Известный российский педиатр Леонид Рошаль, которого журналисты называют врачом мира, единственный имел право свободно входить и выходить из захваченного здания. О том, что происходило внутри, он по телефону рассказал в эксклюзивном интервью «ФАКТАМ»
-- Меня никто не просил идти в захваченное здание: когда я узнал о случившемся, то понял, что мое место там, рядом с заложниками, -- говорит Леонид Рошаль. -- Ведь между террористами и официальными лицами должно быть связующее звено. И это должен быть человек, не имеющий никакого отношения к политике. Кроме того, наверняка в зале находились люди, которым требовалась помощь врача… Через несколько часов после захвата дома культуры я позвонил мэру Москвы Юрию Лужкову и заявил о своем желании идти туда. Затем связался с Иосифом Кобзоном, который участвовал в переговорах с террористами. Он сказал: «Захватчики требуют врача, причем иностранца, лучше из Иордании, а я предложил им впустить тебя». И мне позволили войти.
-- Что вас больше всего поразило в захваченном зале?
-- Там горел свет, в партере находилось около шестисот человек, на балконе примерно восемьдесят. Паники не было, в состоянии, близком к истеричному, лишь двое человек. Люди тихо переговаривались, кто-то дремал в кресле, кто-то лежал между рядами, некоторые читали невесть откуда взятые книги. Это правильное поведение в такой ситуации: заложники не должны привлекать к себе внимание. Ведь как только кто-то из них начинал ходить по залу, террористы жестко наводили порядок. Меня поразило, что в зале оставалось около тридцати детей в возрасте от семи до пятнадцати лет. Кобзону террористы сказали, что они всех выпустили! И я понял: может быть большая беда.
-- Вы оказывали медицинскую помощь террористам?
-- Именно для этого они требовали врача. Мне пришлось делать операцию и перевязки двум захватчикам. Один был ранен в руку, второй в бедро. Свою работу я выполнял беспристрастно, не думая, что помогаю врагу. Может быть, именно поэтому они позволили мне принести медикаменты, тонометр, фонендоскоп. Ведь у многих заложников обострились хронические недуги: астма, гипертония, язвенная болезнь… В зале оказались двое моих коллег, они раздавали принесенные мною лекарства, измеряли давление. Думаю, пока я первый раз находился в зале (это длилось около шести часов), террористы навели обо мне справки. А я ведь в первую чеченскую войну лечил тамошних детей. Это тоже могло повлиять на то, что чеченцы отнеслись ко мне с доверием, разрешили входить и выходить из здания.
-- Вам самому было страшно находиться среди заложников? Террористы же могли и не выпустить…
-- Это была не первая экстремальная ситуация в моей жизни. Журналисты давно прозвали меня доктором мира. Где бы ни происходила чрезвычайная ситуация, я чувствовал, что должен быть там. Землетрясения, теракты, войны, -- везде нужна помощь врачей. И я не мог оставаться в стороне. Был в Спитаке после страшного землетрясения, помогал пострадавшим в Грузии, Турции, Египте, Японии, Индии. Сразу же выехал в Каспийск, когда в нынешнем году там произошел ужасный теракт. Не раз вокруг меня рвались бомбы, над головой свистели пули. Но рядом находились люди, дети, которым нужно было помочь. В таких ситуациях о страхе забываешь.
-- Насколько я знаю, вы разговаривали с предводителем террористов Бараевым о том, что детей нужно кормить и поить, настаивали на том, что их нужно вывести из здания…
-- На мои просьбы накормить детей, принести воду он ответил категорическим отказом. Я его спросил: «У тебя есть дети?» -- «Да». -- «Сколько им лет?» -- «Два года и год». -- «Если бы они оказались в такой ситуации, ты бы их кормил?» На этот вопрос он ответил так: «Я отдам тебе детей (Бараев обращался ко мне на ты, хотя моложе моего сына), но выведут их представители Красного Креста». Правда, отдал он всего восьмерых, а двадцать остались в зале.
-- Сейчас активно обсуждается вопрос, нужен ли был штурм. Как вы считаете?
-- Все было сделано правильно и вовремя. Последний раз я вошел в захваченный зал в десять часов вечера, за несколько часов до начала спецоперации. Террористы были очень нервозны, они начали психовать. Убили одного и ранили двоих заложников. Кстати, женщина, которую ранили в живот, моя коллега, детский врач. Террористы уже были готовы взорвать театральный комплекс.
-- На следующий день после штурма вы начали искать врачей, с которыми оказывали помощь заложникам. Вы их нашли?
-- Я очень рад, что оба доктора живы и откликнулись. Ведь они стали для меня родными людьми. Настоящие герои: под дулами автоматов выполняли свой профессиональный долг.
-- Что вы как врач можете сказать о детях, переживших этот ужас?
-- Они должны находиться под наблюдением психологов долгое время. Это огромная травма для детской психики. Им нужна спокойная обстановка, лица любящих людей. Со временем все забудется. Главное, что большинство заложников остались живы.