Павел Ковалев еще не совсем пришел в себя, но надеется встретить Новый год вполне здоровым
Павел Ковалев -- один из троих одесситов, побывавших «не в тот день» на мюзикле «Норд-Ост». Встретились мы с ним на Греческой площади -- одной из центральных в Одессе. Прямо над нашими головами -- призывно отсвечивали ярко-красные гиганты с аршинными белыми буквами: «Конек -- горбунок. Московский мюзикл -- для детей и взрослых! Суперцвет! Суперзвук!» Глянув на афишу, Павел нервно улыбнулся. Хотя со дня штурма театрального центра на Дубровке прошел целый месяц, в его памяти все еще свежи ужасы чеченского плена. Мы запечатлели бывшего заложника прямо у рекламной тумбы. А чуть позже, уже в ходе беседы, выяснилось, что сфотографировали его в той же одежде, в которой он находился в Московском Театральном Центре…
Павлу Ковалеву -- двадцать пять лет, он закончил отделение международных отношений и политологии Института социальных наук Одесского национального университета. Сейчас -- аспирант этого вуза, сотрудничает с газетой «Моряк Украины».
-- Занятие журналистикой дает возможность путешествовать, -- объясняет Павел Ковалев. -- Успел поколесить по стране, бывал и в дальнем зарубежье. Однако нынешняя поездка в Москву по количеству впечатлений вне всякой конкуренции. Отправился я в белокаменную, чтобы поработать в тамошних научных библиотеках и собрать материалы для будущей диссертации. Я люблю этот город, с ним у меня связаны детские воспоминания, ведь отец у меня -- москвич с одесской родословной, а мама -- одесситка с российскими корнями. Последний раз был в Москве шесть лет назад. В нынешний приезд времени катастрофически не хватало, и я попросил продлить командировку на трое суток, до 25 октября. Вот и выкроил вечерок, чтобы 24-го пойти на «Норд-Ост».
-- А пошли 23-го?
-- 23 октября я отправился на Дубровку, чтобы купить билет на следующий вечер. Отыскал это место не сразу, пришлось воспользоваться картой-схемой Москвы. За пять минут до начала спектакля я уже был у главного входа в Театральный комплекс, и мне предложили «лишний билетик», всего за 250 рублей. Отказываться было просто глупо: накануне интересовался наличием билетов в одной из театральных касс в центре Москвы, и там мне сказали, что есть билеты только по 600 рублей…
Взирая на сцену с одиннадцатого ряда, радовался: как здорово все сложилось! Первый акт мюзикла пролетел на «одном дыхании», спектакль впечатлял! Знатоки утверждали, что второй будет покруче: эта постановка идет уже целый год, и всякий раз на сцене демонстрировали что-то новенькое.
-- В тот вечер в новеньком недостатка не было…
-- Да уж… Сразу после первой песни во втором действии на сцену буквально вылетел мужик в камуфляжной форме и маске и начал стрелять в воздух. Следом за ним -- еще несколько. Зрители недоумевали, гадая, что бы это значило: может, спецназ кого-то ловит? Может, учения? Или «разборки» «крутых»?
И вдруг рядом с нами «выросли» чеченцы с пистолетами в руках, в масках. Стало ясно, что это террористы, и настроены они очень серьезно. На подмостках появился, как мы потом узнали, Мовсар Бараев и стал что-то говорить. Я не все понимал -- страшный акцент, зато жестикуляция впечатляла. Нашим «куратором» стала Алина, шестнадцатилетняя «кровница», досматривавшая половину бельэтажа. Она, как и остальные, подчинялась некому Аслану, старшему по этажу. Я сначала принял его за вожака всей группы.
Нас четко «расформировали» на женскую и мужскую группы, и все изначальные впечатления о реал-шоу, в котором пассивно участвуют зрители, окончательно испарились. Стало ясно: шутить захватчики не намерены. Заложникам разрешали пользоваться мобильными телефонами, даже настаивали, чтобы мы звонили родственникам, знакомым и сообщали о своем местонахождении, предлагали звонить в Америку, в Израиль. Один шутник поинтересовался: «А в Ирак позвонить можно?» Ему ответили: «Звони, если можешь… »
Хуже было, когда заложники переоценивали свои силы и возможности. Первой проверкой на послушание была команда: «Руки за голову!» Нашлись смельчаки, демонстративно не подчинившиеся. Их сразу же поставили на место. Удар прикладом -- и окровавленный мужчина, с наполовину разорванным ухом, упал в кресло. Так же поступали и с теми, кто пытался полемизировать относительно политики России в Чечне…
Я воспользовался положением сидевшего в центре группы и несколько раз опускал руки. Тем же, кто сидел ближе к проходам, доставалось «по полной программе»: на них кричали, пинали. Это было в первые часы захвата. Еще я позволил себе не ложиться на пол, когда чеченцы палили в воздух из автоматов.
-- Где вы находились после разделения на группы?
-- Практически оставался на своем месте: эта половина бельэтажа оказалась «мужской». Я передвинулся только на несколько кресел и обнаружил большую бутылку с водой. Впоследствии она пригодилась не только мне. А еще нашел под ногами сборник русской классики: «Горе от ума» Грибоедова, «Недоросль» Фонвизина. Вероятно, кто-то в панике бросил. Перечитывал школьную программу, можно сказать, с удовольствием. Главное -- отвлекался от окружавшей «экзотики»: наставленные дула автоматов, пистолетов, взрывчатка…
-- Как вели себя заложники?
-- Некоторые держались хорошо, делились с соседями впечатлениями (разговаривать не запрещалось), другие впадали в депрессию, кое-кто не ел и даже не пил. Один заложник запел, видимо, на нервной почве. Я опасался смотреть в его сторону, чтобы не дезорганизовать себя. Кое-кто шутил, обменивались адресами.
-- Вы тоже обменялись?
-- Да, но уже в больнице. Там, в зале, очень боялся. Преследовала мысль: только бы не начали умирать… Какое-то странное предчувствие было. Ведь в числе заложников оказались нездоровые люди: астматики, сердечники, диабетики. Взять, к примеру, моего ближайшего соседа Александра Карпова. Автор переводных текстов к мюзиклу «Чикаго» (его и еще нескольких находившихся в зале «чикагцев» пыталась освободить Алла Пугачева, но безрезультатно) был очень плох. Последние сутки лицо у него было ярко-красное, на лбу постоянно лежала мокрая тряпка. Я чувствовал, что он не выживет. Моего соседа справа, Дмитрия Родионова, тоже больше нет в живых.
-- Террористы свирепствовали, зверствовали?
-- Не могу сказать, что они нарочито издевались над нами. Во всяком случае, в нашем «секторе» такого не наблюдалось. А в партере «отличались» женщины -- носительницы взрывчатки. Вдова Арби Бараева била женщин по головам рукояткой пистолета. Ее соратницы свирепствовали меньше, но все равно были гораздо агрессивнее мужчин. Правда, на вторые сутки они угомонились. А еще какое-то время спустя разрешили воссоединиться мужьям с женами, парням с девушками. А маленьких детей с матерями изначально не разлучали.
Кстати, в российских новостийных программах телевидения заявляли, что террористы издеваются над заложниками, избивают их. Услышав это, террористы возмущались, особенно, когда их назвали бандитами. Бараев кричал: «Мы -- бандиты, мы вас бьем. Теперь у нас руки развязаны… »
-- Руки действительно «развязались»?
-- Били, если пересаживались без разрешения, шли без очереди в туалет… Но не сразу -- сначала кричали, наставляли автомат.
Мне удалось поговорить с одним из помощников Бараева, с тем самым Асланом, о котором я уже говорил. Он сам пошел на контакт: подозвал меня, поинтересовался, кто я, откуда. Когда узнал, что из Одессы, даже обрадовался. Сказал, что я держусь, как настоящий мужчина, и вспомнил, что он когда-то бывал в Одессе. Аслан, между прочим, сказал мне, что они собирались захватить Большой театр! Насколько я понял, остановило террористов лишь то, что здание театра довольно большое и там много всяких ответвлений…
С Асланом я столкнулся еще раз, но уже в «официальной обстановке». Ночью меня разбудили -- иностранцев собирали в нижних рядах. Нужно было предъявить документы. Мой паспорт находился на регистрации в московской милиции, а удостоверение -- в куртке, висевшей в театральной раздевалке. Я спустился вниз, взял в куртке документ и протянул его Аслану. После этого меня почему-то поместили в сектор, где сидели дети, в основном юные актеры «Норд-Оста» -- Маша Розовская (дочка известного режиссера Марка Розовского), ее подруга Кристина Курбатова. У четырнадцатилетней Кристины началась пневмония, но детей старше тринадцати не отпускали даже к медикам. Кристина скончалась… Позже, находясь уже в больнице, я подсчитал, что из десяти моих ближайших соседей из зала на Дубровке шестеро умерли…
-- Павел, вы сказали, что вас разбудили. Вам удавалось спать?
-- Спал я сидя. Ноги протягивал под кресла нижнего ряда -- рост у меня метр девяносто. Ночью сиденье подо мной провалилось, и дальше я дремал уже на полу. В шесть утра мы просыпались от того, что террористы молились на сцене -- в камуфляже и масках. Автоматы сложили рядом, а пистолеты оставили при себе.
Ночь с 25 на 26 октября была самой страшной: нервы у всех были на пределе. Когда начался штурм, я спал.
-- Заснули в нужный момент?
-- Скорее, в нужном месте. Я сидел неподалеку от дверей, и это спасло мне жизнь, на улице я оказался в числе первых.
Очнулся уже по дороге в больницу. В больнице N 7 я себя назвал четко и попросил связаться с Одессой. Больше сознания не терял. Как мне потом рассказали, в бессознательном состоянии я находился около четырех часов. Я просто родился в рубашке, ведь многие заложники, страдавшие заболеваниями дыхательных путей, погибли. А у меня бронхи шалят каждую зиму, да к тому же, за две недели перед поездкой в Москву я перенес тяжелую ангину.
Поместили меня в палату N 13. В соседней лежала одесситка Елена Бурбан, у которой во время штурма погиб муж. Именно она попросила своих московских знакомых позвонить моим родителям. До 26 октября никто из моих родных, друзей, знакомых даже не догадывался о том, что я был в числе заложников. Тогда же я перестал быть «неучтенным одесситом», о чем сообщили навестившие меня представители Посольства Украины в Российской Федерации. Потом приехал из Одессы отец, стало веселее. Отдельное спасибо хочется сказать медикам именно этой больницы. В отличие от других медучреждений, куда определили узников «Норд-Оста», здесь не торопились побыстрее расстаться с нами. А ведь из военного госпиталя, расположенного напротив Театрального центра, пострадавших выписывали на вторые-третьи сутки. В московской больнице N 7 сделали все, чтобы поставить нас на ноги. Некоторых пациентов не раз выводили из состояния клинической смерти… Эти врачи в свое время спасали людей, пострадавших от взрывов на Каширском шоссе…
-- Как вы себя чувствуете?
-- До конца я еще в себя не пришел, только недавно приехал домой. Продолжаю проходить обследование, долго разговаривать тяжело, кашель донимает. И все же надеюсь, что Новый год отпраздную по-настоящему.