За последние годы Украина переживает возрождение православия. Восстанавливаются старые и строятся новые храмы. Но 75 лет назад государство, претендуя на тотальный контроль над душами граждан, начало жестоко преследовать киевское монашество. Однако не так-то просто было в златоглавом городе поднять руку на монастыри. И был разыгран страшный спектакль…
Летом 1929 года на Печерске в какой-то канаве обнаружили куски расчлененного тела женщины. Следствие объявило, что они принадлежат бесследно пропавшей 30-летней Прасковье Барышниковой. А вскоре был арестован предполагаемый убийца -- бывший монах Киево-Печерской лавры, архидьякон Евладий Чехун. Выдвинутое против него обвинение напоминало плохой уголовный роман: дескать, Евладий, будучи духовным наставником Барышниковой, якобы соблазнил женщину и жил с нею. Потом, тяготясь этой связью, сговорился с другой своей сожительницей -- монашкой Флоровской обители Любовью Воронковой. По утверждению следственных органов, архидьякон зарубил Прасковью топором у себя в келье, разделал ее на куски, часть выбросил, часть зарыл у себя в огороде (где их, дескать, обнаружили при обыске). А Воронкова будто бы замывала следы злодеяния.
По городу ходила молва, что обвинение шито белыми нитками, что Барышникова жива-здорова и обретается в деревне, что человеческие останки взяты из анатомички, а обвиняемых заставили признаться в том, чего не было. Власти даже не трудились опровергать эти слухи -- просто объявили их «контрреволюционными». Между тем в суд и в административные органы потоками шли тщательно организованные «письма трудящихся» с требованиями «немедленного закрытия всех церквей», «выселения обнаглевших черноризников из стен монастырей». Того же требовали на митингах рабочие всех предприятий города.
Показательный суд над «убийцами» проходил в помещении… цирка на нынешней улице Городецкого. Обвиняемые не отпирались. Евладий Чехун твердил только одно: сам убивал, никто не пособлял. Но однажды, когда он промедлил с ответом на какой-то вопрос, председатель бросил ему: «Молчите? Народа стесняетесь?» Отец Евладий глянул на ряды зрителей, прибывших на процесс по разнарядке Союза безбожников, и тихо сказал: «Я народа не вижу».
Чехуна и Воронкову приговорили к 10 годам заключение в условиях строгого режима. Но окружной суд вынес и другой вердикт: «… Принимая во внимание, что монастыри вообще, а Лавра и Флоровский монастырь в частности, являются рассадниками антисоциальной морали и очагами разврата; что они, как это доказано документально, были и сейчас являют собой твердыни контрреволюционной пропаганды… что широкая масса восстает против вредной для пролетарского государства деятельности этих ячеек религии… поставить перед соответствующими органами советской власти вопрос о закрытии Лавры и Флоровского монастыря и выселении оттуда монахинь и монахов».
Когда дело было сделано, куда-то испарился весь «праведный гнев» режима против Чехуна и Воронковой. Уже в ноябре того же года пресса благодушно писала о том, что эти «звери в человеческом облике» под благотворным влиянием советской тюрьмы раскаялись и ведут себя как примерные заключенные. А тем временем власти, кипя показным негодованием, упраздняли одну за другой святые обители, не имевшие ни малейшего отношения ни к отцу Евладию, ни к матушке Любови.