Пять лет за здоровье парализованной матери борются четверо детей, не пожелавших с нею расставаться. Сегодня Елена Семеновна уже в состоянии нажимать кнопки на телефонном аппарате
В дома, где селится беда, я всегда вхожу со сложным чувством. Ведь есть обстоятельства, в которых не поможешь, а тогда -- зачем пришла? Этот вопрос и читался в глазах 15-летней Ирады. За несколько последних лет девочка столько пережила и так устала!.. Похоже, если бы не мама, не стала бы отвечать ни на какие вопросы, но мама сказала: «Надо». -- «Может, хватит «надо»?» -- «Нет, не хватит. Ведь люди приехали не из любопытства -- помочь хотят».
-- Я всегда говорила детям, что на свете есть слова: «хочу», «не хочу» и «надо». И последнее -- самое главное, -- сказала мне потом наедине Елена Семеновна. -- Потому что оно помогает выжить…
Елена Семеновна обитает в маленькой комнатушке общежития в Обухове (Киевская область). Ее ортопедическая кровать занимает основную часть пространства. Кажется, что небольшой диван, книжный шкаф и пианино вжались в стены, чтобы «уважить» кровать, которая для женщины и тюрьма, и трон, и исповедальня.
Едва переодевшись после школы, в ногах у мамы устроилась Эльвира. Увидев это, бросились к маме Расул и Сабина, прихватившая с собой еще и любимую куклу Маню. И -- каждый под свое крылышко. Этот образ навевает Елена Семеновна, когда разводит на подушках руки, с трудом поднимающиеся в локтях и словно обламывающиеся в запястьях. Точь в точь птица, которая, завидев опасность, простирает крылья над гнездом, полным птенцов. Чувство опасности никогда не покидает Елену Семеновну, ведь за дверь она не ходок. Поэтому спокойна, лишь когда детвора собирается дома. Лицо женщины теряет жесткость, а взгляд светится и видно, какая же она еще молодая!
Мне неловко спрашивать, да куда денешься: муж-то где, отец четверых детей? Елену Семеновну вопрос не смущает. Она вообще полагает, что обо всем следует говорить напрямую -- тогда людям легче понять друг друга.
-- Мы с мужем развелись пять лет назад. Было это в сентябре, а в ноябре я попала в автомобильную аварию. Я детские вещи на продажу возила -- в Одессу, в Москву… А тут предложили в Хмельницкий. Когда возвращались обратно, водитель не справился с управлением -- «Рафик» перевернулся. Нас в машине было десять человек. Может, если бы я не задремала, все бы обошлось. Дремала и женщина рядом. У нее черепно-мозговая травма, а у меня, как сказал потом врач, ущемление нерва в шейном отделе позвоночника. Остальные отделались синяками.
Сначала лежала в Люберецкой больнице на вытяжке. Потом перевезли в Киев, сделали операцию. Хирург сказал: «Все, что нужно, я сделал, а теперь уповайте на Бога и время».
Елена Семеновна полулежит, ноги ее полусогнуты, а на коленях Библия.
-- К Богу вы именно тогда обратились?
-- Да. Читаю, перечитываю и поражаюсь: как люди могли муки терпеть?
-- Но вы-то терпите…
-- Сначала я думала: ну, наложат гипс, полежу… А когда осознала все, что меня ждет, хотела умереть. Чтоб самой не мучиться и других не мучить. Боли были адские. Меня три человека поворачивали: один голову держит, двое -- тело. Страшно. Но потом как очнулась: у меня же дети! Ради них нужно выкарабкиваться. Через полтора месяца меня домой привезли. Одна женщина предложила свою помощь, и полгода я ей платила. Потом такой возможности не стало, и все легло на плечи детей. Помогали, конечно, понемногу соседи, друзья, но вы же понимаете, что такое лежачая больная? Это круглосуточная работа! А детям тогда -- годик и два, восемь и девять.
Через несколько месяцев у меня пролежни образовались. Врачи не предупредили, что и как делать -- и я стала буквально распадаться. В больницу отвезли, когда уже температура под 40 держалась. Местный хирург сказал: «Она будет гнить до конца дней». А я тогда: «Не дождетесь!» Узнала, что в Донецке есть больница, где лечат пролежни -- и меня туда перевезли. Полгода на животе пролежала, потому что операция шла за операцией -- кожу со спины натягивали. Но ничего, от пролежней избавилась. Тем временем дочки подросли, стали следить: чуть кожа покраснеет, сразу принимают меры.
Сейчас один паренек из церкви приходит заниматься со мной зарядкой, так что видите, руки уже лучше. А то лежала, как матрац, а вокруг дети плакали. Отец хотел отдать их своей матери. Та приехала из Азербайджана сначала вроде бы помочь, а потом я узнала, что она зондирует почву насчет того, как увезти детей. Жила бы она здесь, в Украине, я бы, может, огласилась. Но в другую страну -- ни за что! Да и сами дети не представляли, как это они без меня будут. Так мы и остались вместе. Старшие учились стирать, убирать, готовить…
-- Кто же учил детей хозяйничать? Вы-то, как я поняла, даже говорили с трудом.
-- Я же и учила. Рассказывала, как картошку варить, макароны. Бывало, масло забудут положить -- так и едим. Да и не из чего было разносолы готовить. Иной раз сидели на консервах: батон и банка килька в томате -- на два дня. Держались на том, что кто даст.
-- В школе говорят: девочки никогда не жаловались, что им трудно. Но это в школе. А дома?
-- Как не жаловаться? Жаловались. Пока все по дому переделают, ночь на дворе. А еще уроки… Плачут и делают. Куда деваться? Зато для жизни хорошая закалка.
-- Я заметила: вот пришла Эля -- и к маме в ноги. Видно, что пригретое местечко. Часто приходят секретничать?
-- Расул прямо с порога несется. За что и получает от сестер. Ведь не разденется, обуви не снимет. Девочки о школьных новостях рассказывают. Если учительница, например, несправедливую оценку поставит.
-- А что, случается?
-- Да вот с преподавательницей труда были трения. Сидит дочка дома, шьет, а та ей в классе: мол, не сама задание выполнила, потому и оценка ниже. Я как-то не выдержала, позвонила. Объяснила, что помочь не могу, и дочка все делает сама. Учительница расстроилась. Она, оказывается, и не знала про наши домашние обстоятельства. А вот с математикой у нас сложнее. Но я дотошная. Не получается пример -- найди правило и расскажи. Расулу иногда «не хочется», так он уже не ко мне, а к сестрам идет. Тем более, что Ирада -- его официальная «опекунша», а Эля -- у Сабины.
-- И вышивать вы их учили -- как это возможно?
-- Да очень просто. Рассказывала, в какую дырочку совать иголку. Сама-то раньше и шила, и вязала, и вышивала.
В дверь звонят. Елена Семеновна нажимает зеленую кнопочку на маленьком, с пятикопеечную монету, пультике -- и дверь открывается. Это сосед, позвонить пришел.
-- Технический прогресс у вас просто в разгаре, -- удивляюсь я.
-- О, это благодаря председателю фонда инвалидов «Арис». Некоторым инвалидам фонд ставил экспериментальные электрические замки, вот и нам перепало. Фонд и с коляской помог. Мы два года добивались -- и ничего. А они нашли спонсоров, которые оплатили половину стоимости, вторую половину -- мэрия. Теперь могу бывать на улице, но только когда лифт работает. Сейчас его отключили за электрические долги, а с седьмого этажа на коляске не съедешь.
-- Так у вас не обычный дом -- общежитие?
-- Шестнадцать лет стою на квартучете, но пока нам ничего, как говорят мои дети, «не светит». Тесновато уже в двух комнатах: Ира в комнате со мной на одном диване с шестилетним Расулом спит, а он уже большой мальчик. Боюсь лишний раз вздохнуть, чтобы их не потревожить. А во второй комнате -- Эля с Сабиной, тоже на одном диване. Да второй и ставить некуда. Нужны же в комнате и книжный шкаф, и письменный стол. А в нашей вон, видите, еще и пианино?
Эле тут же хочется показать, что оно не просто стоит, а очень даже участвует в жизни семьи, и она резво проигрывает какую-то мелодию.
-- Ну, нашла время, -- сердится Ира, -- и девочка послушно опускает крышку инструмента.
-- Тебя все так слушаются в доме? -- спрашиваю Иру.
Но она все еще не расположена к разговору. Только что после школы, а еще на кройку и шитье идти. А Эля по системе «Ешко» учится рисованию -- мечтает стать дизайнером. У семилетней Сабины пока одно увлечение -- кукла Маня, она ее с рук не спускает. Не дай Бог кто ее без разрешения возьмет -- скандал. А Ире, небось, некогда было в куклы играть?
-- Не помню, -- говорит Ирада. -- А Мане вот кофточку вяжу.
-- В детство впала?
-- Скажете тоже! Это для кукол вязать -- детство, а Маня не кукла, а Сабинкина дочка. Мне же она вроде как племянница, -- сказала Ира и самой смешно стало.
Наконец-то она улыбнулась! Откликнувшись на шутку, Сабина повисла у Ирады на шее, и Расул туда же -- чмокает сестру в щеки, в нос, а Ира --их. Ну совсем по-матерински! И у меня вырывается: «Ты прямо как мама. А кем ты себя чувствуешь -- мамой или сестрой?» -- «Сестрой, конечно». И добавляет: «Старшей».
-- Сейчас-то нам полегче стало, -- говорит Елена Семеновна. -- Бывший муж помогает. Он и местная власть поддерживает: то меня отправят в санаторий, то дочку -- в лагерь. Из мебели кое-то подкинули. Дети в школе бесплатно питаются. Год как социального работника за нами закрепили. Но это уже после того, как я написала письмо в Министерство социальной политики.
-- Написали… ?!
-- Писала, конечно, дочка, а я диктовала. Может, и не тревожила бы людей. Но пока старшие девочки учились в разные смены, мы справлялись. А тут им пришлось идти в одну смену. Как я без ухода до трех--четырех часов? Вот и решилась написать. После этого нам и дали социального работника. Помогает прибрать, приготовить. Еще нам плиту заменили. А то такая была, что чай приходилось греть целый день. Выделили деньги на сопровождающего в санаторий. Может, если бы раньше попала туда на лечение, то и на ноги уже встала бы. Вот был бы на нашей улице праздник!
-- Судя по тому, какие отношения у детей, у вас и теперь без праздников не обходится? Какие больше любите?
-- Дни рождения.
-- А что дарите друг другу?
-- Цветы, открытки.
Елена Семеновна сказала мне по секрету, что старшие девочки мечтают о компьютере, но в их положении о нем можно только мечтать. Поэтому и дарят открытки. Зато пожелания в них очень искренние. Можно ли узнать, какие? Ира достает открытку, которой дети поздравили маму с Новым годом. Немудреные, но трогательные стихи и пожелания счастья -- огромного, как океан.
-- Как вам кажется, что для вашей мамы самое большое счастье? -- спрашиваю.
-- Мы, -- не задумываясь, выпалила Ира.
И это была правда.