40 дней назад ушел из жизни выдающийся ученый-историк, исследователь украинского Голодомора Джеймс Мэйс
При жизни американец Джеймс Мэйс удостоился звания «Первый рыцарь Украины», присвоенного ему общественной организацией. Государственных наград и знаков отличия нашей страны он не имел. Как не имел и типично американских атрибутов благополучия -- собственного дома, машины, шестизначного счета в банке… У доктора Мэйса, всемирно известного ученого-историка, было лишь одно -- его имя. Он посвятил жизнь изучению истории Украины, Голодомора 1932--1933 годов. И первым из западных исследователей открыто сказал о причинах этой трагедии: голод был актом геноцида против украинского народа. В том, что это признал и Конгресс США в 1988 году, исключительно велика роль Мэйса. В Киеве Джеймс Мэйс прожил больше 10 лет. Здесь он нашел близких по духу людей. И свою любовь. С украинской писательницей Натальей Дзюбенко-Мэйс мы встретились накануне скорбной даты -- сороковин памяти ее супруга.
-- Первая наша встреча с Джимом была не иначе, как послана судьбой, -- говорит Наталья Дзюбенко-Мэйс. -- Как-то на вечере в Союзе писателей я увидела незнакомого человека и вдруг подумала: «Это мой муж. И где его так долго носило?» Наши глаза встретились… И тут нас знакомят. «Это доктор Мэйс… » «Мэйс?!» -- вырвалось у меня. -- Я думала, вам 90 лет». Как раз в то время я редактировала в издательстве книгу-мемориал Лидии Коваленко и Владимира Маняка «Голод-33». И, конечно же, знала о работе комиссии по Голодомору при Конгрессе и президенте США, которую возглавил Мэйс. Но думала, что это почтенный седой профессор. А тут -- 40-летний мужчина. «Да-да, -- улыбнулся он. -- Мне 90 лет. Я хорошо сохранился благодаря американским технологиям… » У Джима было потрясающее чувство юмора, в чем я не раз потом убеждалась. С того вечера мы не расставались…
Оказалось, что они похожи не только внешне. Оба пережили горький опыт семейной жизни. И до встречи даже не помышляли о втором браке. Уму непостижимо, сколько бюрократических процедур пришлось им пройти, чтобы оформить брак! Но это не помешало им быть вместе. Жили в двухкомнатной квартирке, заваленной книгами, вчетвером -- Джеймс Мейс заменил отца двум дочерям Натальи. Когда начинали совместную жизнь, «на хозяйстве» у Джима было аж 20 долларов.
-- Однажды он пошутил: «Лучший способ сломать себе карьеру, это заняться историей Украины, -- говорит Наталья. -- Да, Джеймс Мэйс был живой легендой для украинской эмиграции. Люди буквально молились на него и целовали руки, как святому. Но для советской Украины он был «буржуазным фальсификатором» с «человеконенавистнической психологией» (мне доводилось такое читать). А в Америке против него ополчились ученые круги, на 90 процентов состоящие из бывших советологов с имперской ориентацией. Это угнетало Джеймса, убивало его морально…
-- Почему реакция на его исследования была столь яростной? Ведь публикации об украинском Голодоморе появлялись и до Мэйса.
-- Да, но раньше все можно было списать на «клеветнические происки украинских буржуазных националистов». А тут -- выводы ученого-историка, не связанного с украинской диаспорой. Человека объективного. Англоязычного. Имеющего за плечами самые престижные университеты…
Вот только несколько выводов специальной Комиссии конгресса США, возглавляемой Мэйсом: «Сталин и его окружение осуществили геноцид против украинцев в 1932-33 годах». «Американское правительство имело достаточную и своевременную информацию о голодоморе, но не предприняло никаких шагов для облегчения ситуации. Напротив, администрация США предоставила дипломатическое признание Советского правительства в ноябре 1933 года, сразу же после голодомора». «… Некоторые члены американского корпуса прессы сотрудничали с Советским правительством, отрицая существование голодомора в Украине».
-- Джим часто говорил мне: «Украину предали. Целый народ погибал на глазах всего мира», -- продолжает Наталья. -- Эта страшная украинская «болячка» не отпускала его до конца дней. Когда к тебе приходят старенькие женщины и показывают не зажившие рубцы на ногах (люди пухли от голода, кожа не выдерживала и разрывалась) -- ты испытываешь шок. Джим постоянно находился в этом силовом поле боли.
У Джеймса Мэйса, американца в четырнадцатом поколении, в роду не было украинцев. Но он прекрасно владел украинским языком. Случалось, что продавщицы в наших магазинах возмущались, когда он просил дать ему «помаранчевий сiк» и «червоне Мальборо». И требовали от покупателя говорить «по-человечески»…
-- С языком ему помог прекрасный музыкальный слух, -- говорит Наталья. -- Джим, кстати, очень хорошо пел. Надо было слышать, как он исполняет Гимн Украины! Интонации, обороты украинской речи впитывались им безошибочно. Но поначалу, конечно, случались и казусы. Помню, как мы в первый раз приехали с Джимом в гости к моим родителям. Я страшно волновалась, найдут ли они общий язык? Мой отец -- ветеран войны, в прошлом председатель колхоза, коммунист. И Джим -- «антисоветчик», человек из совсем другого мира. Отец налил зятю домашней самогонки и строго так говорит: «Ну, що, Дiма, ви з Америки приїжджаєте, наших дiвчат забираєте? Мало того, що пiвсвiту пограбували… » Я сижу ни жива ни мертва. А Джим, не понимая толком, о чем речь, кивает: «Так-так, нормал-но». И улыбается по-детски солнечно… Мой отец полюбил его, как сына. Те, кто чувствовали его душу, просто не могли его не любить. Но он открывался не каждому, интуитивно чувствуя человека с первой же встречи.
«Янки, go home» -- бросали в лицо Мэйсу во время телепередачи, посвященной 70-летию Голодомора. Ему и раньше доводилось слышать, что он «лезет в чужие дела». На один из выпадов он ответил так: «Ваши мертвые уполномочили меня их защищать». Он считал, что мы живем не просто в посткоммунистическом, а в постгеноцидном обществе. При этом желал счастья нашим детям. Мы не хотим травмировать их сознание видениями умирающих от голода, каннибализма, пыток. Но ведь притупление народной памяти приводит лишь к чувству обреченности, собственной неполноценности. Чтобы жить достойно, нужно найти в себе силы помнить. И поставить свечу в окне. И оплакать своих мертвых…
-- Он считал, что основная проблема Украины -- это закрытость ее истории, -- говорит Наталья. -- И пока история не начнет работать на нас, пока мы не вернем ее себе -- государства не будет. Джим часто вспоминал слова одного священника -- очевидца трагедии: «Мы знали, что погибнем. Но была одна мысль: а узнает ли об этом мир, и будет ли кому помолиться о погибших?»
-- Скажите, а каким виделся вашему супругу будущий мемориал жертв Голодомора?
-- Начинать нужно с малого, считал он. Ведь и иерусалимский мемориал Яд Вашем памяти жертв Холокоста создавался постепенно. Сперва это может быть небольшой центр, где бы работали несколько человек, создавая фонотеку, собирая свидетельства и внося их в компьютер. Чтобы со временем любой человек мог прийти сюда и узнать о судьбе своих родителей… Создать такой Украинский народный научный институт исследования геноцида -- это была идея Джима. И, кстати, этот институт был официально зарегистрирован. Но, как часто у нас бывает, дело осталось «за малым» -- открыть банковский счет, назначить руководителя. А Джеймс Мэйс не мог возглавить институт, поскольку был гражданином США…
-- Это правда, что на Мэйса несколько раз нападали на улице?
-- Да, но не думаю, что это связано с политикой. Видимо, услышав его акцент, хотели ограбить «богатого иностранца». Однажды его чуть не убили -- прямо возле дома, когда рано утром вышел за сигаретами. К нему прицепился какой-то пьяный и с криком «Крови хочу!» -- начал жестоко избивать. Я буквально вырвала Джима из рук проходимца. Это избиение аукнулось ему потом…
-- У Джима с детства было слабое здоровье, -- рассказывает Наталья. -- Он был очень волевым, духовно крепким, но хрупким физически. Его мама, когда мы гостили у нее дома в Оклахоме, рассказывала, что сестра Джима умерла в детстве от болезни сердца. И, боясь за слабое сердечко сына, мама практически не выпускала его из дому, ограждала от физических нагрузок. День-деньской он проводил в комнате с книгами… А полтора года назад Джим перенес несколько тяжелейших операций, у него была клиническая смерть. Два месяца я провела с ним в реанимации. Тогда близкие люди, узнав о нашей беде, сдавали кровь для Джима. И он, однажды увидев на емкости с кровью, которую ему переливали, фамилии доноров, пошутил: «Теперь во мне наконец-то есть и украинская кровь, и русская, и еврейская… »
Когда он выписался из больницы, я почувствовала черную тень за спиной -- это было предчувствие его скорого ухода… Только-только встав с больничной койки, весь в повязках, он пошел в Верховную Раду на парламентские слушания по Голодомору. Я боялась, что у него откроется кровотечение, но остановить Джима было невозможно.
А минувшей осенью мы ездили с ним в Италию и США, Джим еще был в послеоперационном корсете. Он выступал от Украины на конференции в ООН с докладом о 70-летии Голодомора. Его встречали и провожали овациями… Эта поездка ему была необходима. Но на здоровье она сказалась тяжело. Ежедневно -- несколько выступлений, а по вечерам он писал свои колонки для газеты «День»…
Знаете, в это трудно поверить, но я угадывала, какую следующую фразу он напишет в своей статье. В разговоре Джим продолжал мою мысль, а я -- его… Мы угадывали желания друг друга. Как-то я рецензировала сборник одного поэта и тихонько, про себя, сказала: «Здесь восточные мотивы. Без Корана не обойтись». Смотрю, мой муж куда-то исчез. А через полчаса появляется -- с Кораном в руках… В этом весь Джим. Жизнь с ним была счастьем.
Он часто снится мне, мы разговариваем… Джим мечтал о трехтомнике своих работ, изданном в Украине, но так его и не дождался. Остались его рукописи, уникальные архивные материалы. Всем этим нужно заниматься. И потому нашим друзьям, которые звонят мне, сочувствуют, плачут, я говорю: «У нас с Джимом еще очень много работы».
Работая, он частенько напевал какую-нибудь мелодию -- как-никак рокер со стажем, битломан. Смотрел музыкальные англоязычные программы. Потом перестал, заявив, что музыка перевелась. И вдруг как-то, увидев по телевидению Руслану, говорит мне: «Она победит!» «Джимми, -- изумилась я, ну кто же позволит украинке стать первой на Евровидении!». -- «Ты не понимаешь, -- убеждал меня муж. -- Рок во всем мире переживает сейчас кризис, а Руслана -- это новая волна. Победоносная!»
В тот вечер, когда показывали финальное выступление Русланы, я поставила перед телевизором портрет мужа. «Джим, -- говорю, -- смотри, ты прав!»
СПРАВКА «ФАКТОВ»
Джеймс Мэйс родился 18 февраля 1952 года в городе Маскоги, штат Оклахома (США). Защитил докторскую диссертацию в Мичиганском университете на тему «Коммунизм и дилеммы национального освобождения… в Советской Украине 1918--1933 годов». В 1983--1986 гг. работал вместе с Робертом Конквестом над материалами к книге «Жатва скорби». Автор «Исследования украинского Голодомора… » По проекту Гарвардского университета составил и отредактировал в соавторстве с Леонидом Херецем трехтомную «Устную историю» (свидетельства очевидцев трагедии), опубликованную в 1990 году. С 1986 по 1990 год -- исполнительный директор американской Комиссии по украинскому Голодомору (Вашингтон, США) и основной составитель Доклада Конгрессу этой Комиссии. В начале 90-х годов переехал из США в Киев. С 1995 года -- профессор политологии в Национальном Университете «Киево-Могилянская академия», а с 1997 года -- также консультант и журналист газеты «День». Сын Джеймса Мэйса от первого брака Уильям живет в США.