Ровно 30 лет назад, 17 октября 1973 года, ушел из жизни легендарный полководец двадцатого столетия. О малоизвестных фактах его биографии вспоминает дочь маршала Нина Семеновна Буденная
Как рассказывают близкие Семена Михайловича Буденного, известность тяготила маршала всю жизнь. Ведь, несмотря на чины и регалии, он был простым казаком, до конца жизни любившим лошадей и походную похлебку на старом сале. А еще он души не чаял в детях, которых, по его словам, ждал слишком долго.
-- Мы у папы были долгожданными детьми, -- вспоминает дочь маршала Нина Семеновна Буденная. -- Шутка ли, мой старший брат Сережа появился на свет, когда папе было 60 лет! Личная жизнь отца долго не складывалась. Об этом в те времена старались не говорить, чтобы не запятнать образ безупречного героя. Первая супруга отца погибла при трагических обстоятельствах сразу же после гражданской. Второй раз папа женился, когда ему было уже под пятьдесят. Он очень хотел детей, но его жена не могла их иметь. Из-за этого отец страдал, и последние несколько лет супруги жили порознь.
В это время случилась беда -- папину жену Ольгу Стефановну обвинили в связях с иностранной разведкой и сослали в Сибирь на поселение. Всю ссылку она проработала уборщицей в столовой. Однако отец не смог противостоять этому произволу. Как-то при встрече Ежов, главный организатор репрессий, намекнул папе, что против него тоже кое-что имеется… Тем не менее отец помогал бывшей супруге всем, чем мог, а после смерти Сталина выхлопотал для нее пенсию и квартиру в Москве. К этому времени он уже был женат на нашей маме Марии Васильевне, двоюродной сестре своей второй супруги. К слову, изначально отец пригласил маму в дом, чтобы она присматривала за его пожилой матерью, которую он перевез в Москву из родной кубанской станицы.
-- Говорят, Семен Михайлович был лихим кубанским казаком и страсть к лошадям у него осталась на всю жизнь. Он ведь и вас приучал к верховой езде с малых лет?
-- Впервые папа посадил меня на лошадь в четыре с половиной года! А лет с пяти началось мое полноценное обучение верховой езде. Специально для меня выписали с конезавода пони -- помню, она здорово кусалась. На ней я и тренировалась. А лет с двенадцати отец разрешил мне сесть на большую лошадь. Для него это был настоящий праздник: дочка уже выросла! О том, насколько мы повзрослели, папа судил по тому, можем ли мы справиться с настоящей лошадью. А иногда на даче папа усаживал меня вместе с собой в седло и мы часами катались по лесу или в поле. Он всю дорогу рассказывал мне о лошадях. Так что лет с семи-восьми я уже отлично знала, какую кобылу каким конем следует покрыть, чтобы получилось нужное потомство.
-- Да и о многих своих приближенных Буденный судил по тому, как тот управлял лошадью?
-- Как истинный кавалерист он действительно так «проверял на вшивость» свое окружение. Перед самой войной папе назначили нового начальника личной охраны -- Федора Ляшева. Парень был что надо, впоследствии с отцом всю войну прошел. А тогда, весной 1941-го, после короткого знакомства папа потащил его в манеж, чтобы испытать, какой из него наездник. Федор на лошади никогда не сидел, но несмотря на это мужественно взобрался на коня и сделал круг. Однако отца не проведешь. Он приказал поставить препятствие и сначала прыгнул сам. Федор, понимая, что барьер ему не взять, тихонько объехал его. Папа эту хитрость, конечно, заметил и приказал прыгнуть еще раз. Охранник прыгнул. Когда лошадь приземлилась, парень сидел у коня на голове. «Тренируй этого «всадника», -- обратился Буденный к своему другу-кавалеристу Ивану Дуленцу, -- это не кавалерист, а мешок с г… Раз уж его прикрепили ко мне, то сделай из него настоящего кавалериста, а то он, чего доброго, в один прекрасный день меня потеряет… »
А вообще отец Федора любил. Правда, сердился на него, когда тот проявлял излишнюю, по мнению отца, заботу о безопасности. Папа рассказывал, что осенью 1941 года, когда он командовал Юго-Западным фронтом, ему нужно было выехать в штаб фронта в Кременчуг. Дороги раскисли после дождей. Федор с Семеном Михайловичем добирались до места назначения на танке Т-34. Сидели сверху на броне. Пока были в дороге, дважды попадали под обстрел немецких самолетов. Федор осмелился сказать, что так ехать опасно. И услышал в ответ: «Если ты боишься, можешь оставаться дома», а через мгновение уже более мягко добавил: «От сабли я заговоренный. Пуля меня не берет. А бомбу на меня жаль будет немцу тратить. Бомба вещь дорогая… »
-- Сам Семен Михайлович верил в это?
Трудно сказать. Однако он попадал в действительно невероятные ситуации. Когда в 1921 году отец воевал на Туркестанском фронте, басмачи охотились за ним, трижды покушались на его жизнь. Отец каким-то чудом избегал смерти. И среди местных декхан пошла молва, что Буденный заговоренный. Однажды на митинге, пока отец говорил речь, местные женщины срезали у него пару лоскутков шинели. Они верили, что одежда заговоренного от смерти принесет в дом удачу.
-- Простые люди отца любили, -- продолжает Нина Семеновна. -- Где бы он ни появлялся, его всегда обступал народ. Однажды в толпе папа потерял маму. Это было после войны, когда мы семьей отдыхали на Южном берегу Крыма, в санатории возле Ялты. Родители и десяти шагов не прошли по набережной, как их окружила толпа. Поднялся шум-гам. Все что-то у отца спрашивали, что-то рассказывали. С каждой минутой людей становилось все больше. В суматохе мама растерялась, и ее оттеснили. Сначала папа пробовал шутить, мол, товарищи, осторожно, цветы на клумбе поломаете. Никто на это не реагировал. Потом отец стал говорить собравшимся: давайте сойдем с газона, ведь люди траву высаживали, а мы на ней митинг устраиваем. Все было тщетно. Тогда он своим командирским голосом как скомандовал: «Попрошу расступиться! Товарищ Буденный жену потерял!» Это подействовало. Толпа затихла и расступилась. Мама растерянно подошла к папе, а люди понемногу успокоились.
И уже совсем необычный случай произошел на Украине, в городе Шепетовка, где отец был проездом. Пока его персональный вагон стоял на запасном пути, Буденный решил пройтись по перрону. Тут же его окружил народ. Папа отвечал на приветствия и вопросы. Вдруг сквозь плотное кольцо людей к отцу протиснулся парень. Сначала он, как и все, поприветствовал Семена Михайловича, затем громко, чтобы все слышали сказал: «А вы знаете, что я вор?» Все были ошеломлены. Люди притихли. «Вернее, буду вором», -- добавил парень. -- «Как это, вором?» -- не растерялся папа. «А вот так, -- ответил юноша, -- у меня нет дома, нет денег, нет даже документов, и я вынужден у этих пассажиров воровать… »
Папа отвел молодого человека в сторону и стал расспрашивать. Тот оказался сиротой -- родители погибли в войну. Когда служил в армии механиком-водителем танка, совершил проступок, за что был осужден. Теперь, отбыв годичный срок, приехал в Шепетовку, место, где вырос. На работу его не принимали, документов не выдавали. После того как он неделю поголодал, стал воровать от безысходности…
Вечером отец пригласил нового знакомого к себе в вагон. К тому времени Семен Михайлович уже связался с нужными людьми и договорился, чтобы парня взяли в одну из тракторных бригад на целину. Папа накормил парня, разрешил переночевать в своем вагоне, а утром дал денег на дорогу и посадил на поезд. А через несколько лет получил письмо, в котором бывший танкист-вор сообщал маршалу, что благодаря ему выбился в люди -- стал трактористом и даже получил орден Трудового Красного Знамени.
-- У вас дома сохранилось немало портретов Семена Михайловича, написанных разными художниками. Маршалу, похоже, нравилось позировать?
-- Папа действительно любил позировать художникам. Но критерий выбора того или иного мастера был особый: если художник красиво изображал лошадей, тогда он отцу подходил. Так он сдружился с художником Преображенским, который мастерски рисовал лошадей. Он и папу на коне не раз изображал. Правда, однажды Семену Михайловичу пришлось позировать оригинальным способом. Он сидел не на коне (ведь долго удерживать лошадь в спокойном состоянии очень трудно), а в седле, которое было прикреплено к специальной скамейке. Где-то даже фотография такая сохранилась. Папа сидит в седле на скамейке, свесив ноги, в парадном мундире и с саблей в руке. Лошадь художник дорисовывал потом.
К слову, папин любимый конь по кличке Софист тоже как-то позировал. Лошадь отца понадобилась известному скульптору Николаю Томскому, который создавал конную статую фельдмаршала Кутузова (позже ее установили перед музеем-панорамой «Бородинская битва»). Когда коня приводили в мастерскую, то Семен Михайлович, как вспоминал художник, словно человеку объяснял коню, что ему нужно немного поработать, мол, не подведи, дружок. На удивление, после такого напутствия конь мог часами стоять не шелохнувшись. Как только вечером в мастерской появлялся папа, Софист ходил за ним по пятам, уткнувшись мордой в рукав его шинели.
А как-то художник Николай Денисовский решил изобразить Семена Буденного и Климента Ворошилова в манеже на лошадях. Папа к этой работе относился ответственно, -- все звонил художнику, расспрашивал, как идет работа. Возможно, особое внимание к картине было вызвано тем, что это было единственное полотно, где Буденный изображен вместе с Ворошиловым. Хоть они и не были закадычными друзьями, но уважение друг к другу испытывали. И вот когда работа была уже закончена, папе позвонил художник и пожаловался, что кто-то из членов жюри, оценивавших картину, сказал, якобы у лошади ноги поставлены неправильно. Папа очень удивился: «Этого не может быть, я же сам следил. Сейчас приеду и разберусь!»
Надев парадный мундир, отец помчался в Дом художника на Кузнецком мосту. Как вспоминал художник, Буденный вошел в зал, по-военному чеканя шаг. Уже при одном только виде маршала присутствовавшим стало не по себе. Семен Михайлович подошел к столу и прямо спросил: «Кто здесь говорит, что ноги у коня неправильно поставлены?»
В зале воцарилась тишина, пока один из членов жюри не отважился подать голос: «Это я, Семен Михайлович… » -- «Позвольте вас спросить, что вы в ногах лошади понимаете?»
На этом разговор был закончен. Буденный уехал, а работу тут же приняли без поправок и доработок. Все, что касалось лошадей, для папы было свято. Никогда не забуду, как он прощался со своим любимым Софистом. Папе тогда было уже под 80. Конь был очень старый, и его отправляли доживать свой век на один из подмосковных конезаводов. Отец зашел к Софисту в стойло, обнял его за морду, поцеловал. А потом, прижавшись щекой, произнес: «Ну, прощай, дорогой друг. Неизвестно еще, кто кого переживет… »
-- Семен Михайлович часто давал выход эмоциям?
Все свои переживания папа держал в себе. Старался, чтобы дома его всегда видели улыбающимся и мягким. Редко сердился. Но если уж такое случалось, то отходил очень быстро. Вот что рассказывал водитель отца. Однажды утром Семену Михайловичу кто-то испортил настроение, водитель это сразу почувствовал. А собирались тогда ехать на охоту. Папа раздраженно спрашивает водителя: «Ружье взял?» -- «Да, товарищ маршал!» -- «А патроны?» -- «И патроны… » -- «А пистолет?» -- «И пистолет… » -- «Ну а бурку?» -- «Здесь бурка, в машине… » -- «Вот, черт, и придраться не к чему». Отец засмеялся и повеселел…
Даже нас, детей, если мы нашкодим, он вычитывал очень сдержанно и лаконично. Заводил к себе в кабинет, сам садился в кресло, мы стояли перед ним. И громогласно так начинал говорить: «Ты что себе позволяешь!? Это очень нехорошо! Очень!» Но буквально тут же обхватывал тебя своими крепкими руками, сажал на колено и, уже улыбаясь, мягко спрашивал: «Ну, что там у тебя в школе? Давай выкладывай».