О своих встречах с будущим президентом Российской Федерации, ровно 11 лет назад, 22 августа 1991 года запретившим деятельность КПСС, рассказывает бывший секретарь ЦК Компартии Украины Яков Погребняк
Московский период деятельности Бориса Ельцина можно условно разделить на две части -- до и после ГКЧП. До путча политик Ельцин неоднократно терпел фиаско, а после защиты стен Белого дома он, как говорится, поймал волну. Указами президента РСФСР Ельцина были расширены его полномочия по управлению Вооруженными Силами, органами внутренних дел Российской Федерации, а также некоторыми союзными министерствами. 22 августа он же запретил деятельность КПСС, ряды которой пополнил в 1961 году. Вскоре Борис Николаевич и вовсе перебрался в Кремль -- президент СССР Горбачев и президент РСФСР Ельцин сидели на одном этаже правительственного здания, на куполе которого реяли два государственных стяга -- союзный и российский. С этого момента власть Горбачева стала ослабевать.
-- Одна из наших встреч с Ельциным произошла в приемной секретаря ЦК КПСС Лигачева, -- рассказывает Яков Погребняк. -- В конце 1985 года меня пригласили на собеседование в Москву по поводу назначения послом на Кубу.
… В беседе со мной Егор Лигачев стелил очень мягко. Мол, Фидель Кастро -- сложный человек, и в ЦК КПСС долго перебирали кандидатуры, подходящие для работы на Кубе. Послом должен быть выдержанный коммунист, прошедший хорошую партийную и хозяйственную школу… Мне удалось убедительно аргументировать свой отказ (жаркий тропический климат, неидеальное здоровье). Когда Лигачев доложил результаты нашего разговора Горбачеву, Михаил Сергеевич сказал: «Ну и пусть дальше работает в Украине».
Встретившийся мне секретарь ЦК по строительным вопросам Ельцин поинтересовался, что я тут делаю. «Да вот хожу, отказываюсь от посла на Кубе… » -- «И правильно делаешь. Я тоже в свое время отказался от посла, а сейчас меня сватают первым секретарем Московского горкома партии».
До этого на протяжении почти 20 лет Московский горком партии возглавлял Гришин. Это был руководитель бюрократического плана, а в Москве требовалось оздоровить обстановку. Выбор пал на Ельцина, который на первых порах импонировал генсеку Горбачеву.
Еще будучи первым секретарем Свердловского обкома партии, Борис Ельцин на XXYII съезде КПСС критиковал стиль работы Брежнева (справедливости ради отмечу, что Леонида Ильича уже не было на свете), назвав последние годы его руководства периодом застоя. Тогда еще свердловчанин очень волновался во время чтения своего текста, часто пил воду, и не блистал красноречием. Но своей смелостью он привлек внимание главного претендента на роль генсека Горбачева. И буквально через месяц после прихода Михаила Сергеевича к власти его команда пополнилась секретарем с Урала: в апреле 1985-го Ельцин возглавил отдел строительства ЦК КПСС, в июне его избрали секретарем ЦК, а в декабре пленум Московского горкома партии утвердил его кандидатуру на должность первого секретаря горкома.
Спускаясь по лестнице с пятого этажа, где находились кабинеты высшего руководства ЦК КПСС, на третьем я опять встретил Ельцина. На ходу бросив мне: «Спешу на последнее собеседование!», он быстро побежал, не дожидаясь лифта, наверх. На Борисе Николаевиче был темный костюм свободного покроя, который не стеснял активных движений. Я даже не успел глянуть, как он взлетел туда, где работали аппаратчики высшего ранга.
Надо прямо сказать, что после утверждения Ельцина первым секретарем МГК столичная жизнь действительно оживилась. Активизации торговли способствовали увеличенные под нажимом ЦК КПСС продуктовые поставки от республик и областей. С Украины в 1987 году требовали чуть ли не миллион молочных поросят к ноябрьскому столу москвичей. Кроме этого Ельцин показал пример прикрепления к районной поликлинике, в которой дважды побывал на приеме у терапевта, и езды на работу общественным транспортом. Правда, в него он пересаживался со своего личного автомобиля за одну-две остановки до выхода. Еще упорнее поползли слухи о дружбе Ельцина с «зеленым змием».
-- Впервые «вживую» я увидел Бориса Николаевича, тогда первого секретаря Свердловского обкома партии, в 1975 году на Всесоюзном семинаре по производству товаров народного потребления, -- продолжает Яков Погребняк. -- Свердловская область в этом плане занимала ведущие позиции в СССР, поэтому приехавшим делегациям было что показать. Так вот, когда мы пили за русско-украинскую дружбу, доза менее пол-литра считалась несерьезной. Но тогда по Ельцину перебора видно не было.
Однажды я был на приеме у Ельцина, тогда заведующего стройотделом ЦК КПСС, и просил его о содействии в комплектации оборудования крупного сахарного завода в Тернопольской области. Хотя было уже 9 часов вечера, Борис Николаевич собирался работать еще часа два. В тот период в стране развивались металлургия, оборонка, машиностроение, а стройотдел все контролировал, проверял и помогал. Так что работоспособность Ельцина была действительно высокой. Но в ЦК так работали все…
Прямолинейность, простоту, иногда агрессивность Бориса Ельцина, допускавшиеся при руководстве областью, московская и партийная элита совершенно не воспринимала. Во все времена, начиная от Сталина и заканчивая Брежневым, первые секретари Московского горкома партии были членами Политбюро, а Бориса Николаевича два года держали в кандидатах. Из-за массовых жалоб граждан и столичного актива на недостойное поведение своего партийного лидера избрание его членом Политбюро откладывали. Это Ельцина заело, и его прорвало на октябрьском пленуме ЦК КПСС в 1987 году.
Тогда генсек Горбачев «обкатывал» доклад, посвященный 70-летию Великого Октября. Кандидат в члены Политбюро Ельцин сидел в первом ряду. Со своего места мне было хорошо видно, как он нервно теребил в руках какую-то бумажку. Когда на вопрос председательствующего Лигачева, будем ли обсуждать доклад, послышались реплики: «Нет! Не будем!», Борис Ельцин поднял руку и попросил слова. Зная о трениях между ним и Политбюро, все в зале притихли. И Ельцин с напряженным выражением лица начал читать заготовленный текст.
Несколько положений его выступления -- о медленных темпах перестройки и решения экономических вопросов, недовольстве людей -- действительно заслуживали внимания. А затем выступающий перешел к заключительной части, из-за которой он, собственно, и вышел на трибуну: «В последнее время у меня не ладятся отношения с Лигачевым -- Егор Кузьмич разбирал жалобы, поступающие на Ельцина. -- Ко мне придираются и необъективно оценивают мою работу. Я отправил вам, Михаил Сергеевич, письмо-заявление о своем уходе с поста первого секретаря МГК, а вы не отреагировали, -- уходя в отпуск, Горбачев оставил письмо в своем столе. -- Ходит много разговоров о вмешательстве Раисы Максимовны в ваши дела… Исходя из сложившейся обстановки, прошу освободить меня от кандидата в члены Политбюро и с поста первого секретаря МГК». (Последний вопрос был предрешен накануне -- все члены Московского горкома партии высказались за освобождение Ельцина).
После Бориса Ельцина выступили 12 человек: москвичи критиковали его за показушный стиль работы, рабочие -- за невозможность попасть на прием, трое представителей Украины -- за требование увеличить поставки мясопродуктов из республики в Москву. Ельцин сидел, опустив голову.
Печать не опубликовала выступления участников пленума, и Борис Николаевич через сподвижников распространил копии своего выступления. Благодаря этому о нем стали говорить в народе.
-- По мнению Ельцина, его освободили незаконно, -- говорит Яков Петрович. -- Ибо пригласили на пленум МГК, несмотря на то, что он был на приеме в больнице по поводу раны живота. Как стало известно позже, он сам себя повредил ножницами. Может, в расчете на сочувствие или перенос пленума… После этого первый заместитель председателя Госстроя СССР Ельцин, появлявшийся на пленумах ЦК КПСС, в перерывах одиноко стоял где-то в углу. Никто к опальному министру не подходил, понимая, что он сошел с политической арены.
Хотя рано еще было списывать Ельцина со счетов. Благодаря хорошо спланированной предвыборной кампании в 1989 году Борис Николаевич стал народным депутатом СССР. В разработке его программы приняли участие директор Института мировой экономики Афанасьев, мэр Москвы Попов, академик Сахаров. Баллотировавшийся в Верховный Совет СССР кандидат критиковал партию, порядки в стране и даже революцию 1917-го… Радикалы увидели в нем защитника своих интересов в Москве. Посему проукраински настроенная интеллигенция Западной Украины не советовала мне выступать с критикой Ельцина на XIX партконференции, мол, он говорит много правды. Да и очередь до меня, как выступающего на конференции, не дошла.
Не получив мандат делегата от Москвы или Свердловска на XIX партконференции в 1989 году, Ельцин буквально накануне начала ее работы был избран от Карелии. Вместе с карельской делегацией он находился на втором балконе Кремлевского Дворца съездов. Потом Борис Николаевич беспрепятственно, так как его знала вся охрана, зашел в зал и сел в заднем ряду. На посылаемые им записки с просьбой дать ему слово президиум не реагировал. Когда голосовался вопрос об окончании прений, Ельцин с поднятым в руке красным мандатом решительно пошел к трибуне. Треть зала поддержала его аплодисментами -- представители прибалтийских и кавказских республик, часть делегатов от западных областей Украины уже почувствовали дух свободы.
В своей речи Ельцин повторил уже звучавшие ранее тезисы о том, что перестройка буксует на месте, вяло решаются экономические вопросы, партийные органы слабо поворачиваются. Заявление о грубом вмешательстве Лигачева в вопросы, решаемые на местах, было похоже на месть второму секретарю ЦК КПСС за его многократную критику действий Бориса Николаевича. Но эффект разорвавшейся бомбы произвела огульная критика Ельциным льгот (между прочим, не чета нынешним) высоких руководителей государства -- такого советские граждане еще не слышали.
После хлесткого изобличения слуг народа выступающий почему-то заговорил о незаконности освобождения его с должности первого секретаря МГК и политических кознях. Демонстрируя непоследовательность своих планов, Ельцин просил о реабилитации, открывающей ему возврат на партийный олимп. Вот тогда-то в выступлении Лигачева и прозвучала фраза, которая до сих пор гуляет в народе: «Борис, ты не прав!»