15 февраля исполняется 15 лет со дня вывода советских войск из Афганистана, которому предшествовали десятилетняя кровопролитная война, а еще ранее -- длительное «укрепление дружбы и сотрудничества»
Какими бы мирными и дружественными не выглядели визиты военных делегаций в другие государства, главной их целью всегда было и будет изучение страны на предмет возможности ведения в ней боевых действий, если что. Таков удел профессионалов: хочешь мира -- готовься к войне, как говорили древние.
Моему сегодняшнему собеседнику, генерал-майору в отставке киевлянину Вадиму Сазонову -- в том далеком 1969-м молодому полковнику-комдиву, -- довелось побывать в такой «разведке миром» и увидеть Афганистан задолго до того, как его 5-я гвардейская мотострелковая дивизия, прославившаяся еще в Великую Отечественную, одной из первых уйдет «за речку».
-- В конце 60-х моя дивизия дислоцировалась в Кушке -- самом южном городе Советского Союза, расположенном на границе с Афганистаном, -- рассказывает Вадим Николаевич. -- Впоследствии Кушка и Термез стали главными пропускными пунктами, через которые перебрасывались войска в Афганистан и обратно.
И вот в середине декабря 1969 года я получил распоряжение прибыть в Ташкент и присоединиться к делегации, которую возглавлял маршал Советского Союза Андрей Антонович Гречко, министр обороны СССР. В войсках он пользовался репутацией строгого, порой крутого, но справедливого военачальника и человека, всегда сдерживающего свое слово. За два года до этого Гречко во время посещения Туркестанского военного округа побывал и в нашей Кушке, увидел непростые условия жизни и быта военных и их семей. С севера городок и прилегающие к нему села Полтавка и Моргуновка, основанные, кстати, украинскими переселенцами, окружала пустыня Кара-Кум -- барханные пески, солончаки, частые пыльные бури, температура добрую половину года до 50 градусов в тени. В туркменских сказаниях эта местность именовалась «Пастью дракона».
Жара стояла такая, что пассажиры вагона «Москва--Кушка» поезда «Мары--Кушка» -- в основном, военные -- вынуждены были разбивать окна, чтобы создать хоть какой-то сквознячок и меньше страдать от духоты.
Маршал много не обещал. Но вскоре вагон «Москва--Кушка» был оборудован кондиционером. Значительно улучшились вещевое и продовольственное снабжение, культурный досуг. Кстати, я, еще когда вступил в должность комдива и начальника гарнизона, заметил, что на утренних построениях многие офицеры едва не падают в обморок после тяжелейшего бодуна. И распорядился, чтобы все женатые вызвали сюда семьи, не были неприкаянными бирюками, которым в свободное время не оставалось ничего, как только пьянствовать.
-- Вадим Николаевич, при царе в Кушку посылали тех, кто проштрафился на службе. Например, до революции последним начальником гарнизона там был генерал Востросаблин -- бывший полковник, начальник береговой артиллерии Севастополя, который не выполнил приказ царя дать команду открыть огонь на поражение по восставшему броненосцу «Потемкин»… А у вас что, тоже были неприятности?
-- Самой большой неприятностью в моей жизни была война. А если серьезно -- в Советской Армии, как впрочем, и в армиях других стран, считалось, что настоящий офицер должен уметь воевать в разных климатических зонах. До этого я служил в Группе советских войск в Германии начальником штаба 207-й мотострелковой дивизии. Надо было расти. Вот и согласился на Кушку. И не жалею.
Сюрпризом для меня в Ташкенте была встреча с моим добрым знакомым по Киеву -- генерал-полковником авиации, трижды Героем Советского Союза, заместителем главкома ПВО страны Александром Покрышкиным. С Александром Ивановичем мы познакомились еще в начале 60-х в Киеве, где он служил в должности командующего армией ПВО, а я -- старшего офицера отдела боевой подготовки штаба Киевского военного округа. Несмотря на приличную дистанцию в должностях и званиях, легендарный летчик не чванился, был прост и сердечен в отношениях с офицерами и по службе, и вне ее. Обедал, кстати, в общей столовой, не признавал отдельных «генеральских» залов. Особенно уважал фронтовиков. А я всю войну прошел на танках, не раз горел.
… Первое, что меня поразило во время торжественной встречи на аэродроме Баграм -- форма афганских солдат. На них были каски, мундиры и шинели, очень похожие на экипировку гитлеровского вермахта! Только погоны и знаки различия свои, конечно. Оказывается, во время войны советские войска захватили несметное количество оружия, обмундирования, амуниции. Форма -- суконная, добротная, удобная. Но что с ней делать? Одевать в нее советских солдат и даже гражданских лиц сочли аморальным. Долгие годы это добро пылилось на складах. И когда у Советского Союза начали укрепляться отношения с Афганистаном, кому-то пришла разумная идея передать все это бедному соседу. Афганцы, говорят, заплатили цитрусовыми.
-- В то время гражданской войны в Афганистане еще не было?
-- Во всяком случае, король и правительство держали ситуацию под контролем, к СССР относились с уважением, и у советского руководства еще не было особой нужды устраивать там революции и приводить к власти своих ставленников.
-- Зачем же Советскому Союзу понадобилось усиливать там свое политическое и экономическое влияние?
-- Думаю, это нормальная политика добрососедства. На каком-то из приемов нас познакомили с седобородым старцем -- одним из немногих оставшихся в живых участников миссии, посланной падишахом в 1919 году в Москву для установления дипломатических отношений с советской Россией. Афганистан тогда только освободился от британского ига. Британцы не хотели смириться с потерей лакомого куска, науськивали соседний Пакистан. И афганцы сами потянулись к нам.
Потом не надо забывать, что это -- политика любой сверхдержавы. Действовать где кнутом, где пряником. Уже в наше время в соседних Пакистане и Иране хозяйничали американцы, создавшие в этом регионе военно-политический блок СЕАТО -- азиатский аналог НАТО. Причем, довольно хищнически, на явно неравных условиях. Судите сами: в том же Тегеране, многомиллионном городе, где десятилетиями владычествовали англичане, а затем шах -- американская марионетка -- до 1980 года, на момент исламской революции не было канализации! В Кабуле с этим делом, да и со многим другим, было не лучше.
Мы же в Афганистан пытались нести цивилизацию -- построили там прекрасные дороги, горные тоннели, школы, больницы, промышленные предприятия. Ведь афганский народ жил очень бедно. Центр Кабула напоминал огромный базар, где в антисанитарных условиях продавались продукты питания, ковры, ткани, посуда, обувь, прочие изделия кустарей и ремесленников.
А мастерами, я вам скажу, афганские умельцы были знатными. На одном из приемов в честь нашей делегации командующий центральным армейским корпусом генерал Абдул Вали показал нашему министру и нам две прекрасные боевые винтовки и попросил определить, какая из них сделана в заводских условиях, а которая -- кустарным способом. Ни я, ни другие члены нашей делегации не смогли этого сделать. Я вспомнил, как в Кушке таможенники демонстрировали мне конфискованные у контрабандистов золотые монеты, выполненные афганскими мастерами под царские николаевские, а также настоящие. Поверьте, только специалист мог отличить подделку! Так что оружие они умели делать.
-- Кстати о приемах, угощении. Многие афганские офицеры учились в Советском Союзе. Соблюдали ли они, принимая вас, законы шариата, запрещающие пить спиртное?
-- Да. Столы ломились от яств и вкусных безалкогольных напитков. В первый день, помню, Андрей Антонович Гречко даже обронил фразу: «Слава Богу, наконец можно отдохнуть от рюмки… » В то же время, очевидно, уважая наши традиции, персонал резиденции в которой мы жили, следил, чтобы в каждом номере в холодильнике всегда были бутылка водки и бутылка виски.
Не знаю, возможно, это делала их разведка. Дескать, подопьют русские, а мы послушаем… Но там нас так вкусно и обильно кормили, что даже мысль о водке казалась кощунственной.
Зато кое-кто оторвался в предпоследний день нашего недельного пребывания в этой стране на приеме в советском посольстве. Там уже не обошлось без горячительного. Прикладывались все -- и наши, и афганские генералы. Было как. На столе спиртное отсутствовало. Очевидно, дань местным обычаям. Но когда все встали на перекур и разделились на группки собеседников, в зале начали появляться девушки с подносами, уставленными маленькими рюмочками. Покрышкин хмуро покосился на них. Увидев, что девушка направилась к нам, Александр Иванович вдруг скомандовал: «Вадим, прикрой!» И когда я заслонил его собой от зала, он опрокинул одну за другой несколько рюмок. Потом довольно крякнул: «Ну вот, теперь порядок. Что это за наперстки? Даже губы не помажешь… »
Офицеры, особенно фронтовики, действительно не привыкли к микроскопическим дозам. Тем более такой крепкий мужик, как летчик Покрышкин. Мог выпить изрядно, но не пьянел, только становился бодрее, оживлялся.
За неделю пребывания на чужбине мы соскучились по родине, по семьям, устали от восточного гостеприимства, неопределенных витиеватых ответов на вопросы, требующие конкретики, хитрых каких-то улыбок, в которых застыло недоверие. Пообщавшись с агфанцами и советскими военными советниками, мы поняли, что афганцы не приемлют никаких идеологических замыслов со стороны, не доверяют чужакам, а их профессиональные кадры из-за тотальной коррупции растут, пробиваются очень медленно. Хотелось домой.
-- Вояки… -- проворчал генерал, глядя на почти опереточную блестящую мишуру парадных мундиров афганских офицеров. Покрышкин был, похоже, под впечатлением от организованных для нас показательных учений афганских частей с участием авиации и танков. Вооружение и техника у них были советские. Пилоты летали прекрасно, только руководитель учений не вовремя включил их в дело (в реальном бою могли ударить по своим), и противотанковые средства расположил так, что два ПТУРСа (противотанковый управляемый реактивный снаряд. -- Авт. ) прошипели в считанных метрах от трибуны, с которой наблюдали за учениями наша делегация и афганское командование.
На следующий день в самолете, когда мы наконец летели домой, ко мне подошел генерал Дагаев из Генштаба и протянул два листа бумаги: «Министр просит вас дать оценку учениям… » -- «Но он ведь уже объявил ее… » -- «Министр просит дать оценку реальную… »
Ну, думаю, попал. Неужели меня включили в состав делегации, чтобы проверить мое соответствие занимаемой должности?
Я написал все, что думал, изложил все серьезные недостатки, которые при дальнейшей организации учений с войсками должны быть исключены. Моя оценка еле тянула на «тройку». Вскоре ко мне снова подошел улыбающийся генерал Дагаев: «Министр с вашей оценкой согласен!» -- и протянул две бутылки коньяка.
… Я не знал тогда, что ровно через десять лет моя дивизия вместе с другими соединениями войдет в Афганистан. Мне не довелось там побывать, к тому времени служил уже в другом месте. Но, думаю, рассказанное мною об этой стране, пригодилось молодым офицерам. В частности, предупреждение о том, что в среде афганских военных весьма возможны предательство, дезертирство. Правда, я не предполагал, что в таких масштабах, да еще с участием наших же перебежчиков! Но это уже тема другого разговора.