Происшествия

«за обедом наша семья съедает 20-литровый чугун борща»

0:00 — 15 ноября 2002 eye 423

Супруги Зинаида и Петр Бондарь из Белой Церкви воспитывают 14 чужих детей, которых считают родными

Хозяева аккуратного двухэтажного дома оказались нормальными, обычными людьми. «Второй этаж мы надстраивали сами, когда семья начала расти, -- говорит Зинаида Дмитриевна, энергичная плотная женщина, в прошлом зоотехник, а затем, как и муж Петр Степанович, -- проводник пассажирских поездов. -- Здесь мальчишки обитают, здесь -- девочки. А в этой -- больные детишки, шестеро у нас таких ребят… Едим мы за одним столом во флигеле, там самая просторная комната. Сколько еды за раз? Борща двадцатилитровый чугун варим. Да вы не переживайте, у нас и картошки, и мяса хватает -- в Скибинцах хозяйство держим: четыре коровы, телята, 25 поросят, курочки, гуси, индюки… В селе все лето живем. Но зимовать там не можем -- хата тесновата, нет удобств. Спасибо, Людмила Николаевна Кучма и Валентина Ивановна Довженко микроавтобус «Газель» подарили, в любое время можем ездить в село или летом -- к морю… »

«Моя мама воспитала двух приемных сыновей, а отца когда-то усыновила цыганка»

-- Сама я родом из Баштанки Николаевской области, -- рассказывает Зинаида Бондарь. -- Окончила сельскохозяйственный институт, родила троих детей. Но первый брак был неудачным. И я переехала в село Скибинцы Тетиевского района Киевской области. Здесь в 1988 году встретила моего Петра Степановича.

В свое время не сложилось с замужеством у моей мамы. Но она сумела, кроме меня, вырастить еще двух приемных сыновей. Они теперь оба живут в России, поддерживаем с ними родственные отношения. А отца моего с малолетства воспитывала женщина-цыганка. Так он тоже подбирал сирот.

Один из моих сыновей умер еще маленьким. А второго, когда мальчику был 21 год, убили хулиганы. В ночь на сороковой день увидела я сон: якобы гляжу в окно -- во дворе полно детей. И почему-то все бантики, бантики мелькают… Девочки, значит. Человек десять насчитала.

Утром проснулась и говорю Пете: давай усыновим ребеночка…

В детдоме к нам вывели двух девочек. Я решила взять Олю, ей было четыре с половиной годика. Показалось, что она похожа на меня. Это было в 1997 году.

Однажды мы с Петей хозяйничали на кухне, а Оля в комнате смотрела телевизор. Вдруг слышим плач: «Там моя сестричка Инночка… » Передача называлась «Ситуация».

Поехали снова к директору детдома и узнали, что у Оли есть сестричка Инночка, но непонятно, где она. Их в больнице разлучили… Я поехала на место прежней прописки девчушек, в поселок Коцюбинское, нашла тетку их матери. Тетка увидела Олечку и как вызверится: зачем ты мне ее привела? А я говорю: ищу Инночку. «Ищите мать, она знает… »

Мать мы нашли в Киеве. Вроде и на пьяницу не похожа, но какая-то странная, говорит невпопад… От нее все же удалось узнать, что Инночка находится в Ворзеле, в Доме ребенка. Когда приехали в Ворзель, директор говорит: зря вы приехали, девочку отправили в психоневрологический диспансер. Да и не подойдет она вам -- у нее отклонения в развитии. Но мы все-таки поехали в диспансер. Вывели к нам Инночку. Ей по документам было пять лет, а выглядела на три. Спрашивает: «Кто моя мама?» А мы приехали с ее родной мамой, стоим и молчим. Потом я не выдержала и говорю: «Я твоя мама». Она сразу ко мне и прильнула.

Я тут же решила: все, забираю, не могу оставить ее тут. Хотя выглядела она, как дети, больные ДЦП. Голова большая, ходит плохо. Позже я поняла, что никакой это не ДЦП -- просто девочка попала в одну среду с больными детьми и подсознательно подражала им.

Только после двух лет поисков и хождений по инстанциям нам разрешили забрать Инночку. А девочка идти не может. Я как-то дотянула ее до трамвая, потом до остановки маршрутного такси. С нами все это время была ее родная мать. Мы с Инночкой сели в микроавтобус. А мать сзади, как собачка, бежит. И мотор маршрутки глохнет, не хочет заводиться. Машина проедет десять метров -- и останавливается, не хочет дальше. Выхожу и говорю матери: если хочешь, забирай свою девочку. «Некуда мне ее забирать», -- отвечает. Тогда, говорю ей, отпусти душой нас… Она постояла еще минуту, повернулась и ушла, вытирая слезы…

Приезжаем в Белую Церковь, а тут Оля, сестра Инночкина, закапризничала: «Я не такую Инночку хочу, отвези ее назад!» -- «Поговорим завтра… » -- растерянно ответила я, раздела Инночку, а сама не знаю, что делать. Пятилетний ребенок плохо ходит, почти не говорит, издает отрывистые звуки… Тут кто-то включил музыку. Вдруг вижу -- Инночка попкой крутит в такт мелодии. Ну, думаю, если ты на ногах стоишь, танцуешь -- значит, будешь жить!

«Увидев в «Москвиче» восьмерых детей, гаишники улыбались: «Езжайте!»

-- Я вырос в семье колхозников, у родителей нас было пятеро, отец рано умер, -- рассказывает Петр Бондарь. -- Так что знаю, что такое сиротство. Жалко мне детей. А больных -- тем более.

Верующий ли я? Да не так чтобы очень. В душе надо Бога носить. Вот и решил, пока силы есть, помогать. Когда семья начала расти и я увидел, что Зине и Оксане, нашей старшей дочери, тяжело, бросил работу, а то дома мужских рук не хватает.

-- На что же вы живете?

-- Государство, спасибо ему, помогает. Мы получили статус семейного детского дома. Зине как его руководителю платят 150 гривен. Я пока ничего не получаю. На питание собес платит по пять гривен в день на каждого ребенка. Обещают с нового года увеличить. Всего получаем на 12 детей (двое усыновленными не считаются) две тысячи гривен. Пятьсот из них автоматически перечисляются на магазин, где мы берем продукты. Мэр города Геннадий Шулипа, народный депутат Григорий Бондаренко, бывший начальник «Укрзалiзницi», а ныне министр транспорта Георгий Кирпа помогают как могут. Вряд ли можно сказать, что хватает всего, но и жаловаться грех. Мы понимаем, что стране трудно…

-- Все равно, наверное, содержать такую большую семью очень тяжело.

-- Вы знаете, нам об этом некогда думать, -- говорит Зинаида Дмитриевна. -- Разыскивая полтора года Инночку, я видела в детдомах глаза других детей. Эти глаза светились мольбой и надеждой. Так мы взяли еще троих малышей. Причем меня предупредили, что у одной девочки цирроз печени, она может умереть. Но я испугалась не этого -- после смерти моих собственных мальчиков я боялась хоронить! Слава Богу, медики заверили, что есть надежда. И я решила побороться за жизнь малышки. Или хотя бы облегчить ее страдания. И лечить их стараемся, и летом к морю повезти. Председатель колхоза села Николаевка Белгород-Днестровского района выделяет нам помещения в детсадике. И вообще люди там очень хорошие.

Остановили нас однажды гаишники. Но увидели в салоне «Москвича» (у нас тогда была старая машина) восьмерых малышей, улыбнулись и говорят: «Езжайте!»

«Когда мама пила, мы с сестричками ели вместе со свиньями из корыта»

-- Однажды возвращаюсь домой, а Петя мне показывает газету: в Вышгородском районе у троих детей умерла мама, -- продолжает Зинаида Бондарь. -- Приезжаем с Аней, Петиной сестрой, в село Федоривку, и узнаем, что одна девочка учится в пятом классе, вторая -- в первом, а третья уже два года в больнице лежит с раком крови -- лейкемией!

Разыскивая их дом, встретили мы одну из них, еще не зная, кто она такая. Спрашиваю, где живут такие-то. Она же в ответ: «А вы наша мама?» Оказывается, девчушкам несладко жилось с родной матерью -- та выпивала. И старшая сестра пообещала найти сестричкам хорошую маму…

Шестеро из наших питомцев -- инвалиды. Да еще внучок, сын Оксаны, нашей старшенькой, ему два с половиной годика, болеет астмой. Понимаете, тут отдельный вопрос. Оксане уже 23 года, выучилась на парикмахера, но не работает, помогает нам. Жалеет и нас с Петей, и детвору. Это, конечно, хорошо. Но я считаю, что если бы у них с зятем была отдельная, хотя бы однокомнатная квартира, они могли бы больше заниматься больным малышом. Но на жилье для них у нас средств нет. И, если, не дай Бог, что случится, Оксана мне не простит. Да и я себе не прощу.

-- Да, больные дети, трудные судьбы, и, соответственно, характеры -- не подарок… Наверное, трудно порой не сорваться?

-- Конечно. Но мы с мужем знаем, кого из детей нужно шлепнуть, если не слушается, кого попросить, а кого поцеловать. И слава Богу, за пять лет удалось их всех на ноги поставить -- их здоровье улучшилось, начали учиться.

-- Зина, как и любая женщина, может иногда вспылить, -- говорит Петр Степанович. -- Но она отходчива. А я сердиться не умею. Понимаю, что надо вести себя, как врач с больными. И дети меня всегда слушаются. Бывает, кто-то не сделает что-либо так, как надо. Тогда мы делаем это вместе. И получается! Конечно, надо крепкие нервы иметь. И я знаю одно: только выдержка поможет. Возможно, сдерживаться мне помогает их прошлое.

О прошлом мы попросили рассказать самих ребят.

-- Нас у покойной мамы было трое, -- говорит 15-летняя Алена. -- Я сама пыталась готовить еду себе и сестричкам, если в доме что-то было. Мама вечно где-то пропадала. А если и приходила, то пьяная. Катя, моя младшая сестренка, ходила нянчить к соседям их новорожденную малышку -- лишь бы покормили. Я присматривала за больной Анечкой, у нее рак крови был. Мама часто заставляла улыбаться своим хахалям, чтобы хоть кусок хлеба принесли. Мама не учила нас ни читать, ни писать.

Однажды мать пришла среди ночи зимой босая и пьяная. Достает из-за пазухи бутылку водки. И кричит: «Я вторую потеряла по дороге, иди ищи». Я пошла. Темень на улице, спички гаснут на ветру. Бутылку так и не нашла, только намерзлась. Мать, слава Богу, уснула. Мне повезло: бутылку все же нашла утром. А то мать меня убила бы…

Сейчас учусь в десятом классе. Поначалу было очень тяжело, ведь я в школу почти не ходила. Сейчас легче. Плохо только с математикой. А по украинской литературе у меня в основном 9-10 баллов. Больше всего мне нравится Шевченко, люблю читать «Кобзарь». Там словно про нас. А еще люблю рисовать иконы.

-- Моя мама тоже пила, -- вспоминает десятилетний Руслан. -- Отец давно умер. -- Мы жили с сестричками Людой и Витой. Виточка совсем крошечная была, еще ходить не умела. А мама все время нас бросала одних. Очень кушать хотелось. Мы с Людой тайком бегали к соседям в сарай, ели вместе со свиньями из корыта вареную свеклу, отруби и комбикорм. Люду однажды большая свинья укусила. Мы не знали, что, когда у свиньи маленькие поросятки, она может быть очень злой.

А когда мы возвращались, неся Виточке в тряпочке немного еды из корыта, и мама была дома, она душила голову Люды между кроватями. Теперь у Люды ДЦП. Если бы мы оставались там, то, наверное умерли бы. У меня часто темнело в глазах, мне не хотелось играть в футбол, а хотелось лежать. Но когда я засыпал, мне начинала сниться большая сковородка жареной картошки, и будто я ее ем. Чтобы она мне не снилась, я перед сном глаза Людиным платочком себе завязывал. Глупый тогда был, маленький, не понимал, что глаза, даже если им снится что-то, все равно видят, как ты их не закрывай…

… Когда семья Бондарей заканчивала обеденную трапезу, дети вставали из-за огромного стола, несли свои тарелки к мойке, подходили к Зинаиде Дмитриевне и целовали ее в щечку со словами «Спасибо, мамочка… »