Народная артистка СССР в Киеве представляла книгу своего мужа Котэ Махарадзе «Репортаж без микрофона»
Киевский гостиничный номер Софико Чиаурели и Котэ Махарадзе благоухал розами и духами «Danhil Desare». Их густой и терпкий запах очень шел к образу знаменитой актрисы. Софико была по-грузински гостеприимна и по-женски непостижима. Она сидела в мягком кресле и немного лениво обмахивалась светлым с черными кончиками веером. Черный бархатный костюм (кстати, сшитый самой Софико) очень шел ей. А тяжеловесное украшение в виде большого креста говорило о своеобразном и безусловно изысканном вкусе его хозяйки. Не было только маленькой шапочки в форме тюбетейки, которой Софико сразила украинских журналистов, представляя книгу своего супруга Котэ.
-- София Михайловна -- можно так к вам обращаться?
-- Лучше Софико. Это то же самое, что и София. Только в Грузии «ко» считается ласкательным добавлением -- Верико, Софико. Родители называли меня только Софико. Кстати, с моим именем связана очень интересная история. Я родилась 21 мая, в день святой Елены. Мама хотела назвать меня в честь святой, а отец решил дать мне имя своей матери -- София. Между ними разгорелся спор, они никак не могли решить, как меня назвать. Мне уже исполнился месяц, а я все без имени. И вот папа решил написать на маленьких бумажках имена София и Елена. Бросил бумажки в шапку, поднес ее мне и запустил туда мою ручку. Я сама пальчиками достала бумажку, где было написано София.
-- Принято считать, что в Грузии все старинные фамилии корнями уходят к Багратионам.
-- Это действительно тысячелетняя, очень знаменитая династия. Может, и мои там корни есть, но прямые -- вряд ли… Боже, какая тут жара! Можно, я кофту сниму?
-- Да, пожалуйста. Вы ведь должны быть привычны к жаре?
-- Нас в Тбилиси уже так заморозили… А что вы думаете -- поживите-ка без газа и света. Мы называем себя спартанцами.
-- Гражданская война задела вашу семью?
-- Она всех задела -- иначе и быть не могло. Я жила в это время в Тбилиси, никуда не уезжала. Мой старший сын был в первых рядах. Было очень страшно. Наш дом находится на горе раздумий, в центре Тбилиси. Рядом стояли три пушки, нацеленные на нас. Но, слава Богу, мы живы. Помню, когда внизу гремели выстрелы, я брала старинный бинокль, еще отца, и бежала на верхний этаж дома смотреть, что там с моим сыном. Да ну, лучше не вспоминать те времена…
-- Расскажите легенду, связанную с вашим домом…
-- Да вы ее тоже знаете. Мой отец впервые поцеловал маму на том самом месте, где теперь стоит наш дом. Он пообещал ей тогда, что построит дом. И сдержал слово. Строил несколько лет. Все своими руками. Отец был уникальным, талантливым человеком. Мастер золотые руки. Скульптор, художник, актер. Первым в Тбилиси организовал рабочий театр, потом театр музыкальной комедии. Уникальный человек! А уже потом стал режиссером. Так вот, он собственноручно построил двухэтажный дом. Даже лестницы сделал своими руками. На первом этаже сделал мастерскую для себя. Чтобы туда проникало побольше света, потолок выложил прозрачной мозаикой. Потрясающий вид! Помню, маленькой девочкой я любила забираться на второй этаж, ложиться на это стекло и оттуда, сверху, наблюдать, как папа работает. На втором этаже было три спальни. В мастерской он ваял, лепил, рисовал. Что мне запомнилось с тех лет -- я никогда не видела бездействующих папиных рук. Они все время что-то делали, и из-под них выходило золото.
-- Вы помните тот момент, когда осознали, что ваша мама, Верико Анджапаридзе, -- великая актриса?
-- Такого момента не было. Для меня мама была только мамой. Помню, девочкой я ненавидела ее профессию и театр. Считала, что он отнимает у меня маму. И никакого удовольствия от осознания, что моя мама -- великая актриса. Подсознательно я, конечно, видела, что перед ней преклоняются, ее обожают. Но больше, между прочим, у меня это чувство связано с отцом. Папа снимал фильмы в Москве, три из них посвятил Сталину. Мы часто подолгу жили в Москве. У меня было такое ощущение, что после Сталина отец -- второй человек в стране. Перед ним раскрывались все двери, он сидел в ложе Сталина, все преклонялись перед ним.
-- Папа был дружен со Сталиным?
-- Он был хорошо с ним знаком. Был тамадой на застольях у Сталина. Папа играл на всех инструментах, пел. У него был потрясающий голос. И Сталин, когда у него бывали гости, особенно зарубежные, всегда приглашал отца… Нет, я никак не могу устроиться. Знаете, последнее время у меня стало плохо с ногой. Млеет. Ничего, сейчас разотру. (Чиаурели пересаживается в мягкое кресло, вытягивает ногу, начинает ее массировать, чувствуя облегчение. -- Авт. )… Так о чем я говорила?
-- Вы были знакомы со Сталиным?
-- Нет, единственное, что я помню, -- это парады на Красной площади. Папе всегда давали пропуск, и мы стояли совсем близко от Мавзолея. Я во все глаза смотрела на Сталина. Я обожала его! Да что вы?! Когда мне сказали, что умер Сталин, у меня было ощущение, что все кончено! Что солнце не взойдет, жизнь остановится. После смерти Сталина отцу поручили снять о нем фильм. Он взял меня с собой. Это был 1953 год. Мы поехали в Белые столбы, куда приходил материал о Сталине со всего мира. Ничего подобного я не видела! Понятно, что в Советском Союзе люди переживали его смерть. Но Африка! Были кадры, где чернокожие бились головой об землю, когда узнали, что Сталин умер. Это была всемирная трагедия! В него верили, как в Бога. Особенно простой люд. Каждый год в марте после войны было понижение цен. В столовых давали бесплатно сахар, масло, соль, хлеб. Все это было, когда я училась в институте в Москве. Моя стипендия -- какие-то копейки. Мне помогал папа, присылал деньги. Когда это случалось, я собирала весь курс, и мы шли кутить в ресторан. Денег хватало на неделю. После этого питались в столовой. Зато до сегодняшнего дня помню вкус хлеба, намазанного горчицей и посыпанного солью. Это как прекрасное воспоминание юности!
-- Карьера актрисы была вам уготована с детства?
-- Что вы! Когда мои родители узнали, что я хочу стать актрисой, они пришли в ужас! Даже предположить такого не могли. А я, закончив школу, торжественно объявила, что еду в Москву сдавать экзамены в ГИТИС. Мама, заламывая руки, спрашивала: «Ну почему ты нам с отцом раньше об этом не сказала? Ну прочти хоть одно стихотворение!» А я: «Ничего читать вам не буду. » И поехала в Москву. Сдала экзамены одновременно в два вуза -- ГИТИС и ВГИК. И в оба прошла. Мама с папой были счастливы, что я не опозорила их фамилии. Они страшно волновались! Ведь я ни в каких студиях не училась… Нет, я должна открыть окно, мне жарко. (Софико открывает настежь окно и снова садится в кресло. Неуловимым движением вынимает откуда-то светлый веер, раскрывает его и, грациозно помахивая им, садится в кресло, довольная. -- Авт. )
-- Неужели даже в школьном театре не играли?
-- Боже упаси! Я ненавидела все эти кружки! И никогда в них не участвовала. Поэтому мои родители были в ужасе. Они и представить себе не могли, что я стану актрисой. Правда, мама рассказывала, что когда мне было лет шесть, я играла в театр. У нас был большой дом, к которому вела красивая лестница. Там я и устраивала театр. Все мальчишки и девчонки с нашей улицы сидели на ступеньках, а я была единственной актрисой. Все время играла одну и ту же роль. Как будто я на войне и меня окружают немцы. Вдруг я трагически вскрикивала: «О, немцы пришли!» В тот же момент меня убивали, и я падала. Во втором отделении я оживала, и все начиналось сначала: «Немцы, немцы идут!» Я падала и умирала. Мама смотрела на это и думала: «Боже, какая у меня бездарная дочь!» А я была счастлива! Еще и оттого, что мама давала мне надевать свои красивые платья и шляпы. Каждое действие длилось пять минут. Потом был перерыв, чтобы я успела сменить наряд. В одном и том же я не могла играть. Ну что вы! Я умирала в пяти шляпах и пяти платьях.
-- В Киеве вы часто вспоминаете Параджанова?
-- Конечно! Помню, как он меня все время таскал по церквам. В Лавру. Как мы сидели у него дома. Как гуляли по Крещатику. Как он влюблял меня в этот потрясающий город. Я все помню. Он был и правда гением. Женщины были от него в восторге.
-- Он вам делал безумные подарки?
-- Конечно! Расскажу один случай. Его же бесконечно сажали в тюрьму, то за одно, то за другое. Он сидел в Украине и один раз в Грузии. Как раз в то время я была депутатом Верховного Совета СССР. Все сделала для того, чтобы его выпустили из тюрьмы. И, помню, что когда уже подписали документ, что его выпускают, было три часа ночи. К нам кто-то стучит в дверь. А у него была привычка приходить к нам после трех часов ночи. Если в это время раздавался стук, мы знали, что это Параджанов. Тут стук в дверь, и я думаю: «Неужели Сережа уже вышел?» А я знаю, что его должны через дня два выпустить. Мы открываем дверь, стоят два армянина и держат в руках огромное зеркало. Огромное! Я спрашиваю: «Что это?» Они мне: «Это вам Сережа Паражданов прислал». Прямо из тюрьмы! Оказывается, он позвонил своим каким-то знакомым и сказал, чтобы сегодня же в любое время мне принесли это зеркало. Оно стоит у меня до сих пор. Потрясающее! Да, он делал мне массу подарков! Какие-то сумочки, кольца. Мог мешками воровать вещи. А сидел он тогда за спекуляцию. Выступая в суде, я говорила: «Вы знаете, что такое спекуляция? Это когда человек покупает за пять рублей, а перепродает за десять. А Параджанов делал наоборот. Он просто дарит эти вещи. Или продает за два рубли, или за рубль». Но его не понимали. В Украине к нему относились просто ужасно.
-- Вы славитесь своими украшениями.
-- Я люблю большие украшения. Этот крест я купила в Грузии. А бусы сама нанизала. Люблю все делать сама. Шью, вяжу. Все, что ношу, делаю сама. И времени на все хватает. Главное -- хотеть.
-- Да вы идеальная жена!
-- Думаю, да. Но об этом лучше всего у Котэ спросить.
-- Все равно в грузинских семьях правит женщина.
-- Конечно! У нас матриархат. Нет такого, чтобы мужчина правил. Есть семьи, в которых всеми делами заправляет бабушка. Она и самая почитаемая. Это традиция.
-- У вас потрясающее кольцо на правой руке…
-- Его подарили мне грузины в Аргентине. Они пришли ко мне за кулисы после концерта, вернее, прорвались, сказав, что являются моими давними поклонниками, и подарили это кольцо. Камень -- золотистый топаз. Это было лет пятнадцать назад. Я его никогда не снимаю. Оно стало для меня амулетом. А это (большое серебряное кольцо с изогнутыми краями, украшенное россыпью из прозрачных камней. -- Авт. ) -- Сваровски. Вот этот браслет -- серебряный. Очень интересная вещь. Возьмите, посмотрите. (Серебряный плоский не очень толстый браслет с причудливыми завитками. -- Авт. ). Это подарок Параджанова, браслет сделан из вилки! Надо же было придумать такое! Представляете? Я его никогда не снимаю.
-- Муж вас балует подарками?
-- Муж дарит мне животных -- осликов, ежей, павлинов. Все подарки мы потом передаем в Тбилисский зоопарк. У нас там есть отдельный вольер, на нем табличка, что все эти животные принадлежат Софико и Котэ. Но самый неожиданный подарок Котэ сделал, когда на мой юбилей он вывел на сцену павлина. И представьте себе, именно в этот момент павлин раскрыл крылья и полетел! По-моему, счастливее меня тогда не было женщины!.. Скажите, а Рома Балаян сейчас что-то снимает? Он прислал мне на творческий вечер шикарные цветы, но сам прийти не смог. Заболел…
-- По-моему, последнее время он больше продюсирует. В Украине редко снимается кино. Как, наверное, и в Грузии.
-- Да, везде одинаково. Поэтому я сейчас играю в театре. Это мой домашний театр. С ним мы, кстати, собираемся приехать на гастроли в Киев. Мы назвали его «Верико», в честь моей матери. Его художественный руководитель -- Котэ Махарадзе.
-- Вы ведь лауреат премии имени своей мамы?
-- Да, и многих других. Имени Шота Руставели, Котэ Марджанишвили, есть у меня и Государственная премия. Да какой от них толк?
-- Деньги-то давали.
-- Ни черта не давали! В том-то и дело. Если бы давали, еще бы ничего. Правда, за Шота Руставели дают грант. Копейки -- пятьдесят долларов. Но ежемесячно до конца твоих дней.
-- Сыновья пошли по вашим стопам?
-- Младший стал актером, но кино сейчас нет, поэтому он не снимается. А старший -- художник. Очень талантливый. В дедушку пошел. Даже внешне -- голубоглазый красавец. Да еще и блондин. Ему все предлагают в кино идти.
-- Грузин и блондин?
-- Знаете, настоящие блондины -- голубоглазые и золотоволосые. Чистокровные грузины.
-- Значит, вы не чистокровная грузинка -- у вас глаза карие.
-- Нет, я чистокровная. Я была настоящая блондинка. Очень яркая.
-- И долго за такой красавицей ухаживал Котэ?
-- Да, по-моему, лет десять он вынашивал эту идею. Потом это вдруг вырвалось. А я долго не сдавалась. Он посылал мне цветы, какие-то подарки. Гранатовые кусты. А я не могла понять, что на самом деле происходит! Я его знала, но мы были знакомы как актеры. И я никогда в жизни не думала что-либо менять. У меня была семья, дети. Но потом вот…
-- После чего вы сдались?
-- После спектакля. Мы сыграли любовную пару в «Уриэле Акоста»… Тогда я и погибла. Сценический роман перерос в жизнь. Но, конечно, не так сразу и не все было усыпано розами. Было сложно. Не хочу ворошить неприятные воспоминания.
-- Как-то Котэ Махарадзе сказал: «Я не муж Софико, я ее любовник… »
-- Да, знаю. И это правда. Мне часто говорят: «Можно позавидовать вашим отношениям». И я неизменно отвечаю: «Да, можно!»