Происшествия

Бюро житомирского обкома партии разбирало персональное дело председателя колхоза за… Сокрытие информации о нелегальном пребывании в зарудинцах космонавта елисеева!

0:00 — 15 января 2003 eye 456

16 января 1969 года был совершен первый в мире переход людей из одного космического корабля в другой через открытый космос.

В служебную командировку на киевский завод «Арсенал» Алексей Елисеев приехал перед третьим своим полетом в космос. И поделился мечтой -- побывать на Житомирщине, о которой ему много рассказывал Сергей Королев. Поскольку это не входило в официальную программу, пришлось идти в обход нее. Вояж космонавта в село Зарудинцы превратился… в ЧП областного масштаба. С чего эта история начиналась и чем закончилась, «ФАКТАМ» рассказал непосредственный ее участник -- бывший работник ЦК Компартии Украины Владимир Косничук.

«В космосе больше всего почему-то хочется сладкого»

-- Владимир Иванович, как такое могло случиться, что дважды Героя Советского Союза удалось умыкнуть от сопровождающей свиты?

-- Перед приездом в Киев Алексей Станиславович позвонил своему другу, тогдашнему замминистра культуры Легкодуху, а он -- мне: давай, мол, отметим четвертую годовщину нашего знакомства с Елисеевым. Собрались в номере гостиницы «Жовтневая», выпили, вспомнили май 1966 года -- XV съезд комсомола, который нас, можно сказать, подружил, а потом Алексей Станиславович говорит: «Хотелось бы попасть на родину Королева, но без официоза, речей, встреч, застолий!» Тут же звоним журналисту Толе Краслянскому в «Молодь України» (знали, что его родная тетка замужем за знаменитым в те годы председателем колхоза Солодким), рассказываем о просьбе Елисеева -- и за дело.

В четыре утра мы опять в «Жовтневой», оставляем записку дежурному для опекунов космонавта -- директора «Арсенала» Гусовского и главного инженера Корницкого: «Выехали в Чернигов. Будем к вечеру», но бдительные товарищи из московского сопровождения все-таки выскочили из номеров и уселись в «рафик». Объявляем маршрут: Киев -- Белая Церковь -- Ружин -- Зарудинцы. На лицах «опекунов» вопрос: «Что происходит?», но мы как бы не заметили…

В Зарудинцах нас встретили как привычных гостей «iз самого Києва». Елисеева не узнали, а мы представлять его не стали -- уплетаем домашнюю колбасу, соленые грибы… На дворе апрель, солнце зовет на природу, и хозяин предложил пойти на пасеку -- к знаменитому на всю округу деду Науму, мед которого покупала «заграница».

Дед гостей встретил приветливо, поставил миску с солеными огурцами, залитыми медом. Алексей Станиславович с таким удовольствием черпал деревянной ложкой эту божественную смесь, вдыхая запах эстрагона и первого весеннего меда, что нагонял аппетит на всю компанию. «Вот чего не хватает в космосе, ведь больше всего там почему-то хочется сладкого», -- произнес он, улыбаясь. Потом мы сели в беседке слушать деда Наума: от чего лечит его мед с вощиной, кто и откуда приезжает к нему за здоровьем. Пчелиный лекарь, заметив, что Елисеев щурит на яркий свет глаза, достал рамку с вощиной, ловко упаковал ее в промасленную бумагу и с какой-то хитрецой говорит космонавту: «Береги глаза, они тебе еще ой как пригодятся!» Мы переглянулись: неужели узнал, что Елисееву предстоит новый полет?

Алексей Станиславович не успел сказать «спасибо», как началось такое! Беседку окружили пчелы. Дед Наум быстрыми шагами направился вглубь сада. Пчелы, как по команде, -- за ним. Мы замерли. А дед, вернувшись, пояснил: «Ваша шкiра наїдена медом, а сонце випаровує з вас горiлку, от бджiлки i виришiли скуштувати вашої медовухи».

Тут председатель колхоза Солодкий засобирался: мол, отдохнуть надо перед завтрашней рыбалкой, «бо як не пiдем по рибу удосвiта, вона нас обдурить… »

Улеглись на сеновале, но уснуть не могли. Нам, конечно же, хотелось узнать из первых уст, что чувствует человек, когда попадает в объятия неба. Краслянский вспомнил, как был потрясен романом Кейдина «В плену орбиты» -- где речь шла о трагедии космонавта, который не может вернуться на Землю -- корабль неуправляем. Алексей говорит: «Наш с Хруновым переход из «Союза-5» в «Союз-4» и был проигрыванием аварийной ситуации». Начал рассказывать, что когда смотрел через иллюминатор в пустынный космос, то в глубине души возникло чувство одиночества, хотя на корабле рядом был Женя Хрунов. Но когда увидел другой корабль, зная, что там не пришельцы, а друзья, стало так спокойно, так хорошо на душе.

Главное -- приучить себя к мысли, что ты не падаешь вниз, что высота в 200 километров тебе не страшна и скорость 28 тысяч километров в час, с которой несешься по орбите, ничего не значит. Делать нужно все плавно: при резких движениях в скафандре накапливается тепло, и это может привести к потере работоспособности. Кроме того, от резкого движения можно закрутиться и потерять ориентацию.

«Космонавт -- это обычная профессия в необычных условиях»

-- Алексей Станиславович с удовольствием вспоминал подробности. В «Союзе-5» с ним были Борис Волынов, Евгений Хрунов, -- продолжил Владимир Косничук. -- Сначала Волынов помог Алексею с Женей надеть скафандры. Первым шагнул в бездну Хрунов. Елисеев вел с ним переговоры по телефону, а затем и сам шагнул. Евгений вышел над Южной Америкой, а Алексей уже над СССР. Когда открыли выходной люк в космос, в корабль хлынул поток солнечного света, потом стало видно Землю. Невесомость, Земля и звезды, корабли, плывущие в черном небе -- словами, говорил Елисеев, этого не передать.

Космонавты должны были проверить системы жизнеобеспечения корабля, испытать скафандры, выполнить монтажные работы, сделать фото и киносъемки. Когда «Союз-4» и «Союз-5» сблизились на 100 метров, произошел их взаимный механический захват, жесткое стягивание и соединение электрических цепей. Выполнив в течение 37 минут задание, Алексей с Евгением перешли в «Союз-4», сняли скафандры и попали в объятия командира -- Владимира Шаталова. Корабли расстыковали и в «Союзе-4» космонавты вернулись на Землю.

За время пребывания в открытом космосе Елисееву удалось сфотографировать тайфун у берегов Америки. Это было непросто. Ведь не скажешь объекту: «постой» или «повернись». Надо самому выбирать нужную позицию для съемки и запомнить ее, чтобы правильно «привязать» снимок к местности. Запомнить -- значит записать астрономические координаты корабля.

Мы, раскрыв рты, слушали, запоминая малейшие подробности. В конце концов, заключили: «Какая необычная у вас профессия!» А Елисеев: «Я бы сказал, что космонавт -- это обычная профессия в необычных условиях».

Задремали уже род утро, но тут появился Василий Солодкий. Весть, что к нему «понаїхала сила-силенна якихось начальникiв з Києва», облетела за ночь Зарудинцы, народ всполошился: «Вони ж усю рибу виловлять, бо чого ж їхать так далеко?» Дружно и весело отправились мы на пруды. Но забрасываем удочки -- клева нет. Ни у кого. Сначала шутили: «Рыба ушла в Днепр на апрельский субботник», потом обеспокоенный Краслянский побежал к дяде выяснять: куда девалась рыба, которой буквально кишел этот ставок?

Василий Антонович понял: рыбу прикормили, и она, сытая, действительно издевается над горе-рыболовами, которые пришли, конечно же, не на рассвете… Да кто же прикормил? Оказалось, к сторожу прибыли ходоки от зарудинских рыболовов (а значит, всего мужского поголовья) с тревожным известием, что «отi київськi браконьєри залишать нас без коропiв до свят». Вот и потчевал сторож рыбу комбикормом чуть ли не всю ночь.

Председатель колхоза оказался перед дилеммой: объяснить гостям ситуацию -- значит, выдать сторожа, а списать отсутствие клева на проделки нечистой силы не велит совесть коммуниста. Хитрости председателям колхозов, чаще других попадавших в сложные ситуации, было не занимать. Выкрутился и Солодкий: «Хлопцi, пiшли на Високi озерця, там i накопаємо карасiв скiльки захочемо». Копать рыбу? Но лопаты взяли и отправились за Василием Антоновичем на луг. Елисеев, копнув пару раз, обнаружил в луже… бронзово-красного карася весом с полкило. Как он обрадовался, с каким блеском в глазах показывал нам рыбу!

Не обошла удача и нас. В течение часа мы накопали два ведра великолепных карасей. Василий Антонович объяснил, что только карась зарывается в ил, когда высыхает озеро, и там, на глубине до полуметра пережидает суровую зиму и засушливое лето спит себе и видит сладкие сны. С такой загадкой природы мы встретились впервые, хотя все считали себя заядлыми рыболовами с детства.

«Спасибо за ваше гостеприимство, я провел здесь два счастливых дня»

-- Пока переодевались и мылись в доме Солодких, хозяйка перечистила два ведра карасей, поджарила их, сложила в большую макитру и сунула в натопленную печь -- млеть, как она сказала, -- вспоминает Владимир Косничук. -- Когда макитра оказалась на столе, мы думали над тем, как доставать рыбок оттуда -- ведь они слепились, наверное, все. Но карась отделялся от карася легко и в целости и сохранности укладывался у каждого на тарелке. Оказывается, именно потому, что рыба не была выловлена из воды, а накопана. Мы не могли не поднять первый тост за автора этого божественного блюда!

Тосты следовали один за другим, народ начал хмелеть. Не пил только Алексей Станиславович. В его стакане было сухое вино, которое он разбавлял минеральной водой, но отпивал этот коктейль по глотку. Солодкий пытался придумать такой тост, за который все бы выпили до дна: то за партию, то за комсомол, то за людей хороших. И потянулся чокнуться к Елисееву, чтобы у того получилось «до дна». Не желая обижать гостеприимного хозяина и понимая состояние Елисеева, Легкодух вдруг встает и провозглашает: «За дважды героя Советского Союза, за первый в мире его переход в открытом космосе из одного корабля в другой, за Алексея Станиславовича Елисеева предлагаю выпить стоя!» Хозяйка чуть не лишилась чувств: «Ой, Боженько, за що ж нам таке щастя -- бачити у себе в хатi живого космонавта… » Алексей Станиславович улыбнулся своей доброй, елисеевской, улыбкой, которую знал уже весь мир, но не знали еще Зарудинцы, и тихо произнес: «Спасибо за ваше гостеприимство, я провел здесь два счастливых дня».

Сидели за столом долго, пели «Цвiте терен», «Ой чий-то кiнь стоїть», «В саду гуляла» и другие замечательные песни. Подпевал и Елисеев -- особенно когда затянули его любимую «Дивлюсь я на небо». Хозяйка хлопотала около печи, вынимая оттуда все новые и новые макитрочки и горшки: то с варениками с маком, то налистниками с творогом, запеченными в сливках, то чернослив, фаршированный орехами под сметанным соусом. И живо интересовалась: «А що ж ви, бiднi, їсте у тому космосi?» Елисеев называл традиционные блюда -- антрекот, паштет, вяленую рыбу, куриное мясо, шоколад, черносмородиновый сок… и добавил: «Теперь я буду вспоминать там ваших карасей». Хозяйка не унималась: «Ой, ви таке говорите, бо ще ракiв у пивi не скуштували!» Захмелевший народ тут же подхватил идею: «Вечером идем ловить раков!»

Членистоногих в Зарудинцах разводили с царских времен, и они тоже славились среди гурманов своим вкусом. Мы таки пошли на пруд, наловили целое ведро, и тут уж всем захотелось помогать хозяйке их приготовить к ужину. «Хлопцi, ви не метушiться. Краще дивiться i вчiться».

Не знала гостеприимная чета, что уже в понедельник персональное дело коммуниста Солодкого будет разбирать бюро Житомирского обкома партии -- за… сокрытие информации о нелегальном пребывании в Зарудинцах космонавта Елисеева! «Та я ж сам нiчого не знав, -- оправдывался Василий Антонович, -- племiнник менi частенько поважних гостей -- рибалити привозив. Те, що у мене живе космонавт, я взнав тiльки вчора. А куди менi було бiгти доповiдати? Ви ж усi на рибалцi -- недiля ж!»

За строгий выговор проголосовали не все члены бюро, но в учетную карточку его записали -- единственный выговор за всю партийную жизнь Василия Антоновича.