Вспоминает бывший советский разведчик, который сегодня освоил профессию… бродячего музыканта, чтобы собрать средства на издание своих мемуаров
Вскоре исполнится 40 лет Карибскому кризису. Тогда отношения между Москвой и Вашингтоном обострились до такой степени, что достаточно было небольшой ошибки с той или другой стороны, чтобы уничтожить все человечество. Официально началом кризиса стало решение Советского Союза защитить Кубу от вторжения со стороны США и поставить на остров свои ракеты. В течение лета 1962 года советские суда доставляли на Кубу ракеты среднего радиуса действия, способные поразить все крупные города восточного побережья США. Штаты в ответ привели в полную боевую готовность свои ракетные комплексы. За их перемещением в странах Западной Европы наблюдал и офицер разведывательно-диверсионный школы Главного разведывательного управления (ГРУ) Министерства обороны СССР Виктор Маршалов.
С некоторых пор Виктор Маршалов -- пенсионер. Он живет в Житомире, пишет книги о своей бурной молодости (»Спецназы «Карибы», «Анадырь» и другие), издает их за собственный счет, а чтобы хоть как-то свести концы с концами, освоил профессию бродячего музыканта и… поет в столичном метрополитене. Виктору Пантелеевичу 61 год, он полон сил и энергии. Маршалов лично знаком с бывшим советским разведчиком Владимиром Резуном, более известным как Виктор Суворов, и собирается написать его биографию.
На вопрос, не мечтал ли он в детстве стать разведчиком, Виктор Пантелеевич отвечает отрицательно. Его отец до войны работал начальником станции Харьков--Сортировочная, а мать была домохозяйкой. Витя с детства активно занимался спортом, как все мальчишки того времени, играл в войну и питал особое уважение к военным. Но, окончив среднюю школу, поступил… в кулинарный техникум.
-- Я вырос на гнилой картошке и свекле, -- объясняет он свое решение. -- За первые 18 лет своей жизни съел не больше килограмма сахара, а о меде только слышал. Отца через несколько лет после окончания войны перевели на станцию Тройчатое, расположенную в 75 километрах от Харькова. Там я и заканчивал сельскую школу. Когда шел босиком получать аттестат зрелости, на дороге была грязь по колено.
На втором курсе Виктора послали на практику в Алушту, в ресторан «Поплавок». Однажды он лежал на пляже и услышал голос Шульженко. Голос певицы звучал… из-под одежды расположившегося рядом мужчины. Заметив интерес Виктора, тот достал из-под рубашки небольшой радиоприемник и протянул его парню.
-- Сегодня такой техникой никого не удивишь, а тогда это было похоже на чудо, -- улыбается Виктор Пантелеевич. -- Пока я вертел приемник в руках, пытаясь понять, как он устроен, незнакомец взял в руки продолговатую гальку и ребром ладони разрубил ее пополам. С той поры мы стали встречаться на пляже. Он расспрашивал меня о семье, о планах на будущее. Узнав, что хорошо знаю немецкий, посоветовал изучить его еще лучше.
Когда Виктор поведал своему новому знакомому, что его отец прошел войну от Сталинграда до Берлина, тот объяснил, что старшее поколение отстояло Родину от фашистов, но сегодня появились новые агрессоры -- американцы, и теперь такие молодые люди, как Виктор, должны ее защищать. Виктор согласился, и вскоре попал, по его словам, «в настоящее осиное гнездо» -- на полугодичные курсы одного из учебных подразделений ГРУ. Официально он в это время находился в больнице на обследовании. После окончания курсов вернулся в техникум.
-- Незадолго до Карибского кризиса в Советском Союзе было открыто восемь разведывательно-диверсионных школ (РДШ), над которыми шефствовало ГРУ, -- рассказывает Виктор Пантелеевич. -- Мне дали возможность закончить кулинарный техникум, а затем призвали в армию. Вначале я попал в инженерный батальон, где освоил две специальности -- сапера и водителя гусенично-минного заградителя. А затем меня перевели во вновь открытую РДШ, которая официально относилась к парашютно-десантным войскам, а на самом деле готовила специалистов по выявлению американских ракетно-тактических комплексов (РТК) «Литтл Джон», «Онест Джон», «Поларис» и «Редстоун». Именно эти комплексы были размещены в четырех странах Западной Европы и при дальности полета 2000 километров вполне могли оставить от Москвы даже не мокрое, а просто пустое место.
Знания немецкого Виктору не понадобились -- ему в срочном порядке пришлось осваивать английский язык. Одна из записных книжек, которые он вел в РДШ, сохранилась (на фото). Виктор позволил снять только ту страницу, на которой изображены погоны американских солдат и офицеров. У всех курсантов в РДШ были клички. Виктора называли «Зубром». Никакого отношения к внешности клички не имели и давал их инструктор, исходя из только ему понятных соображений. Чтобы разведчики наглядно представляли себе, что такое ракетные комплексы США, им показывали фильмы под грифом «Только для адмиралов и старших офицеров штабов и управлений разведки».
-- Размещенные в Западной Европе американские РТК отличались мобильностью и полной автономией, -- продолжает Маршалов. -- Это была гигантская колонна автомобилей, включающая в себя, кроме самих ракет, службы энергообеспечения и связи, радарные и азотные установки. В случае необходимости колонна, как змея, сворачивалась в кольцо и через четыре часа могла дать первый боевой залп. Наша задача заключалась в том, чтобы «засечь» этот момент и сообщить координаты РТК в Москву.
-- А если бы Советский Союз накрыл комплекс, который вы «опекали», баллистической ракетой?
-- Мы бы взлетели на воздух вместе с комплексом, -- пожимает плечами Виктор Пантелеевич. -- Отправляясь на задание, все прекрасно понимали, что идем на верную смерть. Мы работали в Европе и во время кризиса, и после него. Для нас не было никакой разницы, ссорятся или мирятся Советский Союз и США. Если диверсанта обнаруживали на территории чужого государства, ему оставался только один выход -- самоубийство. А во время Карибского кризиса мы по двое-трое суток проводили в полном боевом снаряжении в самолете, готовом в любую минуту подняться в воздух.
Существовало несколько способов переброски разведчиков через границу -- на самолетах, на подлодках и пешком. Те, кто должен был работать в Турции, кроме парашютного спорта, осваивали альпинизм. Диверсионной подготовкой разведчики занимались в военных частях СССР. Польза была двойная: «лазутчики» оттачивали мастерство, а советская армия проверялась на «вшивость».
Правда, бывали и накладки. Часовой, к примеру, не зная, что шпион не настоящий, оказывал бешеное сопротивление и иногда погибал. Правда, такое случалось крайне редко, поскольку разведчиков в РДШ на тренировках гоняли до седьмого пота и сдирали с них не семь, а семьдесят семь шкур. После того, как во время учений на Дальнем Востоке эрдээшник разворотил пехотному лейтенанту челюсть, разведчикам категорически запретили брать в «плен» офицеров.
Виктор Маршалов побывал в трех европейских странах, и никаких «нештатных ситуаций» с ним не случилось. Во многом благодаря профессионализму разведчика. Как только Виктор -- командир разведгруппы -- оказывался на чужой земле, он включал специальный передатчик и поворачивался на 360 градусов. Сигнал был слышен за пять километров, подчиненные его «засекали», и через 10--15 минут все собирались в условленном месте. Связь с центром занимала обычно несколько секунд.
-- Только в армии я понял, почему мы так бедно жили, -- признается Виктор Пантелеевич. -- Все силы и средства СССР уходили на военку. Такую аппаратуру, какая была в РДШ, я увидел только через 30 лет, когда работал тренером ДОСААФ по радиоспорту. Подготовленную мной радиограмму радист «перегонял» на фотопленку, прокалывая ее специальным устройством, и получалось нечто вроде перфоленты. Она вставлялась в приставку к радиостанции и, как только связь с центром устанавливалась, сообщение мгновенно улетало в эфир. Лента длиной 70 сантиметров проскакивала через передающее устройство за 3,5 секунды! За такое время запеленговать нас было невозможно.
Предварительные координаты американского ракетного комплекса разведчикам обычно давали с точностью от 200 до 300 километров. Колонна РТК на марше представляла собой внушительное зрелище, однако следить за нею было нелегко: слева и справа в пяти километрах от дороги шныряла охрана, по второстепенным трассам носились вездеходы контрразведки. Советским лазутчикам чаще всего приходилось передвигаться ползком.
-- Самое главное заключалось в том, чтобы определить момент, когда колонна начнет сворачиваться в кольцо, -- рассказывает Маршалов. -- В таких случаях гул затихает, всякое движение прекращается. Но ведь колонна может и на отдых остановиться, а права на ошибку у нас не было. В таких случаях мы добрым словом вспоминали тех, кто учил нас сливаться с местностью и вести наблюдение за противником в любое время года.
В РДШ Виктор Маршалов прослужил два года и в 1963 году демобилизовался, подписав бумагу, что будет молчать о том, где служил и чем занимался, в течение 25 лет.
-- Молчание затянулось на долгих 30 лет, -- вздыхает Маршалов. -- Если бы не перестройка, никто бы до сих пор не узнал о том, что Карибский кризис -- это не только Куба, но и целый ряд стран Западной Европы, где в это время работали тысячи дипломатов, разведчиков и военных специалистов. Когда у меня случился инфаркт, я понял, что пора рассказать правду, и взялся за перо. Свою первую книгу «Спецназы «Карибы» я отослал через кубинское посольство Фиделю Кастро. В ответ получил от него письменное приветствие на испанском языке.
-- Как вы познакомились с Виктором Суворовым?
-- Я поблагодарил его в своей книге за то, что теперь тоже могу написать правду о советских разведчиках. Вскоре мне позвонила мать писателя, Вера Спиридоновна Резун, и пригласила в гости. С ее сыном мы общаемся по телефону, когда я приезжаю к Вере Спиридоновне на ее дни рождения.
Виктор Пантелеевич 20 лет проработал преподавателем в интернате для глухих детей и сегодня гордится тем, что изобрел устройство, с помощью которого глухие ребята могут участвовать в радиоигре «Охота на лис». Он также написал научную работу о том, как подготовить глухих детей к работе монтажниками радиоэлектронной аппаратуры.
-- А почему теперь вы стоите в метро с протянутой рукой?
-- Пишу пятую книгу «Инкубатор», а средств на ее издание нет. Между прочим, еще в 1995 году, когда Украину сотрясала инфляция, я повредил руку и не мог работать. На мне висели долги за первую книгу. Вот я и решил зарабатывать деньги в киевском метро. Пел народные песни и частушки. Потом по совету добрых людей купил детское пианино на батарейках, позднее переключился на сопилку и флейту. Народ у нас отзывчивый, тем более, что на коробке для подаяний я написал, что деньги мне нужны на издание книги. Однажды какой-то парень дал мне пакетик и сказал, что это доза, которая стоит 10 долларов. Как только он удалился, я выбросил наркотик от греха подальше.