Лучший в мире Карлсон отмечает шестидесятилетие своей творческой деятельности
По признанию Спартака Мишулина, стать артистом он мечтал с четырех лет, а свою творческую деятельность начал в четырнадцать, причем совершенно случайно: собирался поступать в артиллерийскую школу, но, по иронии судьбы, стал руководителем клуба художественной самодеятельности.
Спартак Васильевич воспитывался в семье отчима, который его нещадно бил. Говорят, спустя много лет на съемках «Белого солнца пустыни» образ Джангета у него ассоциировался именно с ним.
Сегодня на счету народного артиста России -- более семидесяти ролей в кино и на телевидении. На театральной сцене -- значительно больше, есть у него и режиссерские работы. По словам мэтра, в жизни ему помогали три вещи: чувство юмора, чувство долга и вера в завтрашний день.
-- Спартак. Откуда такое редкое имя?
-- Вообще-то я русский. Правда, почему-то очень темный и смуглый. У меня даже кличка была -- Цыган. Чечетку хорошо отбиваю, исполняю цыганские танцы, песни… Табор ли, проезжая мимо дома, задержался, из колбы ли появился… Сейчас думаю: не путем ли клонирования, только вот от кого? От овцы -- так вроде шерсти нет… Дядя мой был историк. Докторскую диссертацию защитил по «гладиаторской» тематике. Поэтому меня нарекли Спартаком, а его сына, родившегося позже, Аристоником.
-- Говорят, у вас есть и другие имена…
-- Я с удовольствием отзываюсь и на Саида, и на пана Директора, и на Карлсона. Правда, еще Станиславский говорил, что у актера должна получиться одна роль. А у меня -- три.
-- Артистизм вам достался по наследству?
-- Что вы, актеров в нашей семье не было. Мать была горным инженером, отца вообще не помню. Но стать артистом я хотел с четырех лет. Во дворе с ребятами что-то представляли за конфетку, за семечки.
-- Ваше детство пришлось на непростое время…
-- Жизнь была тяжелая, но красной икры поел в свое удовольствие -- тогда ее было полно. Помню котлеты, которые продавались по пять и семь копеек за штуку. Мне они казались очень вкусными.
Был еще соблазн -- буфет в кино, где продавалось «Ситро». Перед сеансом там всегда играл оркестр или выступал фокусник. И мы под звуки оркестра с удовольствием поглощали тоненькие бутерброды с колбасой, запивая этим восхитительным лимонадом.
-- Искусство просачивалось через желудок?
-- Пожалуй, все началось еще в школе. Мы с приятелем «вели» все уроки: все ждали, когда я начну что-то выделывать. Очень смешливый был. В те времена шли фильмы с Чаплином, по двенадцать сеансов в день. Так мне приходилось покупать билеты на все, потому что я высиживал до первого трюка, потом начинал хохотать, падал на пол, и меня, как хулигана, выносили. А у меня -- билет на второй сеанс. Так за двенадцать раз мне удавалось посмотреть весь фильм… Конечно, все изменила война. Работал и трактористом, и комбайнером, и пожарным. И везде организовывал самодеятельность. Дошел даже до такого нахальства -- руководил хором. Трехголосым…
К искусству меня тянуло с детства. Отчим был пьющий, к тому же нещадно драл меня. Я сбежал из дома в артспецшколу, под Кемерово. Слово «арт» меня и подвело: думал, там на артистов учат, оказалось -- на артиллеристов. Там и сделал свой первый профессиональный шаг -- руководил самодеятельностью. В клубе лампочек не было, а как без них? Пошел ночью в соседнее село, где тоже клуб был, и вывинтил все…
Что до «деликатесов», то еще я очень любил макароны. Не вермишель, а именно соломинки с дырочкой. А сладкое не очень люблю с детства. Разве что в памяти почему-то застряла халва. Какая-то масса жуткого цвета. Мне тогда было года три и казалось, что мать хочет меня отравить. Но когда я все-таки попробовал, понравилось.
-- Это как-то отразилось на роли Карлсона?
-- На съемках «Карлсона» в эпизоде, когда он прилетает к Малышу и лечит его вареньем, я должен был в один миг съедать пол-литровую банку этого самого варенья. Снимали семь дублей, и мне пришлось съесть семь банок малинового варенья. Даже теперь, когда пью чай, причем без сахара, мне кажется, что он сладкий. И до сих пор на спектакли дети приносят мне банки с вареньем, конфетки, шоколадки. Реже -- бутерброды.
-- Коллекционируете фильмы, в которых снимались, или смотрите их только по телевизору?
-- Вообще-то они у меня есть, но я их не смотрю: не очень-то воспринимаю себя на экране. Даже «Белое солнце пустыни» посмотрел лет десять спустя, когда демонстрировали под Новый год.
-- А как же с ролью Саида?
-- До Саида был еще пан Директор из популярного тогда «Кабачка». Уже тогда, разъезжая по стране с концертами, мы постоянно раздавали автографы. Хотя пан Директор принес мне много хлопот…
Что ж до «Солнца», то первая ассоциация -- жара. Съемки ведь проходили в Каракумах -- а там шестьдесят пять градусов! По роли я должен был чуть ли не целыми днями сидеть в песке, закопанным по шею. Хотя мне было лучше, чем остальным, -- жарило лишь голову, правда, меня остригли наголо. К тому же, во время перекуров над моей лысиной ставили зонтик, а ассистент режиссера давал мне сигарету. Признаюсь, роль Саида досталась мне по блату.
-- ?!
-- С режиссером фильма Владимиром Мотылем у нас были очень добрые отношения еще со времен совместной работы в Омском драмтеатре в пятидесятые годы. Поначалу я снимался у него тайно: руководство столичного Театра сатиры, в котором я уже тогда служил, запрещало своим актерам сниматься в кино. Потому каждые выходные я тайно покидал Москву, летел самолетом до Ашхабада, затем -- до райцентра Мары, откуда добирался к месту съемок еще километров тридцать на машине. Дабы театральное начальство не догадалось, что я «подрабатываю» на стороне, киношные гримеры соорудили мне парик -- из моих же остриженных волос. Идя в театр, я надевал его. Но однажды, здороваясь, я приподнял кепку, а вместе с ней… и парик. Думал, все… Однако в результате начальство дало мне «добро» на съемки у Мотыля.
-- Узаконили командировки по выходным?
-- Слава Богу. Но, помню, главным камнем преткновения стала «натура». «Море» нашли быстро, в небольшом дагестанском городке Каспийске. А вот с пустыней возникли проблемы. Поздней весной 1968-го в Каракумах, где должны были сниматься основные сцены, выпали обильные осадки и в песках появились зеленые травяные островки. А для кадра нужна была широкая экспозиция. В воздухе уже носилась идея снимать в днепровских дюнах, где и барханов хватает, и жара поменьше, чем в Каракумах. Однако режиссер не решился идти вразрез с «исторической правдой» и настоял на съемках в пустыне, неподалеку от Байрам-Али, в каких-то ста пятидесяти километрах от иранской границы. А чтобы придать каракумским пескам надлежащий вид, привлекли солдат доблестной Советской Армии: за несколько недель они пропололи десятки квадратных километров пустыни, но даже этого оказалось мало. Как только выдавалась свободная минутка, полоть траву и «перекати-поле» отправлялась вся съемочная группа.
-- Одним словом, экзотика…
-- Да уж, чего-чего, а этого хватало. Но есть все равно хотелось. Поэтому пришлось подкармливать всю съемочную группу, поскольку живу по принципу «все свое ношу с собой» и не выезжаю из дома без кипятильника, котелка и прочего КН.
-- А это еще что?
-- КН -- крайне необходимого. Как только заканчивался съемочный день, я отправлялся в свое бунгало, разжигал костер, ставил котелок и куховарил. Через десять-пятнадцать минут народ сбегался на запах. Желающих поесть горяченького было столько, что пришлось приобрести большой котел. Он у меня до сих пор где-то на антресолях пылится. Помню так, будто это было вчера, а ведь прошло уже тридцать пять лет! Даже не верится…
Интересно, что через двадцать пять лет фильм «вдруг» заметили и отметили Государственной премией. Когда мы ее получали, как раз вышли «Утомленные солнцем» Никиты Михалкова, собравшие сразу все существующие награды. Позже, сопоставляя два «солнца», как-то в одной большой компании возник спор, и я предложил поднять руки тем, у кого дома есть кассета «Утомленных солнцем». Три человека. А «Белого солнца»? Почти все подняли руки. Вот она, истинно народная картина! После выхода нашего «Солнца» автографы довелось оставлять не только в блокнотах, на плакатах, фотоснимках, но и на лбах, спинах, извините, даже на задницах просящих. Фильм стал знаменитым. А ведь поначалу нападок на него было много, его пытались даже запретить. Многие кадры вырезали, Мотыль переснимал. Кстати, он первый раздел актеров. Совершенно оправданно -- в баке с нефтью. Но этот момент вырезали, остался лишь возглас Сухова из бака: «Абдула, у тебя ласковые жены, мне с ними хорошо… » А сначала фильм назывался «Спасите гарем». Но, как нам заметили, гаремов у нас не существует, пришлось выбрать нейтральное название. Совершенно не кассовое, как мы думали.
-- Вы, говорят, еще и писатель?
-- По жизни так получилось: с тринадцати-четырнадцати лет графоманил -- писал роман «Золотой гроб». О том, как один богатый человек, умирая, превратил в золото все то, что нажил. И гроб золотой сделал. Гроб захоронили, и вокруг него возня пошла. Стали искать… След затерялся. Потом горб отыскался… в России, где к тому времени гражданская война началась. Пытались мне политическую статью «пришить».
-- За что?
-- Дело в том, что я писал свой роман на обратной стороне плаката… с портретом товарища Сталина. А так как мне тогда было всего четырнадцать, посадили за хулиганство. Не забыли и те лампочки для клуба… Я и сейчас пишу, печатаю небольшие рассказики, юморески.
-- Мемуары публиковать не собираетесь?
-- К сожалению, книга еще не закончена -- не вбит последний гвоздь. Раздумываю: есть ли смысл описывать все, целиком? Сейчас много подобных воспоминаний, в основном, об актерах старшего поколения -- Марецкой, Раневской. Понимаете, их окружали очень интересные люди, личности. А у меня что?! Разве вот встретил молодую красивую женщину, влюбился в нее, а у меня жена, дочь взрослая… Это, конечно, вызывает читательский интерес.
-- О вас ходит много слухов?
-- Самый последний -- что я скоро женюсь.
-- На ком?
-- На моем Малыше -- Арине Кирсановой, актрисе нашего театра. Чем плоха невеста: молода, красива, с огромными глазами! Вот уже несколько месяцев она настроена категорически: «Нам пора в загс!»
-- Вот так сразу -- и в загс?
-- Да, в загс -- и все дела. А ведь сначала нужно проверить друг друга. Женщинам ведь что нужно? Квартира, машина, дача, деньги: загс «легализует» все это. Нет уж! Надо пожить вместе, узнать друг друга.
Жизнь -- это обед: первое, второе и третье. Одни едят только первое, другие -- лишь десерт (если под десертом подразумевать секс). И то, и другое -- плохо. Надо есть все вместе…
-- И что же вы?
-- Я -- с удовольствием, но… Арина -- это уже четвертый Малыш в моей сценической карьере. А еще она по роли в другом спектакле моя жена. Ведь слухами, как известно, земля полнится.
-- И часто женщины ставили вам такие условия?
-- Ах, женщины! В любви я всегда был честен. Никогда не было такого: трахнул и ушел. Мы всегда оставались друзьями. Бывало, в номер заходишь, а там тебя уже ждут. Некоторые просто хотели угостить. Другие пытались добиться взаимности…
-- Теперь жалеете об утраченных возможностях?
-- Что ж, это вполне понятно.
-- И все-таки какая роль самая любимая?
-- Наверное, все же Карлсон, которого, к слову заметить, я сам и ставил на сцене, мне кажется, во мне много есть от него. Ведь мой Карлсон -- долгожитель. Его играли по всему Союзу. Но остался он только на нашей сцене. Уже 35 лет! Скоро -- двухтысячный наш спектакль! И мне до сих пор хочется его играть. Дожить бы только! Детям нравится, а они -- лучшие ценители.
В Швеции меня признали лучшим Карлсоном в мире, у меня даже грамота, удостоверяющая сей факт, есть. Наверное, я и есть Карлсон. С крыши мир видится по-другому. Может, потому я пытаюсь что-то исправить, кому-то помочь. Подумал: когда будет плохо, обязательно подойду к окну, и даже если будет идти дождь, а может, снег, обязательно позову на помощь Карлсона. И он обязательно прилетит. Даже взрослым хочется верить, что чудеса бывают не только в сказках.