Раритеты, которые разыскивает известный украинский эксперт, приобретают такие ценители старины, как певец Александр Малинин и политик Дмитрий Табачник
Федор Зернецкий -- ведущий эксперт на украинском антикварном рынке. Расхожие стереотипы о профессиональных антикварах как о каких-то дряхлых старичках опровергает 35-летний бизнесмен, человек с неукротимой энергией и могучей деловой хваткой. За 15 лет он превратил свое юношеское увлечение в прибыльное дело -- в его галерее «Эпоха» можно найти уникальные произведения искусства и предметы быта былых эпох.
Федор не просто консультант и антиквар, но и страстный коллекционер и эрудит: он чувствует душу вещей, знает их причудливые биографии, может часами увлеченно рассказывать, почему на русском фарфоре лежит толстенный слой золота (оказывается, тогда добыча металла была хорошая -- вот и не жалели), или почему превосходные английские часы дважды в день дают погрешность.
В офисе Федора Зернецкого, где располагаются реставрационные мастерские, висят огромные дворцовые люстры высотой в человеческий рост. Хрустальные подвески, позолота, сорок канделябров со свечами: «Это же в какую квартиру они поместятся?» Эксперт поясняет мне, что в Киеве немало загородных особняков, и спрос на такие люстры велик, поэтому их специально закупают на парижских аукционах. Везде, куда ни глянь, раритеты. В комоде стиля бидермайер -- малюсенькая рамочка от Фаберже, а оценивается экспертами вещица в 30 тысяч долларов. «Вы гляньте, это же не просто золотая рамочка, здесь опаловая эмаль, муар под ней просматривается! А сзади -- слоновая кость», -- любуется красотой Федор.
Зернецкий, ко всему прочему, еще и меценат. Он нашел во Львове портрет, единственной дочери первого президента Украины Михаила Грушевского Екатерины кисти Ивана Труша и впоследствии подарил Музею Киева. В элегантном кабинете у Зернецкого, архитектора по образованию, стоит мебель в стиле русский ампир, доставшаяся ему в наследство от двух знаменитых киевских архитекторов -- Николаева и Алешина. Коллекционер помнит биографии всех уникальных вещей, выуженных из моря обычного антиквариата.
-- Мой конек -- антикварная мебель, -- рассказывает Федор Зернецкий. -- Как-то узнал от одного из своих дилеров, которых в Украине около пятидесяти, что в Виннице сохранился диван из дворца графа Потемкина. Дворец фаворита Екатерины II в 30-е годы распродавался с молотка, и один из тогдашних партийных руководителей купил письменный стол, диван и кресло из кабинета графа. Причем мебель эта была именно тех времен -- павловских, то есть конца XVIII--начала XIX веков. Владела этими уникальными предметами старины дочь этого человека, она была уже глубокой старухой, естественно, привязанной к этой мебели. Представляете, в маленькой сельской мазанке стояли гигантский письменный стол, кресло и диван длиной два метра сорок сантиметров (зал у Потемкина был метров 70, и мебель была внушительных размеров). Бабулька использовала диван как спальное место. К ней приезжали дилеры из Москвы, Питера, которые хотели приобрести эту бесценную мебель. Но она ни за какие деньги не хотела продавать ее.
И я отправил туда одного из самых способных своих людей. (На самом деле, умение попасть в дом и убедить человека, что с родными вещами надо расстаться, в нашем деле дорогого стоит). Он-то на старушку и повлиял. Деталь: этот человек пришел в гости к бабуле с буханкой. Ее поразило, что это был первый человек из многочисленных скупщиков, который принес в дом хлеб. Это хорошая примета, решила старушка.
Работа начинающего антиквара на наших просторах была не самой приятной -- цивилизованного рынка тогда не существовало. Когда я начинал, годами ходил в семьи -- поздравлял бабушек с 8 Марта, с днем рождения, приносил в дом цветы. Только для того, чтобы когда-нибудь купить то, что меня интересовало в этих домах. Так я попал к родственникам Дмитрия Владимировича Табачника, которые жили на на Ярославом Валу. Попасть в такие дома с полностью антикварным интерьером было непросто. Бывало, туда меня за десятку приводили местные спившиеся интеллигенты. В квартиру архитектора Артемцева, деда Табачника, я ходил несколько лет: Артемцев уже умер, и в квартире жили его вторая жена (тоже слепая старушка!) и сын от этого брака, Виктор Викторович. Многие мелкие вещи, которые можно положить в карман, вынесли случайные люди. Коллекция же была отличная: целая полка статуэток Фаберже, столовое серебро, роскошный кабинет Артемцева в классическом модерне -- письменный стол, настольная лампа, письменный прибор, печать, колокольчик для слуг. Камины, пол, лепнина полностью сохранились. Дом ставили на капитальный ремонт, и людей отселили. Хозяева продали мне всю коллекцию, а я помог им переехать в другую квартиру, купил новую мебель. Я тогда перевез из этой квартиры даже паркет и камины. Искал там клад -- в старых домах это случается, а нашел «ТТ» с двумя обоймами.
Некоторые вещи я продал. Кое-что себе оставил, Дмитрию Владимировичу что-то подарил, что-то он приобрел -- все-таки дедово наследство. Но финал этой истории печален: хозяева через некоторое время после переезда в новую квартиру умерли. Видимо, нельзя пересаживать старое дерево. А вот сын Артемцева, нестарый еще человек. после смерти матери женился и вскоре после этого умер странной смертью.
Пришлось стать свидетелем страшных историй. Впечатляет, когда старики, живущие в квартирах, полных антиквариата, вдруг умирают, а потом появляются совершенно случайные люди и все продают! Потом узнаешь, что перед смертью к ним, оказывается, приезжала «скорая помощь». Словом, сложилась целая система. К одному знакомому старику приехала бригада врачей, которую он вызывал, умудрившаяся оформить завещание на наследство. Я больше чем уверен, что ему помогли умереть. Потом органы занялись этим делом, пытались что-то выяснить. Но тело старика успели кремировать, и поэтому ничего доказать не удалось.
Где-то в середине 90-х годов я купил комод (он до сегодняшнего дня в моей коллекции) -- уникальную вещь времен Екатерины Второй. На крышке -- вид Московского Кремля и Замоскворечья до пожара, на боках -- бытовые и батальные сцены из жизни Петра I. Он создан где-то в 1780-м, но не рассыпался -- на совесть делали крепостные мастера. В инкрустации очень много пород: палисандр, розовое и эбеновое дерево, орех, ель. Это так называемое русское наборное дерево: материалы, из которого набраны миниатюры на комоде, закупались в Бразилии и Южной Америке. А ведь тогда не было железных дорог, по которым грузы доставлялись бы сюда! То есть дерево было на вес золота. Изготовление небольшого столика в такой технике по тем временам стоило 700 рублей золотом. А за пять рублей можно было купить корову!
Сейчас такой комод оценивается в 150--200 тысяч долларов -- на основании практики аукционов «Сотбис» и «Кристис». Но я его не продам: три года я реставрировал комод, миллиметр за миллиметром снимая весь шпон. Не мог поверить, что такую вещь можно найти в Киеве. Представьте себе: Москва при Наполеоне полностью сгорела, ни одного гвоздя не осталось, а на комоде сохранены виды Белокаменной до пожара!
Как эксперт Федор оценивает пирамиду спроса на антиквариат так: самый дорогой стиль -- русский ампир, затем идут классический модерн, сецессион, арт деко, эклектика.
-- На сегодняшний день мировым рынком владеет русский антиквариат, -- говорит Зернецкий. -- Вершина пирамиды -- это, конечно, Фаберже. Недавно именитую коллекцию яиц Фаберже за 120 миллионов долларов купили представители российской компании «ТНК» и вернули в Россию. А на последнем аукционе «Сотбис» Айвазовский ушел за 1 миллион 800 тысяч. Это сенсация!
Коллекционировать антиквариат модно: предметы старины покупают Лагерфельд, Армани, Майкл Джексон, Элизабет Тейлор, Бартон, Мадонна. Малинин коллекционирует русский ампир и оружие: у меня купил саблю. Интересуются стариной Виктор Черномырдин, Никас Сафронов, Александр Масляков. Приезжал ко мне Андрон Кончаловский, он собирает архитектурные фрагменты старинных зданий -- мраморные полы, балюстрады. Дмитрий Табачник -- хороший начинающий коллекционер, историк по образованию, с ним приятно общаться. Виктор Ющенко -- приверженец эклектизма, любит украинское барокко, этнический антиквариат, у него прекрасная коллекция предметов быта.
Федору приходится пропускать через свои руки тысячи вещей, и он одержим идеей найти жемчужину среди «мусора»:
-- Раньше, увидев вещь в квартире, начинал уговаривать хозяев ее продать. Они не знали ее истинную цену, а я как профессионал не мог им открыть глаза -- в этом и состоит секрет мастерства. Ведь можно что-нибудь и в салоне купить, но мне не хочется платить последнюю цену, потому что пропадает интерес. Ведь ту же медвежатину и лосятину, например, можно купить в магазине. Но совсем другое дело, когда ты сам эту дичь выследил, выстерег и застрелил!.. Когда же вещи проходят мимо меня, стараюсь стирать их из памяти.
Коллекционеры, которые страстно занимаются антиквариатом, с настоящей любовью относятся к вещам. Но бывает, что любовь к вещи проходит. Был у Зернецкого знаменитый «Апостол» первопечатника Ивана Федорова, изданный в 1564 году в России. Федор ее отреставрировал, долго читал, болел ею, а потом вдруг реликвия потеряла для него интерес. И тогда он продал ее украинскому коллекционеру. Аналогичный памятник письменности -- «Острожскую Библию» -- на аукционе «Сотбис» купил один российский деятель искусств за 80 тысяч фунтов.
-- Само владение вещами дает власть над временем и ощущение того, что поколения людей держали ее в руках, -- говорит Зернецкий. -- А теперь эта вещь принадлежит тебе. Ты ею владеешь. Это такое волнующее чувство.
Зернецкий стал настоящим детектором лжи в антиквариате: отличает подделки мгновенно:
-- Старинную мебель можно сымитировать, используя старое дерево. Однако если пилишь древнее дерево, то все равно оно свежее на срез. С живописью возраст определить еще проще -- можно взять химанализ краски. Но и там полно подделок. Одних айвазовских через меня полотен десять фальшивых прошло -- его работ и на мировом рынке больше, чем он за всю жизнь написал.
Истории о невесть откуда взявшихся рембрандтах на чердаке -- миф. Происхождение нашего антиквариата известно. После революции вещи приобрели новых владельцев. Львиная доля европейского антиквариата приехала вместе с нашими войсками из Германии, когда маршал Рокоссовский выделил каждому офицеру советской армии по половине железнодорожного вагона для трофеев. И многие совершенно не понимали, что за ценность везут. В 70-х годах люди съезжали на новостроящиеся массивы и попросту бросали вещи!
Из подлинных шедевров у меня в коллекции есть картина, которая сегодня находится в розыске Венской академии художеств. Я обращался туда, и мне предложили за нее смешную цену. Это Андре Авакаро, XVII век, «Кающаяся Мария-Магдалина». Но так как Украина не имеет международного соглашения во возврату ценностей, пусть пока повисит у меня дома!
Автор выражает благодарность журналу «АрхИдея» за помощь в создании материала