Год назад ушел из жизни выдающийся тренер киевского «Динамо»
В тот день, когда футбольная Украина провожала Валерия Лобановского в последний путь, на улицы Киева высыпал и стар, и млад. Десятки тысяч людей считали своим долгом проститься с человеком, чье имя было неразрывно связано с самыми яркими страницами отечественного футбола. Казалось, не могла сдержать слез даже природа — дождь лил, как из ведра. Те, кто лично не смог приехать в столицу, выражали свои соболезнования в письмах и телеграммах. А еще около 400 фотографий мэтра, сделанных 7 мая, когда известный тренер покинул стадион в карете «скорой помощи», спустя некоторое время прислали в адрес ФК «Динамо» из Запорожья профессиональные фотокорреспонденты и простые любители футбола. В знак памяти… Многие из этих фото сейчас висят в рабочем кабинете Лобановского.
Лобановского-игрока и Лобановского-тренера знали многие. Жить и работать рядом с ним посчастливилось не всем. Сегодня своими воспоминаниями об этом человеке с читателями «ФАКТОВ» делятся друг семьи Лобановских Юрий Краснощек и многолетний соратник и помощник Валерия Васильевича — администратор киевского «Динамо» Александр Чубаров.
-- Я познакомился с Лобановскими в 1937 году, -- вспоминает близкий друг семьи Лобановских Юрий Краснощек. -- Мы жили по соседству: моя семья -- на Голосеевской улице, а Лобановские -- на проспекте 40-летия Октября. Вместе ходили в школу. Потом я ушел на войну и задержался в армии на 11 лет. Лобановские остались в оккупации. Когда моя мать умерла, Александра Максимовна Лобановская записала меня своим третьим сыном, так что с ребятами мы часто общались. Я родился в том же году, что и старший брат Валерия -- Евгений. Близкими друзьями мы оставались до последних его дней.
Карьера Валеры как футболиста зарождалась на моих глазах. Я помню, что Александра Максимовна была категорически против его занятий футболом и никак не могла смириться с выбором сына. Валерия и его маму я изобразил тогда в юмористическом рассказе под названием «Мама в офсайде», опубликованном в журнале «Старт».
Поначалу футбол приносил одни неприятности. Старшему, Жене, то и дело приходилось забивать доски в заборе после футбольных тренировок младшего брата. Как-то на площадке в Голосеевском лесу подростка заметил тренер Николай Чайка, и Валерий стал воспитанником детской спортивной школы. Позднее, когда я как-то пришел к ним в гости, он, стесняясь, показал свои первые спортивные награды: грамоту первенства Советского Союза среди спортивных школ и кубок за победу в первенстве молодежных команд.
Александра Максимовна боялась, что он бросит школу, но Валерий окончил ее с серебряной медалью. Мать думала, что ее сын-футболист будет бедствовать, а он получил квартиру и купил «Москвич» — в 60- е годы это было немало. Она уверяла нас, что у сына в голове ничего, кроме футбола, нет, а он окончил политехнический институт. Кстати, в учебе Валере очень помогал его старший брат.
Постепенно отношение Александры Максимовны к футболу изменилось. Поначалу она включала радио и слушала репортажи о поединках с участием Валеры, потом в их семье появился маленький телевизор. Как-то Александра Максимовна пошла на матч, в котором играл сын. Надо сказать, что она была очень азартной женщиной и так распереживалась, что у нее схватило сердце. С тех пор сын запретил матери ходить на матчи, и она смотрела их только по телевизору.
В юности у Валерия было много приятелей, но компаний, где на столе стояло спиртное, он избегал. Я, честно говоря, Валеру с рюмкой в руке и не помню. Спортивный режим он соблюдал строго. Как-то незаметно стал лидером в семье. Иногда он поступал жестко, а порой либерально. Всегда помогал семье брата, с которым был очень близок. Кстати, свой первый «Москвич» младший брат подарил старшему. Мы потом всей компанией ездили на этой машине отдыхать в Сосницу.
Не только жена Аделаида Панкратьевна и дочь Светлана, но и семья Евгения всегда были за ним как за каменной стеной. Валера тяжело переживал потерю старшего брата. На годовщине по Жене я сказал Валере, что он плохо выглядит. Это было за год до его смерти…
Знаете, жизнь Валерия безоблачной не назовешь. Случались и неприятности. Но он умел абстрагироваться, быть выше всяких склок, обид. Да и все вопросы решал, в основном, Женя. Лобановский не был конфликтным человеком, но избежать противостояния ему не всегда удавалось. Взять хотя бы ситуацию с Масловым. По большому счету, это был даже не конфликт, а борьба школ: старой и новой. В старой, масловской, школе на первом месте был тренер. А школа Лобановского базировалась на новых принципах, разработках, прогнозах. После одного из конфликтов Валера бросил бутсы и сказал Маслову: «Все, я больше с вами работать не буду». Решительный он был парень. И начался активный поиск себя. Думаю, именно конфликт с Масловым позволил Лобановскому четко определить свою жизненную позицию. Хотя спустя много лет сам Валерий Васильевич говорил: «Если бы в моей команде был такой футболист, как Лобановский, я бы его тоже выгнал».
Тренерская карьера Валерия Васильевича складывалась не совсем гладко. Москва до конца не принимала Лобановского, хотя его приглашали тренером и в национальную сборную, и в олимпийскую. Когда в 1976 году его команда вернулась с бронзовой олимпийской медалью, им даже автобус в Москве не подали. Столица воспринимала его достижения с ревностью, с какими-то мелочными уколами, подставками… Можете представить, как нелегко было Лобановскому в футбольном мире. К тому же он все держал в себе, не жаловался, не сетовал. Я считаю это одной из причин его преждевременной смерти. Связав жизнь с профессиональным футболом, он взвалил на себя такую ношу!.. Тяжело ему было.
-- Тот день, 7 мая, когда в самом конце матча в Запорожье Лобановскому стало плохо, я помню до мельчайших подробностей, -- рассказывает администратор киевского «Динамо» Александр Чубаров, проработавший бок о бок с Лобановским почти два десятилетия. -- Как такое забыть… А ведь ничто, казалось, не предвещало беды. Разве что стояла страшная жара, а в конце встречи над стадионом в одно мгновение повисли черные тучи. Таких я еще никогда не видел. Поднялся сумасшедший ветер. Но игра проходила для нас как нельзя лучше: «Динамо» уверенно выигрывало. Шло уже добавленное арбитром время, и Лобановский решил сделать еще одну замену. Он повернулся ко мне: «Чубаров, зови Несмачного… » Андрей быстро переоделся и заменил Дмитрулина. И тут я слышу крик Толи Демьяненко: «Васильич, что с вами, Васильич?» Поворачиваюсь, а Лобановский откинулся на спинку скамейки, побледнел, глаза закатываются… Подбежал доктор Малюта и сразу же ухватил Лобановского за подбородок, пытаясь открыть ему рот и освободить язык. С трудом это удалось. Лобановский резко вдохнул. Глаза непонимающе смотрят вокруг: что происходит, где он? Малюта начал нашатырем натирать ему виски. Прямо к тренерской скамейке подъехала и «скорая». Измерили давление -- 230 на 120…
Вердикт медиков был категоричен: Лобановского нужно срочно везти в больницу. А Васильич тем временем уже пришел в себя. «Я возвращаюсь домой… Все! Мы едем в аэропорт и летим домой!» Подошел наш президент Игорь Суркис: «Валерий Васильевич, надо поехать в центр, а самолет нас будет ждать. Команда улетит другим. Вам нормализуют давление, и как только почувствуете себя лучше, мы тут же полетим. Надо полежать -- полежите». Лобановский с трудом согласился и сам поднялся в карету скорой помощи, категорически не желая ложиться на носилки.
В «скорой» встревоженный врач уговаривал его лечь, но он ни в какую. Тогда я взял Валерия Васильевича за ноги и с помощью врача все же уложил. «Что ты мне устраиваешь? Можешь сам здесь жить, а я еду домой», -- возмущался Лобановский. Приехали в больницу, забегали врачи. И вдруг Васильич произнес фразу, которая нас всех даже успокоила: «Ну, что твой Гавранчич? Шесть технико-тактических действий? Очень слабый». «Валерий Васильевич, а кто же второй гол забил?» Он ухмыльнулся: шучу, мол, шучу… Вскоре Васильич начал говорить какие-то непонятные слова, отдельные слоги, и врачи решили, что ему следует поспать.
На следующий день в Запорожье прилетели супруга Лобановского Аделаида Панкратьевна и светила нашей медицины, а меня сменил другой администратор «Динамо» -- Виктор Кашпур. Позже он рассказывал, что через два дня Васильич пришел в себя: «Почему я небритый?» Витя обрадовался, быстро принес бритву. Лобановский же посмотрел на него, как на незнакомого. «Васильич, а вы знаете, кто я?» «О, Максим Перепелица! А я тебя сразу и не узнал». Витя обрадовался, хотя Максимыча никогда раньше Лобановский так не называл. «Не надо, я завтра встану и сам побреюсь». Аделаида Панкратьевна дала ему поесть. «А где сок? Ты же знаешь, что я йогурт запиваю». Нашли, принесли. Потом вдруг резко подскочило давление, и произошло второе кровоизлияние. Сделали операцию, но она не помогла. Около семи часов вечера сердце остановилось, но его смогли запустить. Все облегченно вздохнули: слава Богу! Пять минут прислушивались -- работает. И снова остановка! Еще минут тридцать сражались за его жизнь. Разряд, ток, массаж… Все напрасно. 13 мая в 20. 35 Валерия Лобановского не стало…
-- Александр Федорович, наверняка у Лобановского было много возможностей поправить свое здоровье за рубежом…
-- Если бы вы знали, сколько раз мы ему об этом говорили! Во время сборов в Германии братья Суркис предлагали Васильичу проконсультироваться в одном из лучших в мире медицинских центров в Штутгарте. «Ничего не нужно, -- отвечал Лобановский. -- Я прекрасно знаю свой организм». Имел возможность подлечиться наш тренер и в Америке, причем по самой современной методике. В организм вводятся бактерии, питающиеся исключительно негативными образованиями, оседающими на стенках сосудов. Таким образом омолаживается организм. Но Васильич отказался и от этого.
-- Не было ли у вас перед вылетом на матч с «Металлургом» каких-то недобрых предчувствий? Может, сон какой снился?
-- Да нет… Незадолго до этого Васильича должны были награждать Рубиновым орденом ФИФА, но он неважно себя чувствовал (болели ноги) и в Стокгольм для получения награды не полетел. Мы думали, что не поедет Лобановский и на матч с «Металлургом». 6 мая вместе с Максимычем поехали на базу в Кончу-Заспу к Валерию Васильевичу. «Мы вылетаем тогда-то. Вы, наверное, остаетесь дома?» -- пытались прощупать ситуацию. А он сразу таким бодрым голосом, как отрубил: «Что это вы выдумали? Все нормально, я лечу».
Уже потом, десятки раз прокручивая в голове разговоры с Васильичем в те дни, я вспомнил его фразу: «Знаешь, Федорович, после игры в Запорожье возвращаюсь к своему прежнему имиджу: сменю спортивный костюм на строгий». Не успел…
-- А Валерий Васильевич сам себе покупал вещи?
-- Всю жизнь рядом с ним была удивительная и преданная женщина — супруга Аделаида Панкратьевна. Васильич носил одежду больших размеров, поэтому подобрать ее было нелегко. Мы даже спортивную экипировку для Лобановского специально заказывали. Но Аделаида Панкратьевна всегда находила для него самые лучшие вещи. Причем, как правило, обходилась без примерок. Покупала точь-в-точь. И, как говорится, по последнему писку моды.
Лобановский умел и любил красиво одеваться. У него были шикарные костюмы, красивые рубашки, галстуки. Однажды после возвращения из Кувейта одетого с иголочки Лобановского увидел Анатолий Пузач и ахнул: «Прибавляете, Васильич. Выглядите безукоризненно. Но это же ненадолго, скоро опять спортивную форму наденете». «Думаешь? Начиная с сегодняшнего дня, на протяжении месяца ты меня, Кириллыч, ни разу не увидишь в одном и том же костюме». И, что вы думаете, свое слово тренер сдержал. Помню, как-то в Вене я покупал Лобановскому галстук. Ему предстояла важная встреча, а подходящего галстука не оказалось. Васильич дал мне тысячу немецких марок, и я отправился по магазинам. Когда принес шелковый галстук от Кристиана Диора стоимостью четыреста марок, Васильич одобрил покупку.
Для самого же Валерия Васильевича поход по магазинам был настоящей проблемой. Он очень редко переступал их порог. Хотя однажды в Тбилиси он пошел со мной на рынок. Приехали мы на стадион, а до игры еще куча времени. Я хотел быстро сбегать на рынок, чтобы купить кураги. Лобановскому, естественно, не говорил, что для него: этот фрукт, как известно, укрепляет сердечную мышцу. Неожиданно Васильич решил пойти со мной. Пришли. Я, как и положено на Кавказе, начал торговаться. Лобановский как услышал это, возмутился и заявил, что больше со мной на базар ни ногой: «Что же ты делаешь? Зачем сбиваешь цену?» Никакие мои доводы, что, мол, на восточных рынках продавцам нравится, когда с ними торгуются, на него не действовали. А продавец, когда понял, что перед ним стоит САМ Лобановский, так обрадовался, что ни о каких деньгах и слушать не хотел: «Бэри все бэсплатно. Для такого чэлавэка нычэво нэ жалко!»
-- В еде Лобановский был привередлив?
-- Он никогда не был рабом желудка. Бывало, иногда пообедать не успевали, и к ужину я уже был страшно голоден. А Васильич, пока не сделает работу, о еде и не думает. По крайней мере, вслух об этом не говорит. Он очень требовательно относился к сервировке стола. Обязательно должны быть нож и вилка. Ел размеренно, мелкими кусочками. Однажды мы решили где-то быстренько перекусить. Смотрю, Васильичу что-то не нравится. «Федорович, а где же вилка?» «Так у нас же только бутерброды». «Все равно, вилка и нож должны быть всегда. Мы же серьезные люди».
-- Известно, что Лобановский был максималистом во всем. А как он реагировал, скажем, на огрехи в вашей работе, уволить не обещал?
-- Во-первых, Валерий Васильевич никогда не ругался матом. Когда случались проколы, без которых в ежедневной работе никак не обойтись, он только хмурил брови и разочарованно говорил: «Пф-фу… Это же низкий уровень! Тебе не в «Динамо» работать, а где-то на периферии. Так нельзя». Одинаково строго он относился и к себе, и к нам. Как-то приехали на матч в Москву, а нас два часа мурыжат в холле гостиницы, не поселяют. Команда нервничает. «Ну, ничего, приедут они в Киев, я их на хоздворе поселю», -- говорю Васильичу. «И сразу же пойдешь вслед за ними, -- невозмутимо парирует Лобановский. -- Как ты мог о таком подумать? Ты же работаешь в киевском «Динамо». За две минуты должен гостей селить. О другом даже и думать не смей».
Каждый день, прожитый рядом с Лобановским, -- жизненный урок для меня. Васильич был очень мудрым человеком. Казалось бы, он всего на четыре года старше меня, но я искренне считал его своим вторым отцом. Очень кстати Васильич мог рассказать притчу, вспомнить какую-то историю. А сколько он знал афоризмов! И никто не пытался определить автора -- достаточно того, что так говорит Васильич. «Все будет так, как должно быть. Даже если будет иначе», -- так говорил Уинстон Черчилль. Но над авторством никто не задумывался, настолько в нужный момент произносил эти слова Лобановский.
А еще Васильич был тонким психологом. К примеру, выезжаем на игру. Он, как всегда, последним заходит в автобус, а в салоне гробовая тишина. «Федорович, -- зовет меня. -- А что это все такие кислые? Ну-ка, расшевели ребят». Я бегом к футболистам, парочка шуток-прибауток, несколько анекдотов, и команда уже умирает со смеху. После этого ребята выходят на поле и попросту разрывают соперника. Но бывали и моменты, когда Васильич требовал прекратить всякие смешки в автобусе, выключить музыку. Срабатывал и такой подход. У него было потрясающее чутье, каким способом настроить команду на матч. Бывали случаи, когда в перерыве неважно складывающегося для нас поединка Лобановский мог зайти в раздевалку и за пятнадцать минут не проронить ни слова. Только мимика, жесты и взгляд. И во втором тайме без всяких слов те ребята, которые в начале встречи едва ползали, буквально летали по футбольному полю. Лобановский считал, что каждый хороший тренер должен уметь НЕ УВИДЕТЬ, НЕ УСЛЫШАТЬ и НЕ СКАЗАТЬ!
Лобановский велик не только в том, что руководимые им команды дважды завоевывали Кубок кубков, становились обладателями Суперкубка Европы, привозили домой «серебро» первенства континента, «бронзу» Олимпиады… Его величие в другом. Практически все игроки из тех славных команд 1975 и 1986 годов остались в футболе. Тридцать девять(!) воспитанников Лобановского стали тренерами. Кто еще в мире может похвастаться подобным?
-- А как Лобановский проводил установку на игру, ведь это своего рода ритуал?
- У каждого из игроков были свои предматчевые традиции. Заваров, к примеру, в определенном месте между двумя тумбочками, на которых ребята завязывали шнурки на бутсах, в бешеном темпе «обыгрывался» со стенкой. Витя Чанов бросал мяч в стену и в прыжке намертво фиксировал его в руках. Михайличенко надевал футболку так, как, наверное, никто другой в мире: натягивал только на одну руку рукав, а через мгновение футболка уже была на нем. Перед самым выходом команды из раздевалки, когда Васильич успевал напомнить ребятам, что «после игры у нас не может быть сухих футболочек и никто не может покинуть поле чистеньким», наступала тишина. Так обычно присаживаются на дорожку… Лобановский смотрел на часы и, когда стрелка отсчитывала седьмую секунду, хлопал в ладоши. Он считал, что после напутственных слов необходимо выдержать паузу, во время которой происходит концентрация внимания, футболисты сосредоточиваются на поставленной задаче. Своеобразный аутотренинг. Резкий хлопок выводил игроков из этого состояния.
-- Говорят, что Лобановский никогда не позволял переступить порог клубного автобуса женщинам.
-- Не делал Валерий Васильевич поблажек в этом вопросе даже своей супруге. Аделаида Панкратьевна часто бывала на выездных играх. Но даже когда мы, к примеру, летели рейсовым самолетом, она сидела отдельно от команды. Исключение для жен футболистов Валерий Васильевич делал только, когда вся команда отдыхала в летнее межсезонье в Ялте. Хотя, если помните, и в декабре 1997-го на ничего уже не значащий для нас матч Лиги чемпионов против английского «Ньюкасла» динамовцы полетели со своими половинами. После той игры, когда мы проиграли со счетом 0:2, подходит ко мне Лобановский и говорит: «Ну что, ты убедился?.. »
-- Александр Федорович, совсем недавно вам исполнилось 60 лет, с чем мы вас искренне поздравляем. А как Валерий Васильевич отмечал свой день рождения, ведь зачастую в начале января динамовцы находились на тренировочных сборах за рубежом, например, в немецком Руйте?
-- 6 января, как правило, было обычным рабочим днем. Независимо от того, где команда готовилась к сезону -- в Руйте, Гантиади или Киеве. Правда, кроме Васильича, в последние годы ребята поздравляли и Сашу Головко -- они родились в один день. Вечером, был праздничный ужин, после чего отдельно собиралось руководство команды. Но Васильич не любил длинных тостов за здоровье именинника и хвалебных од в свой адрес. Через некоторое время после начала нашего застолья он прерывал всех и предлагал вспомнить о другом, более значимом, празднике: Рождестве Христовом, отмечаемом в этот же вечер.
-- Известно, что Лобановский вместе с динамовцами часто ходил в театр, лично был знаком со многими знаменитыми актерами.
-- Наверное, в самых близких отношениях Валерий Васильевич был с Олегом Борисовым и Кириллом Лавровым. Каждый раз выкраивал время, чтобы побывать на спектакле с их участием. Васильич с головой погружался в атмосферу происходящего на сцене. Бывало, он так сопереживал героям, что начинал, как и на тренерской скамье, крутить на своем пальце обручальное кольцо. А по окончании пьесы обязательно делился впечатлениями с ребятами, пытался донести до их сознания истинный смысл происходившего на сцене. Причем, Васильич не навязывал свое мнение, а только делился собственным видением.
Лобановский был очень эрудированным и всесторонне развитым человеком. Он со знанием дела мог говорить не только о футболе, но и о литературе, политике, экономике. Помню, как был поражен познаниями и взглядами Лобановского Егор Лигачев (на то время второй человек в руководстве СССР). Во время их встречи Валерий Васильевич настолько аргументированно высказал державному мужу свои взгляды на экономическую ситуацию в стране, профессионально разобрав статью известного экономиста Шмелева, что ошарашенный кругозором и масштабом мыслей футбольного тренера Егор Кузьмич тут же предложил Лобановскому занять пост… советника по спорту при Президенте СССР.
-- А как Лобановский относился к животным?
-- С любовью. На его даче в Конче-Заспе жил огромный мастиф, а в киевской квартире -- шикарный персидский кот Борусик, который всегда встречал хозяина у двери. Лобановский любил подолгу гладить его. Кот при этом довольно мурлыкал. А еще помню, как на сборах в Гантиади у столовой, где питались динамовцы, всегда собиралось много собак. Собаки -- моя слабость, поэтому я потихоньку их подкармливал. Однажды Васильич увидел, как я выношу из столовой сверток с едой: «Ты что, плохо покушал? На ночь берешь?» «Да нет, -- говорю, -- меня друзья у порога ждут». «Ну, тогда другое дело». Я подхожу, начинаю с ними играть, а Васильич говрит: «Ты будь поосторожнее, могут и за руку ухватить». «Да что вы, Васильич, ни в коем случае! Я даже их язык понимаю». Лобановский смотрит на меня удивленными глазами, не верит. Через секунду вместе с ним отходим метров на тридцать, и я начинаю лаять по проверенной схеме: три «лая», потом один, потом два и через паузу опять такая же комбинация звуков. Через мгновенье мы с Лобановским оказываемся в живом собачьем кольце. Васильич настораживается, но собаки настолько активно виляют хвостами, что он не удерживается и начинает, улыбаясь, гладить одного из них по голове.
-- Вы заядлый шахматист, Александр Федорович. Известно, что и Лобановский хорошо играл в шахматы.
-- Он любил эту древнюю игру и даже придумал еще один ее вариант: шахматы в поддавки. У него никто не мог выиграть. Со временем он усовершенствовал эту игру. Сначала, как принято в классических шахматах, мы не били королей друг друга. Но когда однажды на доске остались только короли, следовательно, партия закончилась вничью, Лобановский настоял на том, чтобы в дальнейшем можно было бить все без исключения фигуры. К слову, Лобановский нередко позволял нам с журналистом Виталием Борщовым проводить шахматные баталии в своем номере. Бывало, Васильич ложится спать, а мы сражаемся всю ночь. Утром Лобановский просыпается и, увидев нас за доской, первым делом спрашивает, какой счет. «98:97 в мою пользу», -- говорю гордо. «Виталий, как ты мог ему проиграть, ведь Чубаров совсем не умеет играть в шахматы. А вообще идите и приводите себя в порядок, мне на пробежку пора».
-- Понятное дело, львиную долю времени в жизни Лобановского занимал футбол. Но все же были у него и свободные минуты. Чему он посвящал дни отдыха?
-- Валерий Васильевич очень любил природу. Пригласил я его как-то вместе с супругой в свой дом, который построил в селе. Аделаиде Панкратьевне очень понравилось. Она уже было подумала, может, и им здесь построиться. Но Васильич воспринял эту идею без особого энтузиазма. После того визита прошло несколько лет. Однажды президент нашего клуба Игорь Суркис взял с собой Лобановского, и они поехали в Бышев, где Игорь Михайлович решил построить себе дом. Места там просто сказочные: чудесный ландшафт, море зелени, елочки, березки, огромное озеро. «Да, там, как в Швейцарии», -- восхищался тогда Лобановский. В итоге Игорь Михайлович убедил нашего тренера построить дом. Но Валерий Васильевич хотел только деревянный. Точно такой же, что он увидел еще в далеком 1976 году во время Олимпиады в Монреале. И вскоре «канадская мечта» Лобановского стала реальностью. «Моя деревяшка», -- так ласково называл он свою загородную обитель. Васильич любил туда приезжать. «Там даже стены дышат», -- говорил он.
Лобановский много читал, смотрел телевизионные новости. Постоянно находился в курсе мировых событий. Его интересовал не только спорт, но и архитектура, культура, космонавтика, экономика, политика… Когда команда была на сборах за рубежом, Васильичу всегда присылали из Киева свежую прессу, а в его номере в Руйте даже установили спутниковое телевидение, и он мог смотреть российские каналы. С восхищением отзывался о программе «Куклы»: «Ты только послушай, о чем говорят люди!» Он умел читать между строк, анализировал, пропуская информацию через себя. Никогда не давал себе поблажек ни в чем. Может, поэтому и ушел от нас так рано…
P. S. Вернувшись из Запорожья, Александр Чубаров положил очки Лобановского (которые в тот трагический день, как и перед каждой игрой, мэтр отдал ему на фарт) на стол в рабочем кабинете Валерия Васильевича. Там они лежат и сейчас. «Сознание понимает, что мы потеряли нашего «папу» навсегда. Но каждый раз, глядя на них, я невольно ловлю себя на мысли: вдруг раздастся звонок из Кончи-Заспы, и знакомый голос скажет: «Чубаров, а ты что, не собираешься на тренировку? Все уже давно здесь»…