Маленький Артемка, ставший свидетелем того, как папа убил из ревности маму, больше года ждет, пока о нем вспомнит кто-то из многочисленной родни
24 марта 2002 года в квартире Татьяны Волгиной раздался звонок: «Откройте, милиция!» «Какая еще милиция в три часа ночи?» -- крикнула баба Таня, но дверь все-таки открыла. «Не бойтесь, -- сказал мужчина в милицейской форме. На руках он почему-то держал ребенка. -- Тут такое дело: убили вашу соседку, а мальчика деть некуда. Пусть побудет у вас до утра». Присмотревшись к ребенку, лицо которого было скрыто полумраком лестничной клетки, женщина ахнула: перед ней был Артемка, маму которого она видела живой всего несколько часов назад.
-- В нашем доме Заброды (имена мальчика и его родителей изменены. -- Авт. ) появились недавно, -- рассказывает соседка потерпевшей Татьяна Волгина. -- Наташе был 21 год, мужу Николаю 29, он работал где-то на стройке. Жили они тихо, никого не беспокоили. Иногда только Наташа просила меня присмотреть за Артемкой, когда выходила в магазин. Она не работала, сидела дома с ребенком. Мы часто с ней общались, и я видела, какая это хорошая, чистоплотная и трудолюбивая женщина. Наташа даже хлеб сама пекла! С мужем Колей ссор у них не было. Они и обнимутся при мне, и песни выйдут на балкон попоют, если хорошее настроение…
В то воскресенье они целый день занимались уборкой, а к вечеру поехали по объявлению смотреть коляску для сына. Коляску они не купили, вернулись домой, забрали у меня Артемку и пригласили на ужин. Мы немного посидели, потом я ушла. Когда уходила, Наташа мне похвасталась обновкой: черными туфельками с блестящей пряжкой. «Вот, -- говорит, -- Ивановна, посмотрите, как меня муж любит! Туфли какие красивые купил!». Обула эти туфли и прошлась передо мной. Вижу, как сейчас эту картину: Наташа -- тоненькая такая, красивая, и Николай, довольный, что жене угодил, стоит, улыбается.
После того как Татьяна Ивановна ушла к себе домой, супруги достали бутылку водки. Коля часто за ужином мог пропустить стаканчик-другой, а молодая жена и не перечила, рассудив, что пусть лучше муж пьет дома, чем в сомнительных компаниях. Иногда супруги выпивали вдвоем. Застолье продолжалось уже второй час, как вдруг опьяневшему Николаю пришла в голову мысль, что жена ему изменяет. Он попытался учинить допрос с пристрастием, но Наташа встала из-за стола и, проигнорировав все обвинения, стала раскладывать диван, готовясь ко сну.
Кровь у супруга закипела. Такого непочтительного отношения к себе он стерпеть не мог. В ярости он сидел на кухне, ожидая, что Наталья вернется и объяснит свое «поведение». А когда этого не произошло, схватил нож и стал наносить жене удары. От крика матери проснулся и заплакал Артемка, спящий в своей кроватке. (Супруги жили в однокомнатной квартире). Но это отца не остановило. Стащив Наташу с дивана на пол, он продолжал ее бить ножом, пока не повредил сонную артерию.
Когда несчастная затихла, ревнивец отбросил нож. Душившая его ярость прошла, освободив место здравому рассудку. Увидев, что супруга не шевелится, Николай моментально протрезвел и побежал вызывать «скорую помощь». Но среди ночи на его отчаянные звонки в чужие двери никто не открывал. Наконец кто-то из соседей впустил его в дом, и, вызвав «скорую», Коля стал медленно спускаться по лестнице.
По дороге он решил придерживаться версии, что в дом забрались бандиты. Зная, что проснулся уже весь дом, Николай подошел к своей двери и стал стучать, громко обращаясь к убитой супруге: «Наташа, открой! Ну что же ты не открываешь?».
Прибывшие работники «скорой» констатировали смерть потерпевшей и вызвали милицию. Когда оперативники ворвались в квартиру, сопротивления они не встретили. Преступник, обхватив руками голову, сидел над жертвой, в отчаянии раскачиваясь из стороны в сторону. В кроватке плакал ребенок. Мальчика отнесли к соседке, а утром отправили в 4 городскую детскую больницу. Квартиру Заброд, где вчера еще пахло сладким хлебным духом и семейным уютом, опечатали.
-- Обвиняемый поначалу пытался утверждать, что убийство -- дело рук неизвестных, -- рассказывает следователь прокуратуры Саксаганского района Виталий Мамонов. -- Но в ходе следствия чистосердечно раскаялся и написал явку с повинной. Он тяжело переживал случившееся, высказывал мысли о самоубийстве, после чего в СИЗО его перевели в специальную камеру. У него была паника: что скажет сын, когда вырастет. Он говорил: «Что я наделал! Ребенок вырастет без матери и отца. Это ж я выйду, сын меня не простит. Он меня и знать не захочет». Когда мы поехали на воспроизведение и открыли опечатанную квартиру, Заброда увидел лужу крови в том месте, где лежала потерпевшая, и стал нервничать. Чтобы как-то его успокоить, я предложил забрать фотографии семьи, которые были разбросаны на столе. Очевидно, в тот вечер супруги их пересматривали. «Нет, -- ответил он, -- не хочу. Смотреть на фотографии Наташки, это выше моих сил… »
Тем временем в Кривой Рог стали съезжаться родственники с обеих сторон, которые жили в разных концах Украины. О случившемся они узнали с большим опозданием, поэтому не успели позаботиться о похоронах Наташи. Больница похоронила бедняжку за государственный счет в безымянной могиле с номером. Не сумев разыскать на кладбище могилу дочери, мать Наташи, Клавдия Васильевна, ворвалась в кабинет к следователю с просьбой дать ей возможность посмотреть в глаза «этому негодяю». «Пускай сам все расскажет!» -- плакала женщина, не в силах поверить, что Коля мог убить ее дочь. Попросив женщину общаться с обвиняемым без истерик, следователь выделил на свидание несколько минут.
-- Но когда женщина увидела зятя, у нее, по-моему, пропала вся ненависть и гнев, настолько он жалко выглядел, -- рассказывает Виталий Мамонов. -- Заброда осунулся, сидел бледный. Он боялся встретиться с тещей взглядом. Она его спросила, как это случилось. Он сказал что-то вроде «бес попутал» -- и больше не смог говорить. Обвиняемый попросил тещу купить ему печенье, кефир и сигареты, и женщина принесла ему передачу. Когда она ему это передавала, зять попросил прощения. В ответ прозвучало только: «Бог тебя накажет… »
-- Клавдия Васильевна интересовалась внуком?
-- Она мало о нем спрашивала. Да и забирать ей его некуда. Женщина переехала в Украину с Севера, где оставила жилье. Похоронила здесь мужа и снимает угол в каком-то селе. Ей уже далеко за 60 -- не самый лучший возраст для оформления опеки над мальчиком. Кроме того, погибшая ей неродная дочь, она ее удочерила в грудном возрасте. Может, если бы это была родная кровь, бабушка добивалась бы опеки над внуком.
Желание забрать ребенка изъявили родственники со стороны отца: бабушка, дедушка и дядя Никита, приехавшие в Кривой Рог. И следователю, и в суде, и в доме, где жили Николай с женой, они говорили, что оформят опеку над мальчиком. Но слово свое не сдержали.
Дождавшись приговора суда (Заброде дали 11 лет лишения свободы с отбытием наказания в ИТК строгого режима. -- Авт. ), родные Николая стали собираться домой. Отмыв квартиру от крови, они пустили туда квартирантов, вывезя из дома десятки узлов с ценными вещами. Артемка в перечень ценных «вещей» не входил, поэтому остался в больнице.
Не дождавшись каких-либо вестей от родных мальчика, администрация 4 детской городской больницы обратилась в Саксаганский совет опеки и попечительства с просьбой о переводе Артема в детское учреждение. Малыша оформили в Дом ребенка.
-- К нам Артем попал через месяц после случившегося, когда ему был год и два месяца, -- рассказывает старший воспитатель криворожского Дома ребенка Раиса Зайцева. -- Мальчик был очень замкнут, не проявлял никаких эмоций: ни радости, ни плача, ни смеха, ни злости. Его лицо напоминало маску. В силу возраста он не мог осознавать, что произошло. Тем не менее нервное потрясение и испуг, которые пережил той ночью ребенок, отпечатались в его подсознании. Чтобы ребенок быстрее адаптировался в новой, непривычной обстановке, я стала брать его на занятия по логопедии, где занимались два-три человека. Здесь мальчик мог как-то себя проявить. Артем месяца три молчал. Потом понемногу стал разговаривать. Но в глазах у него по-прежнему были такие страх и пустота, что я решила написать письмо его родным.
Вскоре в городок, где жили дедушка и бабушка Артема по отцовской линии, пришло письмо:
«Здравствуйте, уважаемый Федор Антонович! -- писала воспитатель. -- У нас в Доме ребенка находится ваш внук. Посылаем вам его фотографию. Посмотрите на своего малыша. У него очень грустные глаза. Он очень скучает по дому. Конечно, в нашем учреждении созданы очень хорошие условия для детей, но лучше бы Артемке жить дома, среди любящих его родных. Если у вас есть возможность взять Артема, приезжайте в наш дом. Мы будем рады, если у мальчика появится семья».
Письмо из Кривого Рога подняло такую бурю в душе деда, что он моментально приехал в Дом ребенка. Федор Антонович долго расспрашивал воспитателей о мальчике, а когда его повели в группу и он увидел внука, одиноко сидящего на маленьком пластмассовом стульчике, то попросту расплакался. Дедушка говорил, что, если ему не отдадут внука по состоянию здоровья или возрасту, у ребенка есть дядя и тетки, которые готовы его забрать. «Артемчик, я скоро за тобой приеду!» -- сказал на прощание дед и, поцеловав внука, уехал домой оформлять документы.
Воспитатели и няни, радовавшиеся за Артема, вскоре притихли. Прошел месяц, потом год, а дед так и не приехал. Не пишет и папа мальчика, отбывающий срок в тюрьме. Ни разу не приехала к внуку и мама погибшей Наташи, Клавдия Васильевна, полностью возложив заботу о внуке на плечи государства.
Когда, проведав Артема и поговорив с его воспитателями, я отправилась в дом, где произошло убийство, одна из соседок ахнула: «Так ребенка и не забрали?»
-- Сколько уже времени прошло, а я все думаю: как Артемка, что с ним? -- говорит соседка Любовь Ивлева. -- Когда это случилось и приехали родные, ко мне часто приходил звонить дядя мальчика, Никита, как мне показалось, очень порядочный и совестливый человек. Он говорил, что родни у Артема хватает и кто-то обязательно заберет его к себе. Никита очень беспокоился, чтобы никто в их городке не узнал о том, что Николай убил свою жену. Боялся злых языков и того, что это отразится на репутации других родственников. А может, и Артемку они не забрали, чтобы не объяснять людям, где его мама и куда делся отец?
Пока родня второй год безмолвствует, не забирая, но и официально не отказываясь от ребенка, у здорового красивого мальчика остается все меньше шансов на усыновление. Семейным парам, приходящим в Дом ребенка, приходится отказывать в усыновлении малыша. А ведь мальчик, пережив двойную трагедию -- убийство матери и «исчезновение» отца, -- сейчас особенно остро нуждается в семейном тепле и ласке. Через шесть месяцев, когда воспитаннику исполнится три года, его переведут в детский дом. Если родные и дальше будут молчать, ни в чем не повинному малышу придется там «отбывать наказание» около 10 лет. Ровно столько, сколько осталось сидеть его отцу до выхода на свободу.