Предсказав такие последствия переселения людей из интерната для престарелых и инвалидов, живущая там Нинель Третьякова как в воду глядела
Людмила и Леонид познакомились в Ново-Беличанском доме-интернате. У Людмилы поражен позвоночник -- она передвигается в коляске. Леонид -- психохроник. Несколько лет они просто по-соседски помогали друг другу. В интернате было так заведено, ведь коллектив смешанный -- старики и инвалиды. Вот физически крепкие психохроники и помогали колясочникам, а пожилые люди опекали инвалидов детства. Многие подопечные интерната так привязывались друг к другу, что складывались семьи. Вот и у Люды с Леней так вышло.
Директор Ново-Беличанского интерната Евгений Меренис выделил молодой паре комнату. Но счастье супругов было недолгим. Пришло распоряжение о перепрофилировании Ново-Беличанского дома-интерната для престарелых и инвалидов в психоневрологический интернат для мужчин. Для обитателей интерната это стало ударом. Самые активные обратились за помощью к общественности, позвонили и в нашу газету.
Без разрешения столичного Главного управления социальной защиты населения директор интерната не решился пустить журналистов на территорию заведения. В управлении же отвечали: «Идет реорганизация -- прессе там делать нечего!» Так что с обитателями интерната пришлось поначалу общаться через ограду.
-- Мы будто заново на свет родились, попав в этот дом-интернат, -- с грустью говорит Елена Леонтьева, мать 20-летнего мальчика с диагнозом Дауна и тяжелейшим пороком сердца. -- Павлик жил со мной почти все время, а сейчас он не хочет сидеть дома -- рвется в интернат к ребятам. Здесь они и дискотеки устраивают, и телевизор смотрят, и гуляют много. С соседом, мальчиком с диагнозом детский церебральный паралич, сын подружился. Нормальный интеллектуальный уровень окружения положительно влияет на развитие моего Павлика. А ведь ему из-за сердца предрекали не больше года жизни. Но я сейчас боюсь за его жизнь гораздо больше, чем раньше, ведь переселение нанесет ему сильнейшую травму!
Прогресс в поведении своей 21-летней дочери заметила и Галина Русанова:
-- У Леси было осложнение после менингита, а сейчас она стала больше говорить, двигаться, начала пробовать самостоятельно есть. В интернате можно посещать детей три раза в неделю, все остальное время за дочкой ухаживает семейная пара, которая живет здесь же. А теперь что будет? Нас переведут в Святошинский психоневрологический интернат закрытого типа для женщин -- там совсем другие условия. Пока Леся росла, ее не однажды переводили из учреждения в учреждение -- каждый раз это была травма. Я сама с двух лет воспитывалась в детдоме и знаю, как больно воспринимается смена коллектива и обстановки. Но я была здорова, а здесь больные люди.
-- Люди здесь по 20 лет прожили, некоторые поженились, даже детей родили. Есть такие люди, которым за 80. Зачем срывать их с места? -- отчаивается и инвалид-колясочник Александр Василенко. -- Умереть спокойно не дают.
-- Мы здесь все как одна семья, -- поделилась пенсионерка Нинель Третьякова. -- На улице гуляем все вместе. Дождь начался -- хватаем, кто может, коляски -- и в укрытие. А сейчас обстановка накалена так, что 22-летнюю Дину, которая еле передвигается на костылях, охранник догнал уже за пределами интерната: человек в шоке бежал, куда глаза глядят. Сколько сейчас смертей будет, инфарктов, инсультов!
Что обстановка «накалилась», поняли и в Главном управлении социальной защиты населения Киева
-- На очереди в психоневрологический интернат стоит более 400 психически больных мужчин, -- пояснил приехавший в интернат заместитель начальника управления Евгений Тынок. -- Вы бы посмотрели, что делается у нас в дни приемов! Приходит мать, у которой 40-летний сын, плачет, жалуется, что он к ней пристает: «Что мне делать? Он завтра меня изнасилует!» А письма соседей! Они жалуются, что психбольные их оскорбляют. Больше того -- они и потенциально опасны: запросто могут открыть газ, воду -- устроить взрыв или потоп!
По словам Евгения Александровича, всплеск психозаболеваний прогнозировался как одно из последствий Чернобыльской катастрофы. И вот…
-- Мы бы не трогали Ново-Беличанский интернат, если бы у нас был другой выход, -- говорит он. -- Людей будут переселять с улучшением условий, но за руки никто никого тащить не станет.
Несмотря на эти уверения, редакция при влекла к происходящему внимание Уполномоченного по правам человека. Казалось, это удержит реорганизаторов от противоправных действий. Но прошло время -- и в редакцию снова позвонили обитатели интерната: переселяют! Некоторые люди этого не выдерживают. Так что же, нас обманули? Выяснять это пришлось уже у нового директора -- Евгения Мерениса сменил Василий Швец.
-- Мы переселяем только по заявлениям, -- заверил Василий Михайлович.
Обитатели интерната рассказывали, а некоторые даже письменно подтверждали то, как некоторые работники интерната добывали эти заявления. Слушаешь -- жуть берет. Но отбросим эмоции.
-- Ко мне подселили человека, за которым я должен был мыть, убирать, закрывать дверь, -- говорит Владимир Потороча. -- На требование отселить соседа, сказали: не хочешь с ним жить -- уезжай. Я написал заявление.
-- В одну комнату стали селить по два колясочника -- им даже разъехаться стало невозможно, -- добавляет Людмила. -- Я видела, что там творится, и дала согласие на переезд.
-- Тех, кто должен нас покинуть, мы переселили в I-й корпус, -- пояснил Василий Михайлович. -- Ведь у нас закрытое учреждение. Об этом было объявлено на общем собрании подопечных сотрудниками Главного управления социальной защиты Киева, на котором меня представили. Вот мы и отделили психохроников от остальных инвалидов.
-- Меня предупреждали, -- продолжает Людмила, -- дескать, поторопитесь расписаться, не то развезут вас по разным учреждениям. Расписаться мы не могли -- моя мама была против. Кроме того, я подумала, что если мы распишемся и останемся здесь, то будем, как в тюрьме -- ведь закрытое же учреждение. Раньше мы и на базар выезжали, и гулять на Крещатик. А что было бы теперь? Я покинула интернат, но надеялась, что Леня приедет следом.
Решение Людмилы потрясло Леонида. Он помог ей собрать вещи, проводил на новое место жительства, а, вернувшись, закрылся в комнате и… запил. Лишь на третий день пришел в себя: «Разве я могу без Люды?» -- и отправился к любимой.
Тем временем в Ново-Беличанском интернате продолжались реформы. Лене нужно было доработать месяц, и Люда иногда приезжала в интернат вместе с ним. Но однажды ее туда не пустили -- ужесточилась пропускная система. Пришлось Лене везти ее обратно.
Но Людмила и Леонид были не единственной парой в Ново-Беличанском интернате. Несколько человек, так же, как и они, состояли в гражданском браке, а это приговор. Например, Валерий Матрущенко, уезжая из интерната, надеялся, что с ним отпустят и Лидию Бовченко. Но ее заявление не удовлетворили. Валерий считает: это потому, что она психохроник.
-- Я несколько раз приезжал в интернат, чтобы увидеться с Лидой, но меня не пропустили и даже не позвали ее, чтобы мы смогли поговорить хотя бы через ограду, -- с горечью вспоминает Валерий и показывает обручальное кольцо, приготовленное для Лиды. Он еще не знал, что ее уже нет в живых -- умерла от инфаркта.
-- У нас государственное учреждение, и гражданских браков здесь быть не должно, -- убежден Василий Швец. -- Хотят быть вместе -- пусть расписываются. Но смогут ли они жить среди мужчин-психохроников?
Об этом контингенте отдельный разговор. Сведущие люди говорят, что если в учреждении не будет женщин, то среди мужчин «начнется такое»! Ведь «это» все равно требует удовлетворения. Тем не менее статус учреждения якобы требует разделения подопечных по половому признаку. Ой ли?
В Положении о Ново-Беличанском интернате для мужчин не написано, что оно относится к закрытому типу. А закрытое отделение в нем существовало и раньше. Тем не менее, подопечные обоего пола жили рядом, помогая друг другу.
Теперь уж некоторых и на свете нет. Нынешний директор интерната не связывает это с переселением: дескать, если 88-летняя бабушка почила в Бозе, то это как бы в порядке вещей. С другой стороны, разве не известно, что стариков нельзя срывать с насиженных мест? Это сильно укорачивает их век. Да ведь и не всем, чье здоровье за это время пострадало, было за восемьдесят. Доказать прямую причинно-следственную связь между переселением и случившимися несчастьями, понятно, нельзя. Как нельзя было доказать ее и в случае с Чернобыльской катастрофой. (Те, кто пробовал, это хорошо знают). А теперь нас накрывает волна психозаболеваний (не говоря о сердечно-сосудистых и онкологических), которая, оказывается, «прогнозировалась».
Василий Михайлович на эту тему рассуждать не склонен: перед ним поставили задачу -- он ее выполняет. Возникает, правда, вопрос, почему ее поставили именно перед ним, хирургом студенческой поликлиники, назначив его руководителем столь непростого по своей специфике учреждения? В то время как прежнего директора, о котором так хорошо отзывались подопечные интерната и который не приветствовал реорганизацию, уволили, воспользовавшись тем обстоятельством, что возглавлявшееся им учреждение как бы ликвидируется, а в его стенах открывается новое. Теперь Евгений Меренис судится со своими начальниками, но это не влияет на ход событий в интернате. Может быть, оттого, что его нынешний руководитель, как мы поняли из беседы с ним, не видит в происходящем ничего страшного. Дескать, вокруг столько неукомплектованных учреждений для стариков, а здесь занимают места, необходимые для других категорий населения. Почему бы не навести порядок?
Но разве слово «укомплектовать» допустимо в применении к людям? Тем не менее, Василий Михайлович произносит его без тени смущения. Наверное, потому, что подопечных интерната, во всяком случае, ту часть их, которая несет на себе печать психического диагноза, он не считает людьми, чье мнение может иметь хоть какой-то вес. Но больные, объединяемые термином «психохроники», -- это не однородная масса. Среди них люди, страдающие шизофренией, олигофренией, умственной отсталостью различной степени -- многие могут работать и работают. Они хотят любить и быть любимыми. На их стороне международное право. Но оно, видимо, не властно там, где угасает совесть…