Во время празднования трехсотлетия Санкт-Петербурга состоялся гала-концерт выдающегося российского композитора «Уличные мелодии в смокингах»
Питер всего в четыре с небольшим раза старше одного из своих почетных, может, даже так: одного из самых почетных граждан. Композитор Андрей Петров родился здесь в 1930 году и всегда жил в Ленинграде/Санкт-Петербурге, если не считать нескольких лет, проведенных в годы Великой Отечественной в Сибири…
-- Андрей Павлович, вы являетесь почетным гражданином Санкт-Петербурга…
-- Горжусь этим фактом. Лишь двадцать один человек удостоился подобной чести -- Иосиф Бродский, Дмитрий Лихачев, Кирилл Лавров, Алиса Фрейндлих, Ольга Бергольц, Жорес Алферов… С 1998 года и я в этом списке. Кстати, в рамках прошедшего весной музыкально-театрального фестиваля «Почетные граждане Санкт-Петербурга -- юбилею города» в Большом зале Филармонии состоялся мой гала-концерт «Уличные мелодии в смокингах». Участвовали симфонический оркестр, камерный хор, ансамбль ударных инструментов. Это был мой, если можно так сказать, скромный вклад в празднование трехсотлетия.
-- Разве вы не участвовали в конкурсе на создание гимна города?
-- Тут вот какая история… Глубоко убежден, время помпезных, лозунгообразных гимнов безвозвратно миновало, ему на смену приходит эра высокой поэзии, и не за горами пора, когда, к примеру, английский гимн положат на слова Шекспира, а итальянский -- Данте.
-- А российский?
-- Пушкина, по всей видимости. Но выберут не политическое заявление великого поэта, а строчки о русской души, российской природе, нашей национальной гордости… Словом, года полтора назад питерское отделение Союза композиторов посоветовало Законодательному собранию города подать пример всему миру. Мы посчитали: для Питера не придумаешь ничего лучше, чем музыка Глиэра, его «Гимн великому городу» из балета «Медный всадник». Там есть и возвышенность, и европейский стиль. Осталось решить вопрос со стихами. Казалось бы, зачем что-то выдумывать и изобретать, когда вот оно, знаменитое «Люблю тебя, Петра творенье»? Но слова Пушкина не вполне ложились на музыку, тогда мы предложили заменить одно четверостишье Александра Сергеевича.
Пушкинисты подняли такой вой, словно совершено жуткое святотатство! В общем, наша идея провалилась, и от участия в конкурсе мы сочли за благо отказаться. То, что утвердили в итоге, мне оценивать не хочется, скажу лишь, что Петербург достоин лучшего…
-- У Москвы, по-моему, до сих пор никакого гимна нет и -- ничего, восемьсот с гаком лет стоит.
-- Видимо, вы не в курсе, что гимном столицы еще в 1995 году объявлена песня Исаака Дунаевского «Я по свету немало хаживал».
-- Извините, Андрей Павлович, оплошал. Но я хотел спросить: вас никогда в Белокаменную не сманивали?
-- Как же без этого? В начале 60-х возникла идея назначить меня председателем Ленинградского отделения Союза композиторов, которое тогда возглавлял Соловьев-Седой. Мне в ту пору было 33 года, и когда Дмитрий Дмитриевич Шостакович принялся уговаривать, я не посмел отказаться. Прошло немного времени, и Дмитрий Дмитриевич позвал меня в Москву, предложив двигаться дальше и возглавить российский Союз. Тут уж я уперся, поскольку понимал: соглашусь -- и переезда в первопрестольную не избежать, чего никак не хотел.
-- Настолько Москва вам не люба?
-- Во-первых, в питерской организации Союза было сто шестьдесят членов, и каждого я знал, а в Москве пришлось бы брать ответственность за пятьсот или шестьсот человек. Во-вторых, мне, конечно, жаль было покидать родной город.
-- Где вы тогда жили в Питере?
-- На 4-й линии Васильевского острова в квартире моего дедушки, известного художника-керамиста Петра Кузьмича Ваулина. К примеру, это он делал облицовку мечети на Петроградской стороне. В Москве его керамика на зданиях Третьяковской галереи, Ярославского вокзала, гостиницы «Метрополь»…
-- А мне казалось, над «Метрополем» Врубель работал.
-- Верно, эскизы Врубеля, но рисунки художника с бумаги на твердый материал переносил дед. Он подбирал плитку, создавал свою систему обжига. У него даже был собственный завод в поселке Кикерино под Петербургом. «Горн» назывался. В 30-е годы деда выслали в Куйбышев, и квартира пошла, как тогда говорили, под уплотнение. Кстати, жилье не такое уж роскошное, всего пять комнат. К счастью, у нас много родни, между ними жилплощадь и распределили. Но квартира превратилась в коммуналку. Жил я там долго, пока не женился, и у нас не родилась дочка. Потом Союз композиторов дал мне маленькую двухкомнатную квартиру, откуда я и переехал сюда, в «Дворянское гнездо».
-- Наверняка этот дом на Петровской аллее считался тогда очень престижным.
-- Конечно! Под нами жили режиссер Товстоногов и актер Лебедев. В соседнем парадном -- Мравинский и Толубеев-старший, а еще дальше -- Белоусова и Протопопов, фигуристы. Квартиру над ними занимал начальник ленинградского КГБ. Когда Белоусова с Протопоповым остались на Западе, у них дома обнаружили только пустые шкафы, они все вывезли или заранее продали. Тогда, помню, все смеялись над чекистским командиром, который не видел и не слышал, как «предатели Родины» готовятся к побегу.
-- А сейчас с какой публикой соседствуете?
-- Все скупают новые русские. Многих бывших жильцов нужда заставила продать эти квартиры и перебраться в более скромные. Например, Борис Штоколов, известный певец, так поступил. Печально…
-- Надо думать, вам, Андрей Павлович, на плаву позволяет оставаться сотрудничество с кинематографом?
-- Это да, хотя, безусловно, мои гонорары не сравнить с доходами шоу-бизнеса, там совершенно иные расценки. Но я не жалуюсь, работа в кино оплачивается хорошо, во всяком случае, гораздо адекватнее и справедливее, чем труд композиторов, пишущих симфоническую, оперную, балетную музыку. Там ставки абсолютно не соответствуют затратам.
-- Сколько, к примеру, может стоить симфония?
-- Тысячи две долларов.
-- А музыка к кинофильму?
-- Дороже. Определенно дороже… Понимаете, симфоническую музыку приобретает министерство культуры, у которого существуют фиксированные ставки. А в кино -- как договоришься. Много значит имя. Мэтрам, понятно, платят больше, новичкам -- меньше, но, повторяю, киногонорар даже у нераскрученного автора начинается с трех-четырех тысяч долларов.
-- А времени на что уходит больше?
-- Разумеется, на классические жанры. В несколько раз. И времени, и вложенного труда. Даже при высокой интенсивности работы быстрее, чем за полгода, с симфонией не управиться. А заказ к фильму можно сделать за месяц.
-- Странно, что все композиторы до сих пор в кинематограф не переметнулись… А, интересно, за исполнение в концертах песен из фильмов вам отчисления идут?
-- Конечно. Это же авторское право. Но, на мой взгляд, инструментальная музыка более универсальна и долговечна, чем вокальное произведение. Текст все же ассоциируется с определенным временем. Допустим, песня «Я иду, шагаю по Москве». Сразу вспоминаешь фильм Георгия Данелия, хрущевскую оттепель. А вот вальс из картины Эльдара Рязанова «Берегись автомобиля» более самодостаточен, мелодия существует отдельно.
-- Что плохого, если за «Усатым шмелем» видится Никита Михалков?
-- Это замечательно, но я говорю, что песни все же зависимы.
-- Никита Сергеевич, кстати, налил вам сто граммов за то, что помогли ему певцом стать?
-- Хорошая идея! Надо бы обсудить с Никитой! У меня, к слову, и Валентин Гафт запел в «Бедном гусаре», и Андрей Мягков в «Служебном романе», и Олег Басилашвили в «Небесах обетованных»… Все трое -- впервые.
-- Басилашвили в «Вокзале для двоих» и на рояле заиграл.
-- Он только водил руками над клавишами. У Олега жена окончила консерваторию по классу оперной режиссуры, показала, как правильно пальцы держать, чтобы выглядело убедительно…
-- Вам приходилось отказываться писать музыку к тому или иному фильму?
-- Однажды, лежа на пляже, от безделья взял да подсчитал. Оказалось, отказов почти столько же, сколько принятых предложений. Обвал был после «Человека-амфибии», «Берегись автомобиля». Просто ураган какой-то! Андрон Кончаловский, например, предлагал поработать над «Асей Клячиной», но я считал себя, скажем так, урбанистическим композитором, а фильм был о деревне. С «Иронией судьбы» не сложилось по другим соображениям.
-- Наверное, жалеете теперь, что лакомый кусочек достался Таривердиеву?
-- В это время начинались репетиции моей оперы «Петр Первый». Я заканчивал партитуру и ни на что другое отвлекаться не мог… Профессия такая, что особой дружбы между композиторами не предполагает, но с Микаэлом у нас были прекрасные отношения, мне и в голову не приходило его ревновать. Тем более, что музыку к следующему фильму Рязанов снова закал мне. Это был «Служебный роман». С Эльдаром Александровичем я так и сотрудничаю до сих пор, с возрастом наша дружба становится только крепче, хотя мы лишь лет пять назад перешли в общении на «ты».
-- Что так?
-- Питерская привычка, воспитание…
-- Молодые режиссеры предлагают вам работу, Андрей Павлович?
-- Сейчас -- редко. Но это и понятно. У них все же иная стилистика, другая эстетика. Например, в фильме «Москва» звучат известные мелодии, но они так аранжированы, что возникает второй, третий, пятый, десятый смыслы. Нет, я предпочитаю сотрудничать с режиссерами моего поколения. Вот с Виталием Мельниковым недавно закончили работу над исторической картиной «Бедный, бедный Павел»…
-- Из той музыки, которую слышите на экране, за последнее время что-то запало в душу?
-- К сожалению, редко бываю в кино, мало смотрю телевизор и слушаю радио. Из того, что видел, «Мулен Руж» и «Чикаго» не произвели должного впечатления. С «Вестсайдской историей» и «Моей прекрасной леди» эти мюзиклы рядом не стояли. Нет, наверное, они сняты неплохо, качественно, но не более. Стандарты, не открывающие ничего нового. Думаю, сегодня в России музыка поинтереснее и поразнообразнее. Впрочем, моя осведомленность не полная, готов восполнить пробелы. Если дадите время, к следующей встрече обязательно подготовлюсь…