции!
-- За свои покупаете?
-- Конечно, за свои! Теперь спросишь, откуда деньги, да? Расскажу одну историю. Мне позвонил российский посол во Франции: «Зураб, в моем кабинете сидит директор фонда Эйфеля. Это известный коллекционер, человек, хорошо разбирающийся в искусстве. Смотрит твой каталог и восторгается. Так нравится, что прыгает по комнате от радости. Просит узнать, будешь ли продавать свои работы. Фонд готов купить». Я ответил, что не могу обсуждать такие вопросы по телефону, вот буду в Париже, встретимся и все обсудим.
Прилетаю и узнаю: фонд занимался реконструкцией Эйфелевой башни и выставил на продажу три лестничных пролета. Два фрагмента приобрел музей современного искусства Франции, а третий ждет отправки в Токио -- его купили японцы. И так мне сильно захотелось перехватить кусок башни Эйфеля, увезти его в Россию! Но как это сделать? Встречу директор фонда назначил вечером, целый день я провел в гостинице, смотрел в окно на Париж, рисовал и думал. На прием пришел с картиной, которую писал с утра. Директор обалдел от неожиданности: «Это очень дорогой подарок для нас!» Я спросил: «Дорогой -- это сколько?» Назвали сумму. Я посчитал, какое количество работ нужно сделать, чтобы заплатить за лестницу Эйфеля 640 тысяч долларов -- больше, чем японцы. Получилось восемь. Сказал французам: «Не уеду, пока не нарисую девять картин. Все будут ваши. Но за это отдадите мне часть Эйфеля». Теперь во дворе музея современного искусства на Петровке, 25, выставлен четырехметровый фрагмент башни. Уникальнейший экспонат!
-- А Малевич в какую сумму вам обошелся?
-- Сколько попросили, столько и заплатил. Разве только в цифрах дело? Третьяков, который дал свое имя знаменитой галерее, подарил музею сорок три работы, а я уже -- семь тысяч!
-- Говорите, не в цифрах, а сами считаете, Зураб Константинович… Может, те сорок три картины этих семи тысяч стоят?
-- Опять цена! Почему на тебя обижаюсь? Мою биографию плохо знаешь! Церетели -- княжеский род, у меня выдающиеся предки были, они служили Родине, ради нее не то что денег, жизни не жалели! Ты знаешь, что Ленин дрожал, когда слышал фамилию Церетели?
-- Чем ваш дедушка напугал вождя мирового пролетариата?
-- Не дедушка! Каки Церетели был меньшевиком, одно время занимал пост министра образования в правительстве России. Он заслужил репутацию блестящего оратора, Ленин не мог его переспорить, предпочитал помалкивать. Исторический факт!
-- Читал, будто лишь автопортрет Малевича стоил вам шестьсот тысяч долларов.
-- Хочешь, правду скажу? Боюсь читать, что обо мне пишут. Испытываю внутреннее отвращение. Сейчас вот Лев Колодный толстую книжку выпустил. Честно предупредил его: ты творческий человек, имеешь право печатать, что хочешь, но, не обижайся, я смотреть не буду.
-- Скромность украшает, так, что ли? Почему Вексельберг покупает на аукционе яйца Фаберже и не стесняется назвать цену, говорить об этом с телеэкранов?
-- Он тоже точную сумму обошел. И потом: я -- не Вексельберг. Нефтью не торгую, олигархом не называюсь. Все три музея созданы моим личным трудом. Никого этим не беспокоил. Картины, которые купил, передал в дар, ничего себе не оставил. Без рекламы и прочей шумихи. Не нужны мне ни газеты, ни телепередачи. Ничего нового о себе все равно не узнаю.
Осенью рассчитываю закончить работу, начатую тридцать лет назад. Тогда о царях и православных крестах нельзя было даже шепотом говорить, а я задумал создать скульптурную летопись Грузии. Теперь идея близка к реализации. Огромная композиция получается. В октябре ее будут открывать президенты двух стран -- России и Грузии.
-- Полагаете, Грузии сейчас нужнее всего памятники?
-- Не памятники, а память. О выдающихся предках, о славном прошлом.
-- Если настоящее не радует, мысли о былом величии вряд ли утешат. В декабре ездил в Грузию и видел: страна доведена до ручки. Тбилиси стоит, словно после войны.
-- Запомни: настоящие грузины никогда не плачут и не жалуются на трудности. Разве тебя плохо принимали? Не поверю, у нас все лучшее -- гостю. Или, может, ты не увидел на улицах столько «Роллс-Ройсов» и «Мерседесов», как в Москве? И это объясню. Мы более скромные люди, чем русские.
-- Это вы хорошо сказали! Оттого и гуляют по Белокаменной легенды о размахе грузинских воров в законе, осевших здесь…
-- Какие воры и в каком законе? Ничего об этом не слышал. Если знаешь, расскажи, но мне такие вопросы не задавай. Ты же говоришь с президентом Российской академии художеств, а не с криминалистом каким-нибудь. Спрашивай об искусстве! Мне гораздо интереснее обсуждать это. Ты в курсе, что я занят на сооружении пешеходного моста к храму Христа Спасителя? Чугунное литье, решетки, фонари. Каждый должен найти свою дорогу к Богу…
И в зарубежных проектах тоже участвую. В Нью-Йорке появится моя композиция «Слеза скорби», посвященная трагедии 11 сентября и памяти всех жертв терроризма.
-- Так ведь конкурс на право застройки места, где раньше стоял World Trade Center, давно закончился.
-- Ни один верующий человек не станет ничего строить на костях, поэтому я поставлю памятник в водах Гудзона. 30-метровый бронзовый пилон на гранитном основании.
-- Вы рисковый человек, Зураб Константинович?
-- Все происходит вне зависимости от моей воли. На улицу выйти -- риск, в общественном транспорте проехать -- риск, даже в ресторане поужинать… С другой стороны, если жизнь будет пресной, тоже скучно. Вот ты говорил, что у меня все друзья. Не все! Много вокруг людей с радикальными, непримиримыми взглядами. Если им не нравится, значит, плохо. Какое они имеют право судить других? Часто гении не сразу находят признание, иногда для этого века мало. Значит, надо травить художника, забивать камнями? Так в искусстве нельзя, это слабая позиция. Вспомни Гойю, Сезанна или Ван Гога. Сколько несправедливой критики они выслушали, обид вынесли, зато теперь -- величайшие классики, перед ними преклоняется весь мир.
-- Чувствуете перемены в отношении публики к себе?
-- Милый мой, я не из тех, кто играет на отношениях! Мнение других меня мало волнует. Настоящий творец вынужден быть глухим к окружающему миру, слушая только внутренний голос, который подсказывает, что делаешь. Я не привык оглядываться назад, смотрю лишь вперед.
-- И что там видно?
-- А что может видеть семидесятилетний, как думаешь? Но я гоню дурные мысли. Не надо никогда ничего загадывать, ждать или просить. То, что тебе положено в жизни, твоим и будет. Я работал в Пицунде, потом позвали в Москву, в Ульяновск, в Японию, в Бразилию… Весь список называть? Очень хочу построить в Москве русский Диснейленд. Проект есть, земля есть, денег нет! Помню, в начале 60-х Никиту Хрущева не пустили в Америке в парк аттракционов, сказали: у вас руки в крови. Хрущев вернулся в СССР, собрал совещание в Пицунде, топал ногами, громко кричал, грозился построить парки культуры и отдыха лучше, чем в США. Сорок лет прошло, а что мы имеем кроме ЦПКиО имени Горького? Обидно… У меня планов много. Скоро открою филиалы нашего музея современного искусства в Париже и Нью-Йорке.
-- С Гугенхаймом конкурировать намереваетесь?
-- Почему обязательно бороться, соревноваться? В искусстве всем места хватит! Не так давно мы с Путиным открывали экспозицию…
-- Фраза «Мы с Путиным» вам удалась, Зураб Константинович!
-- Но так и было: мы с Владимиром Владимировичем открывали выставку «Амазонки» в музее Гугенхайма в Нью-Йорке! Картины экспонировались наши, из Эрмитажа и Русского музея, их в США Пиотровский привез. Американцы ломились на выставку! Чему у них поучиться можно, так это умению принимать и впитывать чужую культуру. Коммунисты выкидывали людей из России, а Штаты подбирали. Все там прижились -- Баланчини, Неизвестный, Шемякин, Барышников, Бродский… Правда, Иосиф не показался мне счастливым, когда мы встречались в Нью-Йорке. Все-таки поэт, видимо, должен жить, творить на родине.
-- Если она не превращается в мачеху.
-- Да, мы по-прежнему не ценим, что имеем. И относится это не только к людям, но и к памятникам. В Питере не могу спокойно смотреть на коней Клодта, установленных на Аничковом мосту. Их реставрировали к 300-летию города, но лучше бы не делали этого. Ужас! Отвратительное качество работ!
-- А если бы вам поручили дело?
-- Слушай, для меня это семечки! Но я о себе говорить не хочу, скажут: Церетели хвастается. А я новую работу не ищу. Мне есть, чем заняться. На день рождения столько холстов и красок принесли, что могу еще десять лет рисовать без перерыва. Много дорогих старинных книг подарили. Близкие люди знают о моей страсти. Буду книжки читать, картины писать. Чего не стану делать, так это скучать, впадать в уныние. Не беспокойся!