Теперь «главный судья» Украины научился защищать себя от негативной энергетики, умываясь и крестясь
Вот уже два года в Кировограде слушается дело преступной группировки, обвиняемой в грабежах и убийствах. На скамье подсудимых -- 12 человек. Процесс мучительно долгий, со множеством участников: защитников, потерпевших, свидетелей… Кроме двоих судей при рассмотрении дела такой тяжести обязательно присутствие трех народных заседателей -- единолично судья выносить вердикт не имеет права. В Кировограде уже перед самым окончанием слушаний один из заседателей умер. И два года работы пошли насмарку: судебное следствие теперь начато с самого начала -- с новыми опросами всех свидетелей, рассмотрением результатов экспертиз и прочей надоевшей, но необходимой, тягомотиной. Механизм судебного рассмотрения забюрократизирован до такой степени, что не всякий решится войти в эту реку даже единожды -- хоть за защитой, хоть за оправданием. Судебная реформа, которая была призвана сделать систему совершеннее, и без того буксует, а тут еще признали неконституционным создание Кассационного суда, и это при том, что само право кассационного обжалования Основным Законом гарантируется. Как в этих условиях функционируют суды и есть ли у нас возможность получить там свою «порцию справедливости», поведал «ФАКТАМ» председатель Верховного суда Украины Василий Маляренко.
-- Василий Тимофеевич, вы, конечно, знаете поговорку относительно тюрьмы и сумы и поэтому правильно воспримете мой вопрос: а вы не боялись бы оказаться в Украине в роли подсудимого?
-- Упаси Господи! В любой ситуации не хотел бы. Хотя среди судей у нас, как, впрочем, и среди остальных людей, есть умные и не очень, добропорядочные и не очень, сердобольные и не очень. Больше все-таки нормальных. Хотя место такого «механизма», как судья, в судебной машине особое. Во многих случаях он не может поступать так, как хотел бы -- его поступки диктует закон.
-- А можете ли вы сказать, что существующая система реально гарантирует право любого человека на судебную защиту?
-- Конституция говорит, что каждого. А что, кто-то возражает? Сегодня любой имеет право придти в суд с вопросом, который относится к его юрисдикции, и заявление будет принято. А если почему-либо и откажут, можно обжаловать этот отказ в вышестоящей инстанции. Но, к сожалению, ситуация, существующая в стране, пока что не позволяет считать себя полностью защищенным.
-- Ситуация действительно нелегкая. Кто теперь, например, будет рассматривать дела в кассационной инстанции, кто -- во второй, апелляционной, когда в первой инстанции дело рассматривалось апелляционным судом? Даже юристы в растерянности, не то что обычные граждане.
-- Нам не обойтись сейчас без экскурса в историю. В советские времена апелляционной инстанции (такой, которая пересматривает дела по сути. -- Авт. ) не было, только кассационная (такая, в которой рассматривают процессуальные нарушения. -- Авт. ). Кроме нее существовало обжалование в порядке надзора (тоже кассационное) в президиумах областных судов, решения которых можно было опротестовать в судебной коллегии Верховного суда, а далее -- в пленуме Верховного суда. Таким образом, раньше проверку судебных решений, вступивших в законную силу, осуществляли три инстанции. Практически можно было исправить любую ошибку -- причем независимо от того, приносит человек жалобу или нет. Сколько раз, обобщая судебную практику и проверяя старые дела, мы находили такие, где человек бывал неправильно осужден, но смирялся с этим и не обжаловал приговоры. Мы освобождали таких людей, восстанавливая подобным образом справедливость. И суды с этим вполне справлялись.
Проверяли и случаи, когда один из трех судей, слушавших дело, высказывал особое мнение, отличное от мнения своих коллег, на основании которого выносились приговоры. И бывало так, что вышестоящий суд оспаривал решение большинства. Теперь такое вот особое мнение высказывать бесполезно, а вместо трех инстанций существует одна -- Верховный суд. И это плохо -- как для суда, так и для человека. На днях мы подводили итоги минувшего года, и оказалось, что только в Гражданскую палату у нас поступило более 20 тысяч дел. На 20 судей! А за год судебная палата рассмотрела около двух тысяч таких дел по существу и шесть тысяч с отказом в удовлетворении кассационной жалобы.
-- Это значит, что остальные будут рассмотрены лет за десять?..
-- Хочу верить, что быстрее. Кстати, и Кассационный суд Украины, признанный сейчас неконституционным, тоже не справился бы с таким валом. Вот и стоит вопрос: как же быть? При таких обстоятельствах необходимо в еще не существующем Апелляционном суде Украины создавать кассационную палату, и там же в апелляционном порядке изучать дела, рассмотренные в апелляционных судах в первой инстанции (то есть самые сложные гражданские и самые тяжкие уголовные).
-- И как скоро это произойдет?
-- Ждем, когда парламент примет процессуальные кодексы и все необходимые законы.
-- Стоило ли затевать реформу, если через полтора-два года после ее старта оказались в таком тупике?..
-- Что сказать? Придет время, когда все будет должным образом оценено. По-моему, это ошибки молодости нашего государства. Все молодые радикальны, амбициозны и нетерпеливы. Понимание того, что наработанное не всегда стоит ломать, приходит позже.
-- Зато советские традиции давления на суд, похоже, сохранились. Высказывались опасения, что не так давно начавшая функционировать Государственная судебная администрация станет еще одним механизмом такого давления. Оправдались ли эти опасения? Вы лично знаете о случаях какого-либо давления на судей?
-- Насчет судебной администрации -- чепуха это все!.. Они работают как снабженцы и финансисты. Придите в любой суд страны -- в Тернополе, в Черкассах… Душа радуется от сообщений оттуда: получены новые помещения, компьютеры, технические средства для фиксации процессов и так далее. Это все работа Верховного суда и Государственной судебной администрации. А вообще давление на суд было, есть и, скорее всего, будет -- как и во всех странах мира. Конечно, сегодня уже нет давления грубого, неприкрытого, но есть завуалированное. Например, депутатские обращения, в которых те просят, допустим, разобраться, принимая чью-то сторону. Или газета пишет о конкретном деле, решение по которому не обрело законной силы. Или ненадлежащее финансирование судов. Это же все методы давления!
В конце декабря прошлого года я написал Владимиру Литвину письмо по поводу визитов ко мне депутатов, их обращений, которые компрометируют и самих депутатов, и судей. Они ведь не регистрируют свои обращения в канцелярии, как это принято, а идут ко мне в кабинет, просят «принять законное решение». А что, все остальные судебные решения незаконны?
-- Получили ответ на письмо?
-- Ответ не получил, но и просьб с тех пор стало значительно меньше.
-- А об экстрасенсорном воздействии на судей вы никогда не слышали?
-- Думаю, что нет. Мак, правда, подсыпали мне в зале заседаний -- еще в начале моей судебной деятельности. Это делалось, чтобы размягчить, «усыпить» судью. Предрассудки, конечно. Тем не менее, после общения с некоторыми визитерами у меня действительно повышается давление, краснеют щеки…
-- И как вы защищаетесь от этого?
-- У меня есть икона Божьей Матери, свечка вон стоит… Если нужно, время от времени я ее зажигаю. В большинстве же случаев просто иду, трижды умываюсь, крещусь. Прочитаю «Отче наш», и все проходит без следа минут через 10--20.
-- Меня всегда интересовало, как судья решается брать на себя эту страшную ответственность за судьбы людей, а ведь раньше и за жизнь… У вас никогда не возникало страха из-за такой ответственности? Когда он проходит обычно?
-- Конечно, был. Но как было бы странно, если бы у хирурга всю жизнь руки дрожали от страха, так и судья с опытом приобретает профессионализм, хотя осознание ответственности при этом не проходит. Говорят, человек становится настоящим судьей, когда не он ходит советоваться, а к нему ходят. В жизни обычно это бывает лет через десять.
-- Ницше говорил, что мир, лишенный справедливости, бессмыслен. Не сделает ли суд присяжных, предусмотренный нашей Конституцией и не реализованный до сих пор, более справедливым хотя бы судебный процесс? Знаю, что вы не относитесь к его сторонникам…
-- Не отношусь и написал на эту тему много статей.
-- А ведь в России, после того как в нескольких регионах был проведен эксперимент, эти суды распространились по всем областям….
-- Конечно. А вместе с ними -- головная боль. Половина приговоров, вынесенных присяжными, отменяется.
-- Но, в отличие от некоторых судей, они, вынося свой вердикт, учитывают обстоятельства жизни подсудимого…
-- Катюша Маслова-то у Толстого кричала: «Не виновата!» А присяжные ей говорят: «Нет. На каторгу!». Или у Майн Рида -- невиновного Мориса Джеральда совсем было отправили на виселицу, но в последнюю минуту его спас от казни друг, принеся пулю -- доказательство невиновности мустангера. Это все сказки, конечно. Но ситуации очень типичные. А вот случаи из последнего российского опыта. Человека, взявшего взятку -- 1500 долларов! -- присяжные признали… невиновным. «Да, он взял, -- объяснили они свой вердикт, -- но нам его жалко. У него больна жена, и деньги ему нужны на ее лечение».
Во многих странах мира давно отказались от суда толпы -- суда присяжных. В Соединенных Штатах этим судом рассматриваются, например, 0,7 процента дел. В Германии, Франции, Японии такого суда вообще нет. Это суд эмоций, а не права. Кто красивше говорит -- адвокат или прокурор! -- на ту сторону и становятся присяжные. Кроме того, этому присяжному ведь надо платить заработок судьи -- при условии, что его зарплата меньше. А если у него больший заработок, то ему и платить надо столько, сколько он недополучает. Да судебная система в трубу вылетит при таких колоссальных расходах!
-- А то, что присяжные становятся на сторону того, «кто красивше говорит», разве не примета состязательного процесса?
-- Состязательность процесса -- это когда каждый исполняет свои обязанности высокопрофессионально. И самое главное, что в таком процессе судья не имеет права ни обвинительную, ни защитную функцию исполнять. Ни вправо, ни влево не может шагу ступить и обязан только одно делать -- принимать решение по делу в соответствии с законом.
-- А наши прокуроры и адвокаты имеют уровень, достаточный для такого процесса?
-- Ни прокуроры, ни адвокаты к состязательному процессу пока не готовы. Сегодня это отчетливо видно. Хотя адвокаты быстрее адаптируются к новым условиям. Прокуроры по-прежнему очень слабы, поэтому сегодня многие процессы затягиваются.
-- Стоит ли судам в таких случаях снимать с прокуроров ответственность за плохую работу и брать ее на себя, снова и снова отправляя дела на дополнительное расследование?
-- У нас в стране, чтобы вы знали, примерно каждое десятое дело возвращается на дополнительное расследование.
-- Ненормально…
-- Ненормально. Более того, наблюдается рост числа дел, возвращаемых на доследование. К сожалению, это свидетельствует о том, что досудебное следствие слабое, малокачественное. В большинстве европейских стран и даже в России уже отказались от дополнительного расследования, потому что, возвращая дело, судья берет на себя функцию обвинения и пасует перед трудностями дела. А функция защиты была бы реализована путем вынесения оправдательного приговора. Нужно, чтобы прокурор не рассчитывал, что судья поработает за него, и знал, что возврата не будет и в суд дело направлять надо лишь в том случае, если все чисто: все процессуальные нормы выполнены, есть полнота, есть всесторонность. А не уверен -- не направляй.
-- Неужели этот вопрос нельзя решить на законодательном уровне?
-- У Верховного суда, увы, нет права законодательной инициативы, и мы не в силах воздействовать на этот процесс…
-- Василий Тимофеевич, а вы как судья совершали ошибки?
-- А кто их не совершал? В 70-е годы я оправдал человека, и мой приговор был отменен -- тогда оправдывать было не принято. В те же годы я осудил милиционера -- этот приговор постигла та же участь. Правда, позже мои вердикты были подтверждены. Но поначалу я пережил достаточно неприятные минуты.