После серьезнейшей операции на легких известный актер вернулся к полноценной активной жизни
Не успели в Москве распространиться слухи о том, что знаменитый Остап Бендер из «Двенадцати стульев» -- ресторатор Арчил Гомиашвили куда-то исчез после известия о тяжелой болезни, как он вновь объявился в родных подстоличных пенатах, что в Барвихе. Бодрый и здоровый. А свое счастливое, как оказалось, возвращение он отметил широко и щедро. На празднике у Арчила Гомиашвили побывал московский журналист Феликс Медведев. «ФАКТЫ» предлагают своим читателям отрывки из его беседы с известным актером. Это интервью было напечатано в 19 номере газеты «Версия» за 2004 год.
-- Так что приключилось с вами, Арчил Михайлович?
-- Вот именно, приключилось. Дело в том, что я, как культурный человек, каждый год прохожу медицинское обследование в кремлевской поликлинике. Уже больше двадцати лет. Назначили рентген. Сделали снимок. «Опухоль в легких», -- поставили мне диагноз. Я тут же обратился к знакомому медицинскому светилу. И он сказал: «Немедленно на самолет -- и в Америку. Там сделают как надо». Что мне оставалось делать? Разве при таком приговоре можно ослушаться?! Я принял решение идти в бой. И с первым же самолетом -- в Штаты. От шеи до пят мне вырезали 75 лимфатических узлов. А до этого я и пальца ни разу не порезал. Причем все сделали за двое суток. А чего валяться попусту на госпитальной кровати. Вот и вся история.
Когда после застолья я спросил Арчила Михайловича, не испугался ли неожиданно свалившейся на него напасти, он ответил: «Нисколечко. Я был абсолютно уверен, что все обойдется и вернусь домой как ни в чем не бывало. Клянусь! Просто натура такая». А потом тема плавно перетекла в другое русло. Гомиашвили стал рассказывать про двух своих любимых дочек-красавиц Нину и Катю.
-- Они у меня неприлично красивые. Я их очень люблю. Нина рано начала сниматься, играла в «Снежной королеве», в спектакле «Я женщина» с Верой Алентовой, потом училась, с 4-го курса ушла из Школы-студии МХАТ, убежала к Леше Баталову, в которого была страстно влюблена. А потом, в чем-то разочаровавшись, уехала в Америку, окончила там университет и стала фоторепортером. Она-то и сопровождала меня в этой поездке в Америку. А Катенька делает карьеру дизайнера. В Париже у неґ огромный успех.
-- Прекрасно, что вы гордитесь дочерьми, а куда делось ваше знаменитое казино «Золотой Остап»? Неужто прогорели?
-- Просто потерял интерес к этому бизнесу. Настолько потерял, что когда нынче захожу в помещение бывшего казино, то думаю: как это я здесь сидел до утра, курил сигарету за сигаретой, пил то коньяк, то виски, мои бедные ноги опухали. Ушел из казино без всякого стресса, не огорчаясь проигранному и не радуясь выигранному. Иные могут бросить вслед: «В его лице потерялся хороший игрок… »
-- Но вы по-прежнему коммерсант? К «Золотому Остапу» прибавился еще и ресторан «Порто»…
-- Да, он рыбный. Там вам могут подать весьма экзотические блюда.
-- Ходят слухи, Арчил Михайлович, что вы некоронованный вор в законе. Вас это не обижает?
-- А на что обижаться? Считайте и вы меня вором в законе. Только в прошлом. Но что значит «некоронованный»?
-- Но вы ж не сидели в тюрьме?
-- Как не сидел? Целых четыре раза сидел! Правда, все было в молодости. И фотографии сохранились -- я в лагере, я в тюрьме, я на нарах… Та воровская биография закончилась в 27 лет. И я с ней завязал. А коронованных или некоронованных воров не бывает. На звание «вора в законе» рекомендуют. Естественно, другие, более крупные воры. И тот, кто рекомендует, тот отвечает.
-- За что отвечает?
-- За многое, за то, что молодой вор должен досконально знать воровские повадки, он должен уметь разговаривать и с себе подобными, и с другими. Ведь люди -- это горы. И с каждой горой надо обходиться почтительно. А коронованность -- это все из легенд. Да, я был вором, и Джаба Иоселиани был моим партнером, мы вместе сидели по одному делу. Потом ему удалось бежать из тюрьмы, а после я стал… членом партии.
-- Джаба Иоселиани?! Тот самый писатель, командующий грузинской армией, сподвижник Шеварднадзе?
-- Да, тот самый. Когда-то наши жизни сливались, но потом дороги разошлись. А Джабу я уважаю до сих пор.
-- Арчил Михайлович, по каким статьям сидели, если не секрет? Надеюсь, не за убийство?
-- Нет, конечно. Первой была 58-я -- политическая болтовня. Мне было 17 лет. Улица, на которой я рос в Тбилиси, была хулиганской, молодежь, студенты хороводили. Даже журналы неофициальные издавали. И я тоже участвовал в этом, хотя, как говорится, ни читать, ни писать не умел. Дали мне десятку, политика -- дело серьезное. И все мои дружки -- а их было 18 человек -- загремели по тюрягам. Процесс был закрытый, он проходил во внутренней тюрьме КГБ. Отсидел я четыре года, из лагеря меня увезли прямиком на строительство Волго-Донского канала, как говорится, «на химию». Вот я и «химичил», сталинский канал строил. Между прочим, был бригадиром комплексной бригады. А вскоре после того, как написал письмо министру МВД СССР Круглову, за неимением состава преступления меня освободили.
А следующая отсидка связана с актрисой Целиковской, той самой, которая стала женой Юрия Любимова. У меня с ней роман был. Наверное, помнишь кафе «Националь», где собиралась московская элита. Актеры, картежники, ну и, конечно, Михаил Светлов, Юрий Олеша, Александр Твардовский. Помню Олешу в черном берете, он стоял у стойки и пил водку. Берет лежал рядом или в кармане, а Олеша почему-то все время нюхал чеснок. Так вот, пригласил я Люсю в этот «Националь». Какие-то были праздники, кажется, предновогодние. И как это бывает, к красивой даме стал приставать какой-то фраер. За столом ребята сидели, грузины, которые знали, что здесь же моя компания. Так вот, подходит это фраер к Целиковской, один раз на танец позвал, другой, третий… Это уже неприлично. Он приглашает, а я сижу, как дурак. Ну и затеялась драка. И я оказался на Петровке, в райотделе милиции. Тому типу мы выбили глаз. Стою на допросе без шнурков, без ремня, свидетелей спрашивают, показывая на меня: «Он?» Кто-то подтвердил: «Он».
Меня под микитки. Потом вмешалась моя мама, друзья, выловили того свидетеля, дали ему взятку, и он отказался от показаний. А вскоре Люся стала женой Любимова.
-- А следующие ходки за что были?
-- Ну, обворовали одну женщину. Да и надо было ее обчистить. Я и сегодня так считаю. Ее муж был первым комендантом военного Берлина. Он-то и увез чуть ли не половину этого города. Когда мы у нее шныряли, то нашли толстую веревку, на которую были нанизаны бриллианты и кольца. Килограмма на четыре, не меньше. А в комоде обнаружили кипу «золотых» облигаций. Вот из-за этого коменданта я и пострадал.
-- Ваш Остап Бендер -- мастер на все руки…
-- Да я, кажется, себя самого играл. Возьми энциклопедию. Там написано, что я основоположник современной пантомимы. Самого Леньку Енгибарова я вытолкнул в славу. Он был моим дружком.
-- Невероятно, ведь Енгибаров непревзойденный клоун, гений. И вы начинали вместе?
-- В нем сочеталось что-то такое, чем он без слов попадал прямо в человеческую душу. Как он это все придумывал -- удивительно. У него был потрясающий номер под громовые аплодисменты. Когда он уходил с манежа и просто становился спиной к залу, он то замирал, то дергался, и ни словечка. Ни одного фальшивого движения. А в зале -- гром. Я даже не обижаюсь на него за то, что он сказал моей Танечке, будущей жене, чтоб она не выходила за меня замуж. Все его шутки были безобидными.
-- Как вы думаете, отчего же он умер -- молодой, гениальный, любимый?
-- Да, смерть его трагична. Думаю, что его довел Олег Стриженов. Енгибаров был искренним парнем, но ему почему-то казалось, что ему не хватает своей славы, и он тянулся к знаменитым людям. И он пил и загуливал с Олегом. В ту ночь они сильно набрались и, видимо, ширнулись. Утром Леня кого-то послал за молоком. Выпил стакан, и тромб остановил его сердце. Я помню то страшное время, 70-й год, еще и потому, что как будто специально в городе было нечем дышать, вокруг Москвы горел торф.
-- Ваш Остап Бендер -- это, конечно, навечно. Об этом можно говорить часами. Но с чего вы начались как актер? Ваша первая роль?
-- Это был гениальный фильм «Иные нынче времена» по повести Цагарели -- грузинского классика. Сама вещь напоминает «Слугу двух господ». И вот я играл этого слугу. Его звали Кахта, что в переводе «красавец». И было это пятьдесят лет назад.
Ну, а об Остапе Бендере, если вкратце, скажу так. Был всем известный актер Борис Бабочкин, общий любимец. За свою жизнь он сыграл немало прекрасных ролей, но народ помнит его только как Чапаева. Более того, если я встречу на улице настоящего Чапаева, я его не узнаю, потому что для меня Чапаев -- это Бабочкин. То же самое произошло и со мной. Я много интересного сделал и на сцене, и в кино. Были работы, которые мне дороже Остапа. Ерошка в «Казаках», Сталин в семисерийной эпопее Стаднюка «Война» и в фильме «Сталинград». Но в людской памяти я прежде всего -- Остап Бендер. И несу этот шлейф всю свою жизнь. А секрет в том, что фильм попал в десятку. Не потому, что Гайдай незаменимый режиссер, а я лучший актер. Миронов и Юрский в своих фильмах работали высококлассно. Просто мы угадали чутье зрителя, который увидел Остапа таким, каким его и представлял. Мы ближе всех подошли к первоисточнику. Почти тридцать лет -- это целая жизнь, и я ее прожил Остапом и вместе с Остапом. Благодаря этой роли я получил в Москве квартиру, стал популярным человеком. Да и ресторан, названный в честь Остапа, -- мое детище. Я нахожу между нами много общего. Я артист, и мне нужен зритель. Остап тоже артист, и ему тоже нужна аудитория. Нет аудитории -- и меня ничто не интересует: ни стулья ни деньги.
-- Про вашу квартиру в Москве, в «Ударнике», ходят невероятные слухи…
-- Да, пятикомнатная квартира в Доме на Набережной, та самая. В ней жила Светлана Аллилуева, дочь Сталина. Эта квартира стала моей. С ней связана одна неприятная история.
Как-то туда ворвались бандиты, восемь человек в масках, с пистолетами. Мы с Танечкой были дома. Меня к стенке, ее связали. Они думали найти у меня миллион. Нашли сорок тысяч рублей, а когда убегали, то один схватил еще и ковер. Я кричу ему: «Дурак, куда ж ты его потащишь? Кради соразмерно». Убежали, двери оставили открытыми, нож лежал около сейфа. Но главное -- мы остались живы.
-- А как же все-таки началась ваша московская карьера?
-- Меня пригласил Эфрос в Театр Ленинского комсомола. Показывает на меня актерам и говорит: «Вот этот интересный актер теперь будет с нами. Я в него верю. И хочу с ним работать». И назвал пьесу, в которой я должен был играть -- «Во дворе злая собака». Я на седьмом небе -- работать с самим Эфросом. Но на следующий день за «эфрософские штучки» райком партии освободил его от работы. И я повис. Надо было искать другого режиссера. А в театр прислали Марка Захарова. Как ни странно, не без моей помощи, у меня ведь уже тогда было много влиятельных друзей. Я привел его в театр чуть ли не за руку, он был в рваных джинсах. У него тогда ничего не было -- ни народного звания, ни государственных премий, а сейчас машину подают к подъезду, сердечную операцию делают за границей, богатым стал. Квартиру на Тверской имеет. Все это у меня уже тогда было. Мой первый «Мерседес», один из первых в Москве, стоял у репетиционного зала Ленкома. Возможно, Захаров мне завидовал, возможно, еще что-то, но мы не сошлись. Мы исповедовались разным богам. Я -- богу Георгию Товстоногову, а он -- университетскому драмкружку. Я не злой человек и не мстительный, но нынче я не стесняюсь говорить правду и могу свою тираду повторить в его присутствии. Я бы сказал так: если мама меня родила как человека, то Марк Захаров меня убил как актера. Но я везучий. И судьба подкинула мне великую роль.
-- Вы не устали: операция, перелет, гости?
-- Стараюсь хорохориться, но годы берут свое, и меня постоянно тянет сюда, на дачу в Барвиху. Моя любимая жена Таня превратила этот клочок земли в роскошный сад. Вы и сами это видите.
-- В актеры больше не зовут?
-- Пошли они все подальше с этим лицедейством. Я свое отыграл. И в кино, и в жизни.