Сегодня малыш, получивший 15 ножевых ранений, каждое из которых могло быть смертельным, уже самостоятельно дышит и просится медсестрам «на ручки»
В прошлую среду в Киевскую детскую клиническую больницу N 1 бригада скорой помощи доставила мальчика с пятнадцатью ножевыми ранениями, которые нанесла ему родная мать. «ФАКТЫ» сообщали об этом 31 октября, в пятничном номере газеты. Ребенок потерял половину объема всей циркулирующей крови. Врачи сделали все, чтобы он не умер. Сегодня состояние Миши, так зовут малыша, остается тяжелым. Но оно уже стабилизировалось -- ребенок в сознании, дышит без помощи аппарата искусственного дыхания, не сегодня-завтра он сможет есть обычную пищу. О том, как спасали малыша, которому исполнился только год и четыре месяца, рассказывают врачи.
Выезжая на первый вызов, Валентина Хохлова, врач девятой подстанции столичной скорой помощи, и подумать не могла, что увидит то, чего не видела ни разу за сорок лет работы. Смена начиналась, как обычно, в семь утра. Когда поступил первый вызов, 981-я бригада получала медикаменты. Вызов не показался тревожным: пострадал ребенок, год и четыре месяца, травма живота. Врач еще подумала: «Наверное, мама перестраховывается… » У подъезда их встретил мужчина. Валентина Леонтьевна спросила: «Что у вас случилось?». Тот ответил, что он посторонний человек и ничего не знает. Дверь в квартиру была открыта. Мужчина жестом показал: «Сюда». Маленький коридорчик, затем дверь в комнату.
-- В кроватке лицом вниз лежал абсолютно голый ребенок, он был весь в крови, -- рассказывает Валентина Леонтьевна. -- Вокруг валялись окровавленные тряпочки, куски пакетов. Когда я перевернула малыша, то просто онемела: на животе несколько открытых ран, в просвете виден кишечник. Ребенок дышал, и кишечник двигался. Ран на тельце было много. Часть из них уже покрылась кровавой корочкой. Мы взяли перевязочный материал и стали стягивать края открытых ран. Накладывали повязку вокруг тельца так, как взрослому бинтуют ногу. Тельце ведь такое малюсенькое! Под лопаткой обнаружили небольшую рану, позже узнали, что там была повреждена межреберная артерия. Малышу повезло: к ранке приклеился кусочек полиэтиленовой пленки, иначе он истек бы кровью и не дожил до нашего приезда.
Работали мы в абсолютной тишине. В комнату никто из присутствующих не заходил. Из коридора за нами молча наблюдали две женщины. На их лицах не было никаких эмоций.
Когда мы уже наложили повязки и ввели медикаменты, я спросила: «Кто это сделал?». Одна из женщин вошла в комнату и тихо сказала: «Я». Я поинтересовалась: «Вы мать?». Она ответила: «Да». Мне показалось, что в ее голосе прозвучал какой-то вызов, затем женщина повернулась и ушла. Мы связались с нашей диспетчерской и попросили, чтобы на место вызвали милицию, а нас в больнице встречала реанимационная бригада.
Никто из присутствовавших в квартире не спросил, куда мы забираем ребенка. Я уточнила, кто из взрослых может поехать с нами. Отозвалась женщина, назвавшаяся сестрой матери ребенка. В машине она продиктовала нам фамилию, имя, отчество мальчика и рассказала, что около шести утра сестра Оля сказала ей по телефону: «Я зарезала Мишу. Так мне Бог велел». Ни в милицию, ни в «скорую» тетя Миши не позвонила, а отправилась к позвонившей сестре. «Скорую», сказала она, вызвал крестный Миши, которому позвонила… трехлетняя(!) сестра мальчика. Папы пострадавшего малыша в эту ночь дома не было.
Говорить больше мы не могли, боялись, что не довезем мальчика живым до больницы. В машине было холодно, и мы грели малыша, прижимая к себе маленькое совершенно голое тельце. Его завернули в то, что смогли найти в комнате -- фланелевое истертое одеяло и кусок какой-то пикейной ткани…
В больнице нас встречала реанимационная бригада и хирурги. Уже в приемном покое стало проявляться действие медикаментов, на личике ребенка появился живой оттенок. Когда его передавали реаниматологам, малыш открыл глазки, я увидела измученный взгляд. Он еле слышно простонал: «Тетя».
Когда передавали сведения о случившемся старшему врачу смены городской станции скорой помощи, она не поверила, что такое может быть! У всех же дети, внуки! Мы постоянно сталкиваемся с экстремальными ситуациями, почти каждый день помогаем людям с ножевыми ранениями, но такое нам пришлось увидеть впервые.
В 8. 20 утра заведующему первым хирургическим отделением детской клинической больницы N 1 Александру Урину позвонили с санпропускника и сообщили, что поступил тяжелейший больной. Врач сразу же спустился в реанимацию.
-- Ребенок был в шоке, кожа -- серо-синяя, -- вспоминает Александр Маркович. -- Это говорило о большой кровопотере: позже оказалось, что малыш потерял половину объема всей крови, циркулирующей в его маленьком тельце. Когда сняли повязку, насчитали около пятнадцати ножевых ран. Практически с первого момента ребенок был неоперабельным, любая дополнительная травма в ходе операции могла привести к смерти. Рана под левой ключицей говорила о том, что может быть задето сердце. Быстро вызвали рентгенолога, врача-узиста. Исследования заняли 5--7 минут. Когда мы получили рентгеновский снимок и сделали УЗИ сердца, то обнаружили, что пробита сердечная сумка (перикард), а в плевральной полости много крови. Вызвали на операцию сосудистого хирурга Валентина Сморжевского, доцента Киевской медицинской академии последипломного образования, так как своей кардиохирургии у нас нет.
-- Во время исследований у мальчика начали развиваться явления сердечной недостаточности, и в 9. 20 произошла остановка сердца, -- продолжает рассказ Николай Трикаш, заведующий отделением реанимации. -- Нам удалось запустить сердце, но в течение сорока минут явления сердечной недостаточности проявлялись трижды. Все время мальчика держали на аппарате искусственного дыхания, делали непрямой массаж сердца. Все-таки удалось стабилизировать состояние ребенка, восполнить кровопотерю.
-- Надежды на то, что пострадавший выживет, честно скажу, было немного, -- вспоминает Александр Урин. -- Когда мы с торакальным хирургом Василием Рыбальченко поняли, что в левой плевральной полости много крови, пришлось поставить дренаж, чтобы обеспечить отток крови. Когда обрабатывали операционное поле, приехал сосудистый хирург Валентин Сморжевский.
-- Я добрался до детской больницы довольно быстро, но если бы вы знали, чего это стоило, -- говорит доктор медицинских наук Валентин Сморжевский. -- Был час пик, и несмотря на то, что мы ехали на машине скорой помощи с включенной сиреной, нам никто не уступал дорогу! Если бы я передвигался на БТРе, то, наверное, давил бы водителей встречных машин: они не понимали, что в больнице умирал ребенок! Когда я зашел в операционную, мне сказали, что ситуация под контролем, можно делать торакотомию (открывать грудную клетку). Сделав это, мы обнаружили ранение нижней доли легкого левого, диафрагмы и перикарда, слава Богу, не проникающее в полость сердца. Была повреждена межреберная артерия, из нее бил фонтанчик крови. К счастью, нам удалось остановить кровотечение. Анестезиологи продолжали переливание, и состояние ребенка стало стабилизироваться на глазах: нормализовались давление (а ведь мы его брали на стол с давлением 50 на 0!), пульс, насыщенность крови кислородом. Как анестезиологам удалось удержать мальчика, не знаю: он был уже больше на том свете, чем на этом. Очень жаль его -- такой красивый, светлый малыш.
Благодаря усилиям реаниматологов хирургам удалось начать вторую операцию: открыв брюшную полость, они удалили уже инфицированный сальник, ушили четыре раны печени, рану на диафрагме. Операции длились с 8. 20 до 13. 30.
-- Знаете, в то время, когда оказывали помощь, мы не думали, что произошло, ведь в экстремальные моменты все второстепенное уходит на второй план, -- говорит Александр Урин. -- И только когда закончили, стали думать о том, в какое время мы живем… В моей практике, а я работаю детским хирургом уже 30 лет, такого случая еще не было ни разу. Поступали дети с травмами, даже с ножевыми ранениями, но не с такими.
Самыми тревожными для врачей были первые трое суток после операции, когда могут развиться ранние, так называемые отсроченные осложнения. Но сегодня Миша уже дышит самостоятельно, он в сознании, просится «на ручки» медсестрам, в ближайшие два-три дня его начнут кормить обычной пищей. Врачи уверены, что мальчик выживет.
Каждый день к врачам реанимации приходит папа Миши. Андрей говорит, что он в шоке и не может предположить, почему Оля подняла руку на ребенка. В тот день, когда случилась беда, он был на работе (говорят, что за неделю до несчастья супруги сильно поссорились). О несчастье ему сообщила по телефону крестная дочери.
-- Жена очень любила детей, особенно младшего -- Мишу, -- говорит Андрей. -- Оля нигде не работала, занималась только детьми. Иногда посещала православную церковь. Почему она так поступила, не знаю. Никаких странностей за ней я не замечал.
В доме, где живет семья, о трагедии уже знают все.
-- Никто не мог подумать, что Оля способна на такое, -- говорит соседка. -- Семья у них благополучная. Муж -- трудяга, родители помогают. Оля окончила Институт народного хозяйства, четыре года назад вышла замуж, родились сын и дочь. Правда, мы мало знаем Олю, потому что друзей у нее практически не было, она ни с кем не общалась. Говорят, она в православную церковь ходила, а еще, что в объяснительной в милиции написала, будто поступить так ей велел Бог. Мол, в души детей вселился дьявол, и они стали творцу не угодны.