О знаменитом украинском скульпторе и кинорежиссере рассказывает его зять и создатель музея Кавалеридзе, 115 лет со дня рождения которого недавно исполнилось
На днях у Дома-музея Ивана Кавалеридзе на Андреевском спуске появилась таинственная скульптура. Монумент пока не демонстрируется. Как стало известно «ФАКТАМ», это модель первого в Украине памятника Т. Г. Шевченко, установленного в 1918 году по проекту Кавалеридзе в городе Ромны. В Киев модель перевезена по инициативе Сумского землячества в Киеве и создателя музея, ученика и зятя Кавалеридзе Ростислава Синько.
-- Вы добились открытия музея в доме, где Кавалеридзе в 1911 году работал над памятником княгине Ольге, сняли о нем фильм, написали книгу. Поговаривают, при жизни тесть вас недолюбливал…
-- А я при первой же встрече его просто возненавидел!
-- ???
-- В 1959 году Кавалеридзе снимал фильм «Повiя» по Панасу Мирному. Меня, молодого артиста ТЮЗа, привели на пробу на роль соблазнителя героини. «Соблазнять» предстояло Людмилу Гурченко, ее уже утвердили на роль. Дважды прочитав роман, я бредил этой ролью. Кавалеридзе глянул в мою сторону и бросил: «Какой вы современный!» Я пытался спорить, что для этого есть грим и костюм, но он повторил эту фразу, отвернулся, и проба не состоялась.
Позже, сам став режиссером, я понял, что имел в виду Кавалеридзе, когда мне на пробу для детектива «Страх» привели хорошего артиста Борю Романова. Отказав ему (не подходил он для той роли!), я понял, что меня могут за это возненавидеть. И только тогда обида, сидевшая во мне, испарилась.
-- Так долго в вас жила обида?
-- В 1963 году, в период «оттепели», в Черновцах проходил первый смотр творческих коллективов. Кавалеридзе был членом комиссии, я снимал для телевидения. Все старались попасться ему на глаза, я подчеркнуто его игнорировал. Из ресторана, где участники смотра пытались сесть поближе к членам комиссии, я демонстративно ушел. И у него сложилось представление, что я -- самоуверенный, самовлюбленный нарцисс.
-- Он не препятствовал вашему браку с Нонной?
-- Я познакомился с Нонной в Доме кино. Мой отец, глядя на нас, сказал, что у нас сходный генотип. Отец Нонны погиб в концлагере, из которого чудом вырвался мой отец. Но об этом и о том, что отца ей заменил дядя, я узнал только после женитьбы. «Пойдем пообедаем к Ваньке», -- сказала Нонна, и по дороге я узнал, кто такой Ванька.
-- Как вас приняли?
-- Кавалеридзе и виду не подал, что мы знакомы. Мы стали встречаться почти ежедневно, вместе обедали и ужинали, он давал мне поручения, но душевной теплоты между нами не было. Вдруг узнаю, что за глаза он называет меня бабником и развратником. Решил выдержать паузу: не прихожу день, второй, неделю, звонит Кавалеридзе, а я ему: «Тут у меня девочки интересные… » Он, человек умный, почувствовал неладное: «Ладно, тут вещи посерьезнее, приходи, тетка борщ фирменный сварила». Мы объяснились. Впервые он уважительно сказал: «Я считал, что ты при Нонне, в действительности -- она при тебе». Но только с годами я осознал, зачем он девушкам-художницам, частенько заходившим в его дом, на меня напраслину возводил. Кавалеридзе был известным женолюбом. Только официально женат был четыре раза. Оставил троих детей, но когда приходили их матери, в помощи не отказывал.
Наша с Нонной дочь стала последней любовью деда. Меня представляли в доме не по имени, а как производителя внучки: «Это Сашин папа», до того был силен культ моей дочери. Дед, подсознательно боясь, что я брошу свою малышку, старался оградить меня от женщин, сохранить Саше отца. Как-то я задержался, пришел не в семь, как обещал. Забегаю, взмыленный, слышу хохот. Оказывается, дед в присутствии гостя сказал, что у меня в голове только женщины и водка. В мою защиту выступила пятилетняя дочь. С порога мне передали в лицах разговор, упрекая, что я хотел сына. Мне порядком надоели поддевки, и я предложил подсчитать, у кого сколько на самом деле женщин было. «Так ты еще подсчитать можешь! А я вот давеча умирал в больнице и решил вспомнить женщин, которые меня на этом свете держали. Взял листок бумаги: с одной стороны написал два столбика, перевернул, со второй написал еще два столбика и понял, что всех не вспомню, порвал и решил больше этим никогда не заниматься».
О посетительницах больного Кавалеридзе персонал и больные судачили: «I чого це до дiда молодi дiвчата у чергу стоять»? или «Чего це старуха стоїть в черзi з молодими?» -- это про жену Кавалеридзе. Тетка была умнейшая женщина, дорожила им, понимала, что художнику нужна эмоциональная подпитка. Любовь возбуждает амбиции, творческий подъем. На вечере, посвященном восьмидесятилетию со дня рождения Кавалеридзе, после официальных поздравлений Наталья Ужвий с трибуны назвала Кавалеридзе необыкновенным мужчиной и джентльменом, вызвав шум и вздохи в зале. А на вечере памяти в связи со столетием выдающегося художника и режиссера безутешно плакала немолодая уже женщина, режиссер Суламифь Цыбульник. Кавалеридзе прожил девяносто один год, как и его отец и дед. Известно, что на свете его держали сильные женщины. В последние годы жизни его опекала заместитель министра культуры Ольга Чорнобрывцева. Грузинская кровь не давала ему покоя до конца жизни.
-- Вы называете Кавалеридзе непризнанным гением, хотя он реализовал себя и как драматург, и режиссер, и скульптор. При том, что постоянно был не в ладах с властью.
-- Если бы ему не связывали руки, он бы добился большего. Кавалеридзе считался неблагонадежным. Ведь он принял присягу еще при царе. Был свидетелем убийства Столыпина. Правда, рассказывая об этом, допускал неточность: он слышал семь выстрелов, хотя на самом деле их было два. Наверное, из-за страха, который он испытал, увидя, что над министром склонился царь, и боясь, что хлынувшая толпа может раздавить царя. Позже к его белогвардейскому прошлому добавился еще один факт. 30 мая 1941 года Кавалеридзе был командирован в Ивано-Франковскую область на съемки фильма «Песня об Олексе Довбуше». О начале войны он и его съемочная группа не знали, вышли из лесу и оказались на оккупированной территории. К нему пришел немецкий офицер и заказал бюст Гитлера. «Без натуры не леплю», -- схитрил Кавалеридзе. Ленина и Сталина лепил, хотя обоих видел издали выступающими с балкона и трибуны. После войны выяснилось, что заказчик был вовсе не немец, а наш разведчик.
-- Неужели фамилия не спасла Кавалеридзе от гнева Сталина?
-- До войны он успел снять «Ливень», «Колiївщину», «Прометея». По указанию Сталина в газете «Правда» появилась статья, что «Прометей» -- непонятный народу, идеологически слабый фильм, искажающий исторические события. И ему «порекомендовали» сделать приятное товарищу Сталину, который считался ценителем украинской песни. Так появились шедевры украинской классики -- «Наталка-Полтавка», где исполнительница главной роли Катерина Смеловская поет голосом Литвиненко-Вольгемут, «Запорожец за Дунаем» с Лесем Сердюком (за кадром -- голос Козловского). Это была творческая находка режиссера, новое слово в кинематографе.
Хрущев, увидев памятник Артему в Бахмаче, буквально «похоронил» Кавалеридзе, обвинив его в авангардизме. «Был такой скульптор», -- прозвучало как «фас» из уст Никиты Хрущева. Кавалеридзе послал телеграмму: «Я живой». И когда на конкурсе памятника Шевченко для Москвы победили молодые скульпторы (их проект был похож на известный проект памятника Кавалеридзе для Ленинграда), в мастерскую мастера пришел Касьян с просьбой еще раз взглянуть на макет. И Иван Петрович без всяких амбиций согласился помочь молодым скульпторам.
А ровно через 30 лет в Санкт-Петербурге решили поставить памятник Шевченко. Всплыл макет Кавалеридзе, которым уже воспользовались в свое время в Москве. Не разобравшись, назвали его плагиатом московского памятника. Однако когда гипсовую скульптуру привезли в литейный цех Политехнического института и уже собрались отливать, мэру города Собчаку предложили бесплатную помощь скульптора Лео из Канады, модель Кавалеридзе уничтожили. Обидно. Поэтому я и называю его непризнанным гением.
-- До сих пор вспоминают о его грузинском гостеприимстве, хотя заказов у него практически не было.
-- У него никогда не было своей машины, дачи. А когда я перевозил его рабочий стол, грузчики смотрели на меня с недоумением -- кому нужна такая рухлядь? Жена его постоянно латала одежду, сам он носил старые башмаки. Как-то водитель подвозил Кавалеридзе от комбината, где отливали памятник Сковороде, к дому. Иван Петрович достал кошелек и хотел отблагодарить водителя, но тот денег не взял. Посмотрел выразительно на развалины-туфли так, что обоим неудобно стало.
Двери их дома всегда были открыты для всех -- от подающих надежды молодых до министров и известных деятелей искусств. Единственное, чего не выносил хозяин, так это разговоров на бытовые темы. Закрывал глаза и делал вид, что засыпает… Никогда не жаловался на безденежье, хотя часто нуждался. В последние годы приходилось продавать редчайшие книги. Расставаясь с ними, говорил: «Меньше пыли, больше денег». Жена была ему под стать: из ничего приготовит обед, никогда не попрекнет, что продукты купила на неделю, а теперь самим есть нечего… Четвертая жена, Надюша, была и хозяйкой, и секретаршей, и другом. Жаль, что она не мешала мужу раздаривать свои работы. По сегодняшний день не могу собрать его произведения -- многие из них попали в частные коллекции. Правда, когда я после его смерти просил работы из гипса отлить в оргстекло, мне ответили: «Для Ивана Петровича только в бронзу». С подрядчиками он никогда не торговался…