Знаменитый скульптор собирается поставить в Макеевке памятник первому отечественному кинопромышленнику Александру Ханжонкову
После первого фестиваля «Дни Ханжонкова на Родине», прошедшего в Макеевке в августе прошлого года, власти города решили поставить памятник своему знаменитому соотечественнику, создателю первой киностудии в Ялте и первого кинотеатра в Москве. Причем ваять Ханжонкова будет Зураб Церетели. Недавно всемирно известный скульптор побывал в Макеевке.
-- Зураб Константинович, чем вас заинтересовало предложение из Макеевки? Пообещали большой гонорар?
-- Нет, я собираюсь работать бесплатно -- в рамках проекта «Дар России миру», а материал заказчик выберет и приобретет сам. От стоимости материала и будет зависеть, во что обойдется памятник земляка макеевчанам. Лучше всего было бы отлить его в бронзе. Мои работы уже есть в 18 странах мира, Украина будет 19-й. Дойду до 21-й страны и остановлюсь. Как говорят картежники: «очко». Я часто отказываюсь от гонораров: например, бесплатно ваял Святого Николая, восстанавливал Храм Христа-Спасителя. Я верующий, а перед Богом мы должны быть чисты.
-- Каким вы видите основоположника отечественного кинематографа? И какого размера будет памятник?
-- Не такой большой, как Петру Первому в Москве, -- улыбается Зураб Константинович, пряча под манжету «монументальные» квадратные часы и поправляя большой красный галстук -- «визитную карточку» знаменитого скульптора. -- Размеры диктует площадь, на которой будет стоять памятник, думаю, скульптура будет метров 6--9 вместе с пьедесталом. Аура вокруг хорошая -- скверик, рядом храм, люди мне здешние нравятся. Хожу, фантазирую: хочу поймать и передать какие-то только Ханжонкову присущие черты. Он был великим человеком с трагической судьбой. Но в своей работе я бы хотел показать не трагедию, а его гениальность. Когда я просматривал архивные фотографии Ханжонкова, меня потрясли его добрые глаза. Чувствуется, что это был человек внутренне сильный, талантливый, интеллигентный. Предложил изобразить его в кепке -- таким я видел его на одной из фотографий. Но все, с кем я говорил, были против! Человек в кепке уже намертво ассоциируется у макеевчан с образом Ленина, а Ильич в кепке в городе уже есть. Придется еще подумать над образом, чтобы его приняли земляки.
-- А как на ваши скульптуры реагируют люди, образы которых вы создаете, например, мэр Москвы Лужков, которого вы изобразили дворником?
-- Ой, он чуть не упал от смеха! Юрию Александровичу понравилось, он знает, что я ваяю только тех, кого люблю. Зато в музее современного искусства, который я создал на Пречистенке в Москве, есть барельеф моего любимого Кобзона, скульптуры Андрея Вознесенского, Андрея Дементьева, Евгения Евтушенко, Георгия Данелии, Ильи Резника, Гали Волчек, Беллы Ахмадулиной, Ильи Резника, Спивакова, Башмета, Ахматовой. Решил нарушить печальную традицию: у нас человека замечают только после смерти. Собираюсь изваять Де Голля. Его памятник будет установлен на Французской площади в Москве, возле Французского Посольства. Мне довелось познакомиться с генералом Де Голлем в 1964 году. Муж тетки моей жены, Лили Андрониковой, был правой рукой президента Франции. Еще в моих планах скульптура Владимира Путина.
-- Как вам удавалось избежать заказов на памятники вождям, ведь наверняка предлагали?
-- Я всегда придерживался принципа -- искусство ради искусства. У нас почему-то, когда меняется эпоха, тут же начинают сносить прежние памятники. Но я никогда вождей не ваял. Потому Серов -- президент Академии художеств СССР, председатель Союза художников, меня снял с диплома -- тогда я находился под влиянием экспрессионистов. Но вот парадокс: теперь я работаю в его кабинете! И почему-то все премии, и Героя в том числе, мне тоже в конце концов дали. Я даже удивился. Уникальные люди были в комиссиях: при тайном голосовании я проходил, а при открытом все рьяно выступали против.
-- А каким вы видите Путина?
-- В бойцовской стойке и в кимоно.
-- Как появляется идея следующей работы?
-- Я вижу образы во сне и не останавливаюсь, хочу все успеть. Никогда не оглядываюсь на прежние свои работы: ой, эта работа мне нравится! Или… не нравится! Когда-нибудь придется посмотреть, что натворил. Живу, не выпуская карандаш из рук. Сплю мало, часто ложусь в половине четвертого. Утром рисую, днем работаю. Если ко мне хоть один день никто не придет или не позвонит, думаю, что меня забыли. А если не критикуют, значит… совсем забыли, как сказал когда-то Сальвадор Дали, с которым я был знаком. Не могу без людей…
-- Так будущие свои работы вы видите во сне?
-- Бывает, что, когда я думаю над очередной работой, она мне снится. Например, мне заказали монумент, который должен был запечатлеть списание стратегических ракет «Pershing SS-ХХ». Кто может списать то, что было создано трудом многих ученых? Наверное, только святой. Когда я летел в Нью-Йорк, в самолете мне приснился Святой Георгий. Я как будто увидел его в небесах и понял -- он может уничтожить СС-20. Теперь перед зданием ООН стоит скульптура Святого Георгия, поражающего дракона в виде «першинга».
-- На вас часто давят конкуренты, ведь на большие заказы наверняка всегда есть претенденты?
-- Нет, давления я не испытываю. Но наблюдаю интересную вещь: конкуренты появляются тогда, когда я уже начинаю работать над проектом. Например: грядет 1100-летие Пскова, я задумал создать к этому событию образ княгини Ольги -- покровительницы и защитницы города. Когда я начинал работу, на горизонте никого не было. А когда в прессе объявили, что я работаю над этим проектом, появились конкуренты. Я ответил, что меня учили уступать место старшим. Потому сделал паузу -- отдал заказ. Хотя я уверен, что когда «все», а не кто-то конкретный бросится делать этот проект, Псков останется без своей покровительницы -- не успеют в срок: 23 июля -- юбилей города. Потому я решил все же создать этот образ про запас: пусть люди сами выберут из предложенных проектов лучший.
-- Зураб Константинович, вам в январе будущего года исполняется 70 лет. Где праздновать собираетесь и кто «первым гостем» будет?
-- Я еще не знаю. Может, поеду на Родину, в Тбилиси. Конечно, если бы была жива моя жена, то, конечно, она бы была моим первым гостем. Когда Инесса уходила (жена Церетели умерла шесть лет назад. -- Авт. ), то положила мне под подушку вот этот перстень. Эта камея фамильная, она принадлежала знаменитому роду грузинских князей Андрониковых. Теперь я всегда его ношу. Ну и, конечно, хочу видеть свою дочь, внучку, своих одноклассников. Из нашего класса в живых еще 17 человек осталось. И мы до сих пор дружим всем классом! Такое редко бывает.
-- А ваш московский дом вместит столько гостей?
-- Если нет, то приглашу в свой дом в Тбилиси. Мы там отмечали свадьбу Марины Влади и Володи Высоцкого. Мы очень дружили, когда Марина приезжала в Москву, мы их всегда принимали. Они назначили свадьбу, мы собрали деньги, Андрей Вознесенский купил шампанское. Собрались в моем доме. Пришли Саша и Юля Митта. Юля испекла пироги с яблоками. Денег тогда у всех нас было маловато: хорошая свадьба Высоцкому была явно не по средствам. Расписавшись (это было в 1970 году), Марина и Володя пришли к нам. Смотрю: Володя лежит на диване не в настроении и перебирает струны. А у меня характер такой: смотрю и переживаю: я -- хозяин дома, значит, буду виноват, если свадьба не получится. И предложил лететь в Тбилиси, там у меня было больше возможностей. Собрались и поехали! И неделю там свадьбу гуляли. Вообще у нас мало, кто умеет праздновать. Вот в Латинской Америке с этим у людей проблем нет. Спросили бы меня сейчас: «Куда ты хочешь?», я бы ответил, что прямо отсюда улетел бы в Бразилию -- на карнавал!
-- Ну, это все мечты. А как дела с реставрацией и музеем?
-- Вы имеете в виду реставрацию Академии художеств в Санкт-Петербурге? Надо же было кому-то ее начинать. Там ведь даже лампочки за 80 лет не менялись! А я взялся отреставрировать фасад площадью в 45 тысяч квадратных метров, 25 тысяч квадратных метров кровли. Не начал бы, не спас бы уникальную библиотеку, картины семнадцатого-девятнадцатого века западно-европейского и русского искусства. Это ведь первый на Руси академический музей, созданный Екатериной Второй. «Оттуда есть пошел» Эрмитаж, потом -- Русский музей. Я привел в порядок этот первоисточник. Как президент Российской академии я подарил свою работу -- поставил во внутреннем дворике скульптуру первого президента этой Академии, графа Шувалова. Открыли уже и выставку картин, которые я своими руками отреставрировал. Не дали мне только возможности сделать нормальное музейное хранилище, с соответствующим микроклиматом.
-- Но ведь для создания музея теперь приходится картины покупать. Откуда деньги?
-- Когда я создавал музей современного искусства, пересмотрел уникальнейшие шедевры авангардистов. Было время, когда многое выбрасывали, вывозили и продавали, это и сейчас происходит, поэтому приходится покупать. Покупаю и за границей. Вы не можете себе даже представить, какие работы я собираюсь передать в музей современного искусства. Только картин Малевича, например, шесть. Назовите музей, в котором есть шесть картин Малевича? А на что покупаю? Очень много работаю. Или обмениваю, или продаю. Свои работы иногда нахожу.
-- Вы покупаете свои работы?
-- Да, как-то в Париже наткнулся на свои работы. Купил свои картины за первый-второй курс, когда мы голые фигуры с натуры рисовали. Недавно нашел и купил своего «дипломного спортсмена» -- сделал эту скульптуру за две недели, когда мою первую работу, «Песня о Тбилиси», забраковали. Меня с ней не допустили к диплому. Пока не могу ее найти. Но где-то же она есть, кто-то же ее украл, как и «спортсмена». Я благодарен тем, кто крадет мои работы: это дает мне возможность их когда-нибудь купить.