100 лет назад мода на шаровары и жупаны докатилась аж до Америки
В старину киевляне считали европейскую одежду «казенною». Поэтому «для души» многие носили «свое» -- традиционные украинские костюмы. Цеховики предпочитали свитки, шаровары и сапоги. Не менее экзотично выглядел выходной наряд зажиточного гражданина Подола. Модные узенькие панталоны и длинноносые штиблеты сочетались с просторным казацким кунтушом с прорезными откидными рукавами и турецкими пистолетами в серебре и золоте, красовавшимися за широким луцким поясом.
Форма магистратского войска допускала всяческие излишества. Иные подольские гвардейцы надевали такие огромные шапки с перьями, а их кони так ослепительно блестели на солнце золочеными панцирями и плюмажами, что, встретив их на Подоле, гарнизонные солдаты невольно вытягивались «во фрунт» и отдавали честь.
«Вавилонские традиции» киевской моды, варьировавшие мотивы одеяний многих народов, но предпочитавшие лишь «самую удобную» и «самую красивую» украинскую одежду, продержались в Киеве довольно долго. Может быть, дошли бы и до наших дней, но тогдашний император Николай Павлович не любил «партикулярной» (гражданской) одежды и везде, где мог, насаждал военные и полувоенные мундиры. С вольными киевскими модами и обычаями он боролся особенно ожесточенно. Ему не нравилось, что магистратские гвардейцы носят запорожские шапки, жупаны и кунтуши, подают команды и общаются между собой во время учений и парадов на украинском языке. По введении «единомыслия в России» в начале 30-х годов XIX века он тут же уничтожил киевскую Магдебургию с ее Магистратом, войском и украинским языком. А генерал-губернатору Юго-Западных губерний Бибикову и попечителю нового Киевского учебного округа князю Давыдову велел строго следить, чтобы все служащие и учащаяся молодежь ни в чем не отступали от правил ношения мундиров как в казенных заведениях, так и в быту, на улицах.
Мундир призван был утихомирить киевский Вавилон, привить вкус к дисциплине и единообразию. Время от времени сам Бибиков объезжал город на белом коне в сопровождении полицмейстера Галяткина и казаков. Чиновнику, который попадался им на глаза в распахнутом мундире или хотя бы с расстегнутым крючком на воротничке, можно было ставить крест на своей карьере. С провинившимися мещанами и вовсе не церемонились. С них прямо на улице снимали штаны, казаки садились на ноги и плечи, а здоровенный экзекутор отвешивал порцию ударов кнутом.
Худо жилось и гимназистам. Они, как солдаты, носили особые мундиры. Гимназический устав предписывал при встрече с учителями снимать фуражки и, «вытянувшись прямо, проходить мимо». Такие же почести отдавались мальчишками «военным и гражданским генералам и известным почетным лицам». Добродушный и вроде бы интеллигентный попечитель, будущий вице-президент Академии наук грузинский князь Давыдов, поддаваясь общему солдафонскому психозу, буквально зверел при виде уличной мальчишеской вольницы. Не зная, как с нею бороться, он пытался даже натравить на малолетних лентяев, прогульщиков и нерях полицию. В 1840 году князь велел расклеить на уличных фонарях объявление о жесточайших карах, которые посыпятся на головы несчастных киевских мальчишек, если они не угомонятся. Но со студентами поступали по всей строгости закона. За любое отступление от формы в сопровождении жандарма ссылали на полгода--год в один из уездных городов кого учителем, кого фельдшером, а кого и просто писарем в канцелярию.
Когда Бибиков стал (по совместительству) еще и попечителем, борьба с нарушителями правил ношения формы приняла ожесточенный характер. Доходило даже до применения войск. Так, однажды, гуляя по аллеям Городского парка, Дмитрий Гаврилович приметил компанию студентов в мундирах нараспашку. Приблизившись, он поманил их пальцем, но те бросились бежать и скрылись в овраге. Генерал вызвал полицию для прочесывания местности, а гарнизонным войскам приказал перекрыть все входы и выходы со стороны Днепра. Оказавшись в окружении, студенты пошли на военную хитрость: уговорили работавших в парке артельщиков отдать им за деньги свою одежду и преспокойно прошли сквозь все патрули и заставы. Киев торжествовал, ведь победить «Бибика» на мундирном фронте редко кому удавалось.
Бибиков и князь Давыдов переусердствовали. Они воспитали в киевлянах не любовь и уважение к мундиру, а презрение ко всем официальным предписаниям относительно одежды. После бесславного падения николаевского режима горожане вернулись к своей прежней манере одеваться. Чиновники стали приходить на службу в вышитых сорочках и сапогах. Студенты вместо шинели носили пестрые шотландские пледы, головы покрывали широкополыми итальянскими шляпами или огромными украинскими барашковыми шапками. Типичный образ студента 60--70 годов XIX века завершали длинные волосы, нечесаная борода и черные очки, за которыми прятались «жуткие глаза крамольников и бомбометателей». Когда однажды Киевский университет посетил министр народного просвещения граф Толстой, то не поверил, что видит перед собой не «сброд с бульвара», а действительно студентов…
Национальная одежда наделялась знаковым значением. Студенты из Великороссии ходили в вызывающе красных (»бунтарских») рубахах-косоворотках. Но более всего в киевской молодежной среде любили одеваться «по-народному», то есть по-украински. Сельская праздничная одежда, сшитая городским портным, выглядела несколько неестественно, «театрально», но это не смущало киевских модников.
Сначала в «хлопоманской» одежде ходила кучка юношей из Громады (среди них были будущие светила национальной культуры Лысенко, Старицкий, Драгоманов, Житецкий, Антонович). Потом все студенческое население киевского Латинского квартала. И, наконец, вечерние гулянья на Крещатике украсили синие и червонные шаровары.
Губернское управление просило Присутственные места «объявить за подпискою всем служащим, дабы они не дозволяли себе являться на службу в неприсвоенной их званию одежде, в противном случае доносить Губернскому управлению для увольнения со службы».
Местная власть знала, как припугнуть чиновника и мещанина, но дело приняло неожиданный поворот. Пресытившись экзотическими нарядами Кавказа и Аравии, Китая и Японии, эклектическая французская мода в начале 60-х годов XIX века, открыла для себя прелесть украинской одежды. Парижские модные журналы запестрели рисунками костюмов казаков и украинок. Синие шаровары и вышитые сорочки появились на Невском, а петербургский журнал «Модный магазин» опубликовал целую серию украинских мотивов.
В лучших домах Петербурга и даже при царском дворе можно было увидеть модниц, одетых в украинскую народную одежду. Подобное происходило здесь сто лет назад, при бывшем козелецком казаке, фаворите императрицы Елизаветы Петровны графе Алексее Разумовском. Тогда украинские жупаны и кунтуши в свите царицы никого не удивляли, а иметь в доме своего кобзаря считалось так же престижно, как и итальянского капельмейстера.
Не имея возможности запретить киевлянам прогуливаться по Крещатику в одобренных парижским светом и с восторгом встреченных в Петербурге украинских одеждах, киевская полиция опустила руки. И в 1879 году полицмейстер Гюббент отдал приказание хозяевам публичных домов на подольской Канаве немедленно пошить всем девицам выходные наряды в украинском стиле и в этом виде выпроваживать их днем на Крещатик. В украинофильских кругах полагали, что глуповатый служака Гюббент не мог додуматься до такой убийственно эффектной провокации, эта идея была подсказана ему через генерал-губернатора Черткова из Петербурга.
Провокация 1879 года расколола киевское общество и посеяла в нем рознь на национальной почве. Случайные люди поспешили снять с себя «сомнительный» наряд. Со временем в киевской обывательской среде стали издеваться над украинской одеждой, считая ее неприличной для «порядочного человека». Особенно страдали дети украинофилов, которых одевали непременно в «народную одежду», что часто делало их уличную жизнь невыносимой.
В 80-х годах XIX века украинскую одежду носили в Киеве лишь отчаянные «протестанты» и «закоренелые сепаратисты» -- люди обычно малосостоятельные. В их среде украинский стиль упростился. Шаровары шились уже не из роскошных шелков, а из обычного брючного сукна. Сорочки привозились из села, а жупаны с кунтушами заменялись более практичными в городских условиях сюртуками или пиджаками с жилетками. В Киеве сформировался яркий и оригинальный стиль городской одежды, оставивший свой отпечаток на художественных вкусах многих стран. Как пишут историки мод, в 60--70-х годах украинский костюм (куртки, шитые шнурами, и длинные шаровары) пытались ввести даже в Америке, но «сей демократический костюм вызвал в Нью-Йорке скандал».
Как всегда, не обошлось без курьезов. Многие молодые киевляне считали, что Крещатик обогнал Елисейские поля, и теперь Париж должен учиться у Киева, как одеваться в украинском стиле. Они отвергали аристократизм, театральность и парижские шелка. Но, разглагольствуя о демократизме в одежде, дальше подражания вкусам крестьян не шли. «Некоторые из них нарочно смазывали сапоги дегтем и являлись в общество, так сказать, душить дам, уверяя, что «се треба, бо так робили нашi дiди й прадiди», -- писала газета «Киевский телеграф».
К слову, даже эта газета, либеральная и близкая к украинскому движению, вынуждена была подать на своих страницах фельетон на «хлопоманов», терпеливо объясняя им, что смазанные дегтем сапоги и увесистые дубинки отнюдь не способствуют популярности украинских обычаев. «Говорят, Париж -- столица мод, -- пародировал крещатицких «свиткоманов» фельетонист Рудковский. -- Да ну вас, господа с Парижем! Что он против нашего? Да более ничего, как муха. Вспомните лишь нашу украинскую соломенную шляпу, которая не раз красовалась на Подоле, на Крещатике и по другим улицам, а потом про шаровары, сапоги, дубины и прочее. Да и мало ли преимуществ имеет наша мода перед парижской! Возьмите для примера нашего свиткомана -- так прелесть что такое. А дубиномана -- еще лучше; так и кажется, что это рыцарь темных ночей. А про самогономана и говорить нечего!»
Украинский вкус врастал в городскую среду постепенно. Немыслимо было представить возрождение украинского костюма в его театрально-парижском или местном шароварном варианте. Тем не менее человека в вышитой сорочке с накинутым поверх нее европейским пиджаком можно было видеть на улицах Киева на протяжении многих десятилетий.
Вышитую сорочку в разные времена поддевали то под сюртуки, то под френчи и толстовки, то под пиджаки. «Громадовской моде» уже в наши времена следовали Максим Рыльский, Михаил Стельмах, Олесь Гончар и другие деятели культуры послевоенной Украины. Прекрасные купоны, вышитые искусными народными мастерицами, продавались в Киеве в магазине «Украинские сувениры» на площади Льва Толстого. Стоили они дорого, но спрос на них был огромный. Покупателей всегда хватало, а после того, как Никита Хрущев, насмотревшись в Киеве на удивительно нарядные праздничные одеяния писателей и художников, стал появляться в украинских сорочках и в Кремле, в магазин посыпались заказы со всех уголков СССР. В 50--60-х годах XX века магазин «Украинские сувениры» процветал и обслуживал не только Киев и Москву, но и зарубежные страны.
Последним я видел в таком старинном киевском одеянии известного собирателя народного искусства Ивана Гончара -- в начале 90-х годов. Теперь праздничную украинскую сорочку у нас в Киеве вряд ли увидишь. Говорят, что старые уже пообтрепались, а новые, если есть кому заказать, стоят невероятно дорого…
Знакомый писатель из так называемых семидесятников рассказал мне об особых чувствах, которые испытывал каждый надевавший в торжественные минуты жизни вышитую сорочку. Слушая, я припоминал Рыльского, Стельмаха, думал об Антоновиче и Житецком… Все же удивительный город Киев, где еще недавно можно было увидеть мужчину, одетого по моде столетней давности и в то же время вполне современно!