В этом году программу «Честь имею пригласить» мэтр украинской эстрады будет записывать в Москве
В Советском Союзе не было двух вещей -- секса и национального вопроса. Хотя на самом деле процветало как первое, так и второе. Просто мало кто об этом говорил. Вернее, не говорили вовсе. Только увеличивалось количество девушек под «интуристовскими» гостиницами, да очереди в посольства на ПМЖ. Не уезжали лишь самые стойкие. Правда, среди людей искусства таковых было не так уж много. По пальцам пересчитать: Майя Плисецкая, Юрий Башмет, Владимир Спиваков, Иосиф Кобзон. Не уехал с Украины и Ян Табачник. Впрочем, никогда об этом не жалел…
-- Могу с уверенностью сказать, что евреям в Украине никогда не жилось так спокойно, как сейчас. Мы равноправные члены общества, в котором нет государственного антисемитизма. Это вам не как во времена Советского Союза.
-- А тогда?
-- Да что вы! Тогда я ни в одном интервью не позволил бы себе даже осуждать подобную тему. Просто не дали бы! Слава Богу, что я дожил до этого времени, что живу в демократическом государстве. А раньше? Да всякое бывало… Меня вычеркивали из списков участников концертов, на звание.
-- И все же первое свое звание вы получили еще во времена Союза.
-- Это было в восьмидесятые годы. В Киеве проходил смотр коллективов Запорожья. Я со своими музыкантами закрывал концерт. Выступление прошло «на ура». После концерта меня стали поздравлять со званием. Приезжаю домой и через какое-то время узнаю, что звание дали всем, кроме… меня. И так было много раз. Пока однажды первый секретарь Запорожского обкома Сазонов поехал в Киев, пошел в ЦК партии Украины и сказал там: «Имейте совесть! Он нормальный парень. Дайте ему звание». Дали… Несколько лет назад в аэропорту в Симферополе я встретился с Валентиной Шевченко, бывшим председателем Президиума Верховного Совета Украины. Говорю ей: «Валентина Семеновна, ведь мое-то звание подписано вами». А она в ответ: «Наверное, ты гордишься им больше, чем всеми остальными»… Все знали, что звание в то время ни выпросить, ни вымолить невозможно. Его нужно было только заслужить… Хотя самым высоким своим званием я считаю репутацию порядочного человека.
-- Это правда, что в молодые годы у вас был псевдоним?
-- Псевдоним, Ян Чабор, у меня был в юности, когда я работал с… цыганами. Но по паспорту я так и остался Яковом. И все свои звания получал, как Табачник Яков Пиневич. Я достаточно уважаю украинцев и евреев, чтобы приспосабливаться к кому-то из них…
В этот момент зазвонил мобильный телефон Яна Петровича. «Не выключай диктофон», -- сказал мне мэтр. «Алло! Здравствуй, Эдуард! Ты как раз вовремя мне позвонил. Скажи, пожалуйста, как вице-президент Евроазиатского Еврейского конгресса и лауреат госпремии Украины в области науки и техники, у нас есть антисемитизм на государственном уровне?» -- «Да что ты говоришь? Конечно, нет! Благодаря Президенту Украины у нас в стране идет реставрация еврейских центров. Отстраиваются синагоги на Подоле в Киеве, в Днепропетровске… Действует синагога Бродского. О каком государственном антисемитизме может идти речь… »
-- Помню, когда я работал в Батумской филармонии, ее директор Михаил Накашидзе, с которым я был в прекрасных отношениях, часто мне говорил: «По-моему, ты не еврей, а грузин. Давай, я тебе сделаю грузинский паспорт. Останешься здесь». Я всегда отвечал: «Нет. Не могу». Хотя мог сотни раз поменять паспорт, фамилию, национальность. Но такие вещи делать нельзя. При любых обстоятельствах. Человек, уважающий свой народ, уважает и другие народы.
-- Наверное, тогда бы вас никто не осудил…
-- Кроме меня самого! Было время, когда в моем коллективе работало восемь ребят. С еврейской шоу-программой мы объездили почти весь мир. Восемь комсомольцев, все русские, я один -- еврей. Я их одел, купил им инструменты, выучил с ними песни на языке идиш. В 90-е годы ребята получали больше, чем многие знаменитые музыканты. За концерт у них выходило примерно столько, сколько советский инженер получал за месяц! И через год эти восемь русских ребят стали евреями больше, чем сам Ян Табачник!..
-- Как вам удалось, начиная с семидесятых годов, записать одному из немногих украинских музыкантов собственных пять дисков-гигантов для «Мелодии»?
-- Но чего мне это стоило! Первую пластинку я записал в 1975 году в Черновцах. Тогда я был блестящим аккордеонистом! Но как только «Мелодия» решила со мной работать, как в Москве на стол главного редактора фирмы Геннадия Елецкого легла анонимка. Он был в шоке! Позвонил директору украинского отделения «Мелодии» Николаю Кузыку и главному режиссеру Юрию Виннику с возмущением: «Чем вы там занимаетесь?» Стали выяснять и когда дошли до завотделом Черновицкого обкома партии Лопатюка, тот ответил: «Вы запишете ему диск-гигант, а он уедет. И почему именно Табачник должен представлять Буковину?» Елецкий ответил: «Не Буковину, а Советский Союз!» Мои пластинки за рубежом просто разлетелись. Конечно, в лицо никто мне не говорил «жид», но делали так, чтобы я не забывал, кто я такой…
-- Даже, когда стали звездой?
-- Я никогда не думал об этом: звезда я или нет. Просто вставал каждый день и работал. Кстати, музыканты редко становятся звездами. Это слишком тяжелый жанр. Если вокалистов в лицо знают все, то музыкантов -- единицы. Хотя это те волы, на которых держится эстрада. Это как бюстгальтер -- его не видно, но он поддерживает. Я не собирался достигать каких-то высот. Я простой мальчишка из нищей еврейской семьи, прошедший весь путь в искусстве сам. Без «волосатых лап» и протекции. Но я сделал самое главное в жизни -- создал себя.
-- Правительственные концерты были для вас закрыты?
-- Конечно! Все боялись, что я уеду за границу. Глупости! У нас многонациональная страна. Что будет, если мы начнем предъявлять претензии ко всем живущим в Украине? От этого станет лучше жить? Глупости! Я плохой экономист и политик, но я знаю, о чем говорю. Я с мальчишеских лет пронес на своей груди желтую шестиконечную звезду. Ни за что не променяю сегодняшней жизни на прошлую. НИ ЗА ЧТО!
-- Вы долго были невыездным?
-- В этом смысле я был счастливее многих. Меня не пустили только один раз -- в Афганистан. И в третий раз в Чернобыль. Испугались, что слишком много мне потребуется потом давать наград. Наверное, одним из самых счастливых евреев в нашей стране был Иосиф Кобзон, с которым нас связывает многолетняя дружба. Вот он познал уважение к себе и при Советской власти. Не было ни одной горячей точки, где бы он не был. Конечно, его тоже притесняли. Хотя он не любит об этом вспоминать, как и я. И потом, Иосиф всегда был выше этого. А о том, чтобы уехать из страны, не было и речи.
-- Вы тоже об этом не думали?
-- Никогда! Хотя мог это сделать десятки раз! Помню, когда я был на гастролях в Австралии, мой друг умолял меня: «Ну оставайся здесь! Чего ты поедешь домой, ведь у тебя там нет родных. Сколько стоит твоя квартира?» «Две тысячи», -- говорю. -- Еще две -- «Жигули», «четверка», мебель. На пять тысяч наберется». «Знаешь, что, -- сказал мне друг, -- я тебе дам 25 тысяч долларов, только не уезжай». Но я вернулся. Я не могу без Украины.
-- Украина отвечает вам взаимностью?
-- Теперь да. А раньше… Помню, когда я работал в Запорожской филармонии, мы готовили к выпуску программу. Конечно, в ней должен был быть элемент пропаганды. Ставили музыкальную композицию «Дума»: «Ой, на горi та й вогонь горить, а пiд горою козак лежить… » У меня был коллектив из 18 человек. Первая часть «Думы» -- хорал, вторая -- джаз-роковая со страбоскопами, миганием света. Тогда это было страшно модно. Принимать программу собирался художественный совет -- «зондер команден», как я его называл, карательный орган. А заканчивалась «Дума» тем, что казак умирал и его хоронили под крестный ход и колокольный звон. Очень красиво. Концовка привела худсовет в шок! Берет слово один из членов худсовета и начинает кричать: «Мы боремся с национализмом и религиозными забобонами, а вы в это время ставите такую композицию!» Я слушал-слушал, потом говорю: «Меня, еврея, обвинить в украинском национализме!.. Это единственное клеймо, которого на мне еще нет». В общем, крестный ход и колокола убрали. Сомневаюсь, что кто-то из украинцев защищал еврейское искусство больше, чем я -- украинское.
-- Может, вам легче бы жилось, вступи вы тогда в коммунистическую партию?
-- Я все сделал, чтобы этого не случилось. Хотя получить звания, какие я имел, не будучи партийным, -- нонсенс… Я был художественным руководителем коллектива Запорожской филармонии, идеологической организации. В те годы было только два способа поступить еврею в партию -- вылизать всем «задницу» или иметь безупречную биографию.
-- Это вам не подходило?
-- Я и комсомольцем-то не был. Да и в пионеры сам себя принял -- пришел первого сентября, смотрю, все в галстуках -- и я надел. Никогда ничего не делал ради карьеры.
-- Разве родители не учили вас, что это неправильно?
-- Мой отец был умнейший человек. Очень красивый мужчина. В 1933 году он стал чемпионом Бухареста по фигурному катанию. Умница. Когда я уезжал на гастроли, в Россию, отец всегда наставлял меня. Говорил: веди себя красиво, не ешь один, не пей сам (а я был пьющим парнем) и не уводи у своих товарищей баб. Так я и делал. И был желанным гостем везде! У меня было много друзей. А недруги… По крайней мере, мне боялись что-то сказать прямо в глаза -- я был парень с характером.
-- Могли и…
-- А как же! По голове дать мог. В этом отношении я был очень жестким. Но мне никогда не приходилось защищаться. Вот чем бытовой антисемитизм отличается от государственного. При государственном ничего не говорят, но ты все чувствуешь. Я не хочу хныкать, говорить, что меня притесняли. Нельзя быть конъюнктурщиком. Десять лет покоя для евреев в Украине стоит того, что мы все пережили до того…
-- Правда, что ваша ежегодная программа «Честь имею пригласить» на этот раз будет записываться в Москве?
-- Да. И Президент Украины Леонид Кучма дал на это согласие. Я был бы счастлив, если бы на мою программу пришел и Президент России Владимир Путин. Собрать лучших людей двух стран -- высшая честь для программы. Тем более, что я делаю эту программу не по национальным признакам. Я приглашаю людей, перед которыми преклоняюсь, могу снять шляпу. Надеюсь, что приедут Дмитрий Гнатюк, Евгения Мирошниченко, Алла Пугачева, Эльдар Рязанов, Михаил Жванецкий и многие другие выдающиеся люди. Кстати, Михаил Михайлович в свое время уехал из Украины в Россию, в первую очередь, из-за национального вопроса.
-- Значит, в Украине на евреев всегда было давление больше, чем в России?
-- Конечно! Украина всегда была более консервативна. И не только по отношению к евреям. Особенно это чувствовалось в искусстве. Почему я работал в других филармониях? В Черновцах в 1978 году организовали коллектив «Черемош». Директором филармонии был Петр Коваленко, до этого -- секретарь по сельскому хозяйству(!) Новоселицкого райкома партии. Я пришел устраиваться в «Черемош» солистом. Коваленко категорически заявил: «Мы его возьмем, а он завтра уедет!». Год я не мог устроиться на работу в Черновцах. Самое большее, на что я мог рассчитывать, это работать в ресторане. И то по большому блату. Это и есть государственный антисемитизм! Оказывается, была негласная установка завотделом обкома партии Лопатюка. Но я благодарен Коваленко, что он меня в свое время не взял на работу. И в 1979 году я уехал из Черновцов. Помню, перед отъездом я пришел в филармонию попрощаться с друзьями. Мы стояли в вестибюле, курили. Вышел Коваленко и сказал: «Что вы тут делаете? Это не место для курения!» Но мне уже терять было нечего. Я отрезал: «Запомни, я приеду в этот город народным артистом и буду курить уже не здесь, а на сцене»… Прошло десять лет. Я вернулся в Черновцы народным артистом и неделю давал аншлаговые концерты. И на самом первом концерте я вышел на сцену и… закурил!