Просидев восемь лет «на игле», Виктор Андрон, который уже пять лет как избавился от наркозависимости, уверен: наркоманию называют болезнью лишь те, кто… не хочет с ней расставаться
Начмед областного наркодиспансера Александр Ларченко считает, что слово «выздоровление» неприменимо к наркозависимым людям. Можно говорить лишь о длительной ремиссии. Если пациент не колется год, его причисляют к категории тех, кто серьезно настроен начать новую жизнь. Из полутора тысяч человек, пребывающих на учете в диспансере, таких всего процентов 12-14, да и многие из них срываются.
А таких, как Виктор Андрон, и вовсе единицы. Но его опыт свидетельствует о том, что наркоманию победить можно!
Виктор много лет проработал на пассажирских пароходах: сначала был матросом, затем официантом, барменом и поваром.
-- В середине 80-х годов, когда мне было 28 лет, -- вспоминает Виктор Андрон, -- наше судно «Максим Горький» начали фрахтовать иностранные фирмы. Экипаж ходил в круизы, которые кружили голову. Я не только увидел мир, но и понял, что такое деньги. Зарабатывал по полторы тысячи долларов в месяц, что рядовому гражданину Союза не могло и во сне присниться. Да и на чаевые иностранцы не скупились. Где деньги, там соблазны. Мощные пароходные тросы, как известно, изготавливают из конопли. Так мы исхитрялись набирать пыльцу конопли и готовили начинку для сигарет. Какое-то время курил «план», но со временем этого стало недостаточно. Когда у меня родилась дочь, я сделал первую инъекцию. Вспотел, подкатила тошнота, но спустя время решил повторить и… прибалдел.
Сначала я ощущал себя приобщенным к элитарным утехам, но очень скоро это чувство сменилось другим: я понимал, что превратился в жалкую скотину, которая может нормально прожить 25 минут, если только вколет себе очередную порцию наркотика. В плавания ходить перестал, поскольку мысли о наркотиках заслонили все остальное. Когда жена выгнала из дому, стал одалживать деньги у друзей. Но очень скоро все от меня отвернулись.
Я забывал, как меня зовут, зато отлично помнил, что мне нужны деньги. Стал воровать: мог, к примеру, вырвать сумочку у встречной девушки. Или присваивал наркотик, когда варил первентин. Тот, кто в деньгах не нуждается, обычно варить не умеет. Я же подряжался готовить на двоих и, конечно же, забирал себе гораздо больше половины. Одумался я, лишь когда в одну прекрасную новогоднюю ночь очнулся, лежа на снегу в футболке, драных спортивных штанах и вьетнамках. Это было уже в Житомире, куда я приехал к матери.
Посмотрел на себя со стороны и увидел слабое, никчемное одноклеточное. Стало больно и противно. До меня дошло, что все мои беды из-за чрезмерной гордыни. Слишком вознесся, вот и получил по заслугам. (Кстати, большинство людей с этого начинают свой путь к наркозависимости). После этого много раз пытался лечиться в наркодиспансере, но… напрасно.
Однажды, стуча от озноба четырьмя последними зубами, Виктор приполз в Преображенский собор. Невидящим взглядом уперся в пламя свечей. «Парень, тебе плохо?» -- испугалась прихожанка. «Ничего, я посижу немного», -- пробурчал Виктор. Затем медленно вышел и побрел по улице. Вновь начало знобить, каждая косточка давала о себе знать. Силы уходили, и он вернулся под церковные своды. Там почему-то стало легче, откуда-то брались силы терпеть боль. Или кто-то их посылал?
-- С тех пор я стал бывать в церквях разных конфессий, хотя до этого был страшно далек от религии, -- продолжает Виктор. -- В конце концов остановился на католической вере. Может быть, потому, что именно в католическом соборе мне стало легче. Убежден, что сила воли, которая у меня появилась, была послана свыше. Бог меня спас, и я ему доверился.
Почувствовав, что справился со своим пристрастием, Виктор пошел работать… в наркодиспансер -- захотелось помогать другим. И который год наблюдает, как пациенты играют в прятки и с медперсоналом, и сами с собой. Стоит за окном раздаться свисту, палаты вмиг пустеют. Дружки умудряются пронести наркотики и в помещение диспансера -- для изголодавшихся приятелей.
-- Говорят, наркомания -- это болезнь. Я считаю, так называют ее те, кто не хочет с ней расставаться, -- говорит Виктор. -- В 95 процентах случаев виновна семья наркомана. Родители или один из супругов начинают суетиться, покупают дорогие лекарства, разовые шприцы, тратятся на специалистов. А начинающему наркоману требуется совсем другое: надо вышвырнуть его на улицу, как бы ни страдало родительское сердце. Когда наркоман поймет, что должен сам заработать на питание и наркотик, он посмотрит на жизнь по-иному. Как только от голода сведет желудок, главной мыслью будет желание поесть, а не уколоться. Перебиваться можно будет полгода, и если дорога в дом будет закрыта, единственным спасением станет специальная коммуна.
Одна из самых действенных находится в Хорватии, где я недавно побывал. Там живет около 700 человек. К новичку сразу же приставляют человека, поборовшего наркозависимость, для круглосуточного присмотра. Без наставника новенький даже в туалет не может отлучиться. Режим коммуны жесткий: молитвы и тяжелый физический труд в каменоломне. Здесь четко следуют принципу: кто не работает, тот не ест! Если наркоман не выдерживает, он имеет право покинуть коммуну один раз. Но вернуться сможет не раньше, чем через год. Таковы правила.
Если родные и друзья займут принципиальную позицию, наркоману придется выбирать: либо самоубийство, либо серьезное лечение, и лучше всего в коммуне. Выбирают обычно второе. Наркоманы часто пугают родных тем, что наложат на себя руки, и этим вызывают сочувствие и… деньги на дозу. Если наркоман знает, что ни одна душа не помешает ему уйти на тот свет, он на это никогда не решится. Слишком уж хочется жить…
Не буду лукавить, раз в две-три недели мне снится, что я колюсь -- таю от кайфа и корчусь от ломки. Эти сны не дают мне забыть о том, от чего я избавился и что меня ждет, если вновь оступлюсь…