Журналист Си-эн-эн Ларри Кинг подготовил прощальную программу о легендарном актере, интервью у которого он взял 10 лет назад
Смерть Марлона Брандо, настигнувшая его 1 июля в возрасте 80 лет, вызвала сплетни, что он свои последние годы прожил в нищете и оставил детям одни долги. Однако в понедельник адвокат покойного Дэвид Сили публично огласил некоторые моменты завещания, оставленного его клиентом и официально зарегистрированного в суде Лос-Анджелеса. Выяснилось, что десять детей актера, чей возраст колеблется от 10 до 46 лет, получили в наследство недвижимость стоимостью 21,6 миллиона долларов! В нее включены дом с земельным участком в Калифорнии и атолл на Таити, на котором Марлон прожил несколько счастливых лет с одной из своих жен. Кроме того, Сили сообщил, что ежегодный чистый доход Брандо составлял на протяжении последних десяти лет 500 тысяч долларов. Актер вел замкнутый и достаточно скромный образ жизни, что помогло ему сохранить большую часть этих денег. Адвокат также упомянул о личном архиве Марлона, ценность которого еще предстоит определить. Он включает в себя огромное собрание киносценариев с личными пометками кинозвезды плюс его рисунки и наброски. Великий лицедей преподнес еще один сюрприз, которые он так любил при жизни. Брандо всегда был полон тайн, сводил с ума поклонников и газетчиков, уклонялся от интервью. Одним из немногих, кому удавалось хоть изредка вызвать Марлона на разговор, был журналист телекомпании Си-эн-эн Ларри Кинг. Он подготовил прощальную программу о Брандо, в которую включил запись беседы с ним, сделанную в октябре 1994 года. Это было последнее интервью, которое Марлон дал в своей жизни. А Кинг считает, что это одна из лучших работ в его многолетней карьере на телевидении. Актер сам позвонил Ларри и пригласил к себе домой вместе со съемочной группой. Кинг, известный мастер задавать вопросы, так и не смог контролировать беседу. Брандо с легкостью уводил его в сторону от темы разговора, потом неожиданно к ней возвращался. Марлон играл самого себя и упивался этим…
-- Здравствуй, Марлон! Господи, что это у тебя за вид? Ты сегодня сам готовился к съемке?
-- Я хотел выглядеть точно, как ты.
-- Это была твоя цель?
-- Точно! Я даже надел красные подтяжки, видишь? Все в твою честь, Ларри!
-- О, боже! Неужели у меня такие темные и густые брови?
-- Я старался как мог. А потом пришли твои ассистенты и принялись меня критиковать. Я думаю, это они из зависти. Сами хотели сделать нечто подобное.
-- Ну что же, я польщен.
-- Ларри, ты мне напоминаешь того знаменитого героя-любовника. Как же его звали? Он был итальянцем…
-- Валентино?
-- Да, конечно! Ты очень на него похож.
-- Значит, и ты тоже. Ладно, пора переходить к делу. Почему ты не даешь интервью?
-- Меня возмущает то, что в наши дни все интервью делаются ради денег.
-- Что ты имеешь в виду?
-- Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю.
-- Нет!
-- Ларри, ты знаешь, что одна история всегда стоит дороже других. Например, О. Джей. Симпсон не сходит с экранов телевизоров… Ларри, ты вспотел. Так вот, я говорю что Симпсон… Почему ты улыбаешься?
-- Улыбаюсь, потому что ты заявил на всю страну, что я потею. Это так. Я -- еврей, я потею, и ты должен это понимать, так как в тебе тоже есть иудейская кровь. Итак, вернемся к деньгам. Ты утверждаешь, что телекамеры направлены только на тех, кто…
-- Нет, не вы их направляете, а рыночные силы. Так я говорю о Симпсоне. Ты помнишь другого игрока -- Иззи Стоуна?
-- Конечно, это великий спортсмен.
-- Так он же еще жив! Еще играет! И как играет! А почему у него никто не берет интервью? Разве его можно сравнить с Симпсоном?
-- Вопрос вообще-то был такой: почему ты не любишь давать интервью?
-- Мне не нравится сама идея продаваться за деньги.
-- Ты утверждаешь, что тебе ненавистно продавать твою будущую книгу? Что тебе не нравится помогать прокату твоего фильма?
-- Не нравится. И я никогда этим не занимался! И сегодня я впервые бью в барабан, чтобы продать свои мемуары. Увы, таково требование издателя книги.
-- Ты обещал ему, что дашь интервью?
-- Был вынужден, потому что это было включено в контракт. Но без моего ведома, клянусь! И если бы я отказался, издательство расторгло бы договор со мной. Но я выкрутился! Я выбрал тебя. А ты мне очень нравишься. Я восхищаюсь тобой, Ларри! Ты -- исключение на нашем телевидении. Знаешь, скольким я отказал?! Но ты, я не кокетничаю, должен стать образцом для подражания для всех, и особенно для меня. Ты такой честный, прямой…
-- Спасибо.
-- Независимый.
-- Герой сегодняшней программы -- ты.
-- Это не обязательно.
-- Нет, Марлон, ты…
-- А я думаю, зрителям на самом деле интереснее узнать, что может вызвать у спокойного Ларри Кинга нервный тик.
-- Хорошо, когда-нибудь они посмотрят шоу Марлона Брандо, где он будет ведущим, а я -- гостем.
-- Они уже смотрят его. Сегодня вечером!
-- Почему ты выбрал профессию актера? Тебе нравится превращаться в других людей?
-- Начну свой ответ с замечания о том, что каждый в этой комнате -- актер. Ты, Ларри, тоже актер. А лучшие актеры -- это режиссеры на съемочной площадке. Представь себе картину. Отснят эпизод, режиссер хвалит актеров, говорит, как они чудесно играли, и вдруг добавляет: «Только вот в чем проблема: свет падал плохо, надо бы переснять». И следит за реакцией. Так делает любой человек. Мы играем, когда здороваемся на улице или в офисе. Я имею в виду человека любой профессии. Мы говорим: «Привет, как дела? Выглядишь прекрасно». И смотрим на реакцию. Стараемся понять, рад человек встрече или нет. И это естественно.
-- Да, но ты сделал игру своей профессией.
-- Потому что никакая другая работа не приносит такие большие деньги, пока ты ломаешь голову, чем заниматься в этой жизни.
-- Постой, ты хочешь сказать, что все еще не сделал свой выбор?
-- У меня на это уходит всегда много времени. Знаешь, люди никогда не могут решить окончательно. У каждого остаются несбывшиеся мечты. Да что с тобой? Кто-нибудь, дайте Ларри салфетку!
-- Не отвлекайся. Я потею, здесь слишком жарко от всех этих осветительных приборов.
-- Неправда, я ведь не потею.
-- Но ты же Марлон Брандо! А я всего лишь Ларри Кинг. Ты решаешь, а я потею.
-- Ты такой милый. Но я не могу понять, почему ты весь покрылся потом.
-- Господи!
-- Пересядь ко мне, может, здесь не так жарко. Или ты боишься близкого контакта со мной? (Неожиданно вскакивает и целует Кинга в губы!) Что такое? Я для тебя всего лишь продукт?
-- Ты прав, ты продукт этого шоу.
-- Ну вот, ты сам ответил на свой первый вопрос.
-- О деньгах?
-- Да, все, что я сейчас делаю, принесет твоей телекомпании деньги.
-- Но ведь есть еще интерес к личности, желание ближе узнать другого человека.
-- Ерунда! Если бы я был каким-то Джо Шлепом, ты бы здесь не сидел сейчас. Я мог бы тебе нравиться, ты бы считал меня очень интересной личностью, но Джо Шлеп никогда не появился бы в твоей программе!
-- Ты прав. Но ты ведь чего-то достиг в жизни.
-- Плевать на мои достижения! Это все законы рынка. Сегодня я оказался привлекательнее как товар.
-- Давай лучше вернемся к твоей профессии. Как ты выбираешь роли? Читаешь сценарий, он тебе нравится…
-- Обычно сценарий вызывает у меня крайнее раздражение.
-- Но тебе же понравился сценарий «Крестного отца»?
-- Да, но я не был уверен, что смогу сыграть Дона Корлеоне. Коппола меня, к счастью, убедил. Я никогда не берусь за роли без уверенности в собственных силах.
-- А тебе приходилось сожалеть о сделанном?
-- Нет. Сожаление -- пустая трата времени. В нем нет смысла. Сожаление принадлежит прошлому, а жить нужно сейчас. Вот мы сидим, беседуем, это важно. Эй, парни, вы что, снимаете мои ноги? Я забыл обуть туфли!
-- Так в чем секрет твоего мастерства?
-- Я пытаюсь объяснить и показать это с самого начала шоу! Актер не должен раскрывать свои чувства. Зритель не должен понять, что у актера творится внутри. Это и есть притворство. И пока я могу убедить тебя в том, что говорю, я делаю свою работу хорошо.
-- Не скучаешь по театральной сцене?
-- Нет, конечно, нет.
-- Почему -- конечно?
-- Потому что это три часа крови, пота и слез каждый вечер, каждый спектакль. А на самом деле получается одна болтовня, которую подсовывают зрителям.
-- Ты унижаешь их чувства.
-- Но я не унижаю Шекспира! Я могу декламировать Шекспира с утра до ночи, пока не усыплю тебя. Я обожаю его поэзию, но я не люблю смотреть постановки его пьес в театре. Они скучны.
-- Но я говорю о твоей игре в этих пьесах! Неужели тебе не нравится получать аплодисменты?
-- Кому они нужны? Если мне аплодирует моя собака или мои дети, это другое дело. А когда мне понадобятся аплодисменты зрителей для самоутверждения, я брошу играть!
-- Но в начале карьеры…
-- А тебе нужны аплодисменты? Пожалуйста! Ларри, это было великолепное шоу!
-- Мне нужно взаимопонимание! Так в тебе есть еврейская кровь?
-- В буквальном смысле нет. Я не еврей. Но в культурном -- да. Я прожил десять лет в Нью-Йорке. И все, кто меня окружал в актерской студии, в доме (мне выделила комнату Стелла Адлер), мой педагог, были евреями.
-- Ты мог выбрать другую профессию?
-- Я хотел! Я серьезно занимался танцами. Учился играть на барабанах. Был влюблен в пуэрториканскую музыку.
-- Может, тебе было лучше стать музыкантом?
-- Не знаю. Если бы собака не остановилась пописать, она бы могла догнать кролика! Как я могу знать, что было бы для меня лучше. Главное -- не сожалеть.
-- Еще несколько слов об игре актеров и перейдем к другим темам.
-- На свете нет ничего важнее игры, Ларри. Эта профессия даже древнее проституции! Человекоподобные обезьяны и те уже играли! Посмотри сейчас на шимпанзе. Нет, лучше на горилл. Особенно на опытных самцов с сединой. Если ты будешь смотреть ему прямо в глаза, он обязательно атакует тебя. Это то же самое, что смотреть на пьяного в баре. Как только он поймает твой взгляд, сразу заорет: «Эй, ты на кого это уставился?!» Но он не играет. А горилла играет. Так и актер. Он должен постоянно помнить о том, что в зале сидит зритель, который заплатил наличные не только за билет, но еще и за поп-корн, колу. И он, зритель, будет чувствовать себя обманутым, ограбленным, если актерам на экране не удастся его заставить поверить в их игру. А это происходит только тогда, когда зритель забывает, что перед ним ломают комедию. Я ведь не умираю на экране, но он должен верить в мою смерть.
-- У тебя было трудное детство, правда?
-- Я был злым парнем, вспыльчивым, готовым лезть в драку по любому поводу. Сам зарабатывал себе на хлеб. Ухаживал за лошадьми, доил коров, работал на элеваторе, потом поваром в забегаловке, официантом.
-- И вдруг стал знаменитым и богатым?
-- Да, моя жизнь изменилась. Но не я сам. Меня чуть не обманули десятки красоток, которые висли на мне, улыбались и нежно ворковали мое имя.
-- Разве это было плохо?
-- Плохо стало, когда я понял, что все это часть игры. А мне хотелось, чтобы любили меня, а не актера Марлона Брандо.
-- И ты сбежал на Таити?
-- Да! Там на островах людям плевать, кто ты такой. Таитяне на самом деле свободны. У них бесклассовое общество. И если ты начнешь вдруг задирать перед ними нос, они тебя поднимут на смех. А если это не поможет, проучат тебя как следует.
-- Что тебе принесла слава?
-- Одиночество. Я почувствовал себя в изоляции. А на Таити я оказался в окружении людей, которым мог доверять. И я полюбил их за это.
-- Сейчас ты счастлив?
-- А я большую часть своей жизни счастлив. Бывали неудачи, черные деньки, но требуется слишком много усилий, чтобы выбить меня из седла.
-- А депрессии бывают?
-- Никогда.
-- Что помогает тебе справляться с теми вспышками злости, агрессии, которые бывали у тебя в детстве, в молодости?
-- Боль и медитация. Я научился понимать, что лучше причинить боль себе, чем другим. Свою боль человек в состоянии вылечить.
-- А к психоаналитикам не обращался?
-- Было дело, но я понял, что они меня эксплуатируют, причем нещадно. Одним нужны были только мои деньги, другим доставляло удовольствие копаться в тебе и, по-моему, им самим была нужна профессиональная помощь. Но во всех случаях дело сводилось к тому, что пять раз в неделю я укладывался на кушетку в чьем-нибудь кабинете и был вынужден выслушивать всякую дребедень вроде: «Насколько я понимаю, ваша мать, когда вы были ребенком, любила… »
-- А это кто?
-- Это мой мальчик! Тим, молодец, пришел к папе на помощь. Сидеть, Тим! Будь хорошим мальчиком.
-- Это что за порода такая?
-- Мастифф. Тим, пожми руку Ларри. Умница.
-- Сколько он весит?
-- 180 фунтов (почти 82 килограмма -- Авт. ). Молодец, дай Ларри попробовать.
-- Марлон, я не буду есть собачий корм!
-- А я и не прошу тебя делать это! Я хочу, чтобы ты покормил его.
-- Покормить?
-- Ну да. Возьми это печенье в рот, вот, как я.
-- Господи, ты же съел собачье печенье!
-- Да, очень вкусно. Попробуй, Ларри.
-- От него полнеют?
-- Не бойся, вес не наберешь! Ну, доставь мне удовольствие.
-- Вкусно. Как оно называется?
-- А, вот почему я хотел, чтобы ты попробовал -- «Старина Кинг»!
-- Возьму еще одно. Тим не будет возражать?
Перевод Наталии ТЕРЕХ, «ФАКТЫ»